Ричард Дейч - Ключи от рая Страница 69

Майклу хотелось остановить это самоистязание. Симон убивал себя, рассказывая о прошлом. Но Майкл не мог подобрать нужные слова, от сострадания у него перехватило горло.

— Следующие четыре месяца я потратил на то, чтобы выследить сукина сына, который изуродовал мою мать. В конце концов, я отыскал его в одной дыре в Риме, где он спрятался. Я связал его и пытал до тех пор, пока он не объяснил мне причину своего поступка. Он сказал, что хотел узнать тайну. Якобы он тогда как раз обрел своего бога и решил посвятить ему всю жизнь, как это сделала мать. И ему нужно было выведать у нее секрет, который сделал бы его «божество» великим.

Мать отказалась ему отвечать, и тогда он ее изнасиловал. Она продолжала молчать, и он схватил нож и изрезал ее перевернутыми крестами. Мать все равно не издала ни звука — поэтому он стал выжигать кресты. Снова и снова, пока не покрыл ими все ее тело. Число его бога: шестьсот шестьдесят шесть.

Майкл не мог прийти в себя от ужаса. За свою жизнь ему довелось повидать немало страшного, но только со стороны. А это… Впервые он видел, какое действие жуткие события оказали на близких жертвы, на тех, кто остался в стороне.

— Меня не остановило то, что чудовище когда-то нянчило меня в своих руках. Оно перестало быть моим отцом, человеком, который меня воспитал, единственным мужчиной, которого любила моя мать. Его обуяли силы, понять которых я не мог, да и не хотел. Я мог думать только о том, что этот человек сделал с моей матерью, с женщиной, которую называл своей женой. Меня арестовали за убийство. Мне тогда было всего шестнадцать лет, судья сжалился надо мной, заявив, что у меня случилось кратковременное помутнение рассудка. Однако на самом деле ни о каком безумии не могло быть и речи. — Впервые за весь вечер Симон посмотрел Майклу прямо в глаза. — Я полностью сознавал, что именно делаю.

Когда я вышел из тюрьмы, мне было девятнадцать. Отца моего не было в живых, моя мама… Она предпочла семью Богу и была наказана за это. Когда я попал за решетку, ее рассудок рассыпался, точно так же, как и ее семья. Мать могла думать только о бегстве из этого мира, чтобы можно было обрести мир на небесах. Она повесилась перед самым моим освобождением.

Известно ли тебе, что самоубийство является тягчайшим грехом? Церковь отказывается хоронить самоубийц. Мать была погребена как нищенка, без благословения церкви. Всю свою жизнь она посвятила служению церкви, а церковь отказала ей в вечной жизни после смерти.

У меня не осталось ничего: ни семьи, ни дома. Я отправился забирать свои пожитки из того места, которое когда-то называл своим домом…

— В Ватикан, — вставил Майкл.

— Священники сжалились надо мной, — продолжал Симон так, словно Майкл его не прерывал. — Предложили мне остаться у них, искать утешения в Боге. Но я решил по-другому. Завербовался в итальянскую армию, прошел специальную подготовку. По словам офицеров, у которых я обучался, у меня имелись прирожденные способности, нужно было лишь отточить их до безупречности. Мне пришлось много поколесить по свету во имя мира, но то, чем я занимался, было отнюдь не мирным. Каждое совершенное мной убийство становилось очередным очищением рассудка, души. Всякий раз, нажимая на спусковой крючок или вонзая нож, я видел перед глазами лишь отца, а не лицо жертвы. Командиры уверяли, что я убиваю, защищая свою родину, но они ошибались: на самом деле я занимался этим для того, чтобы спастись от безумия. Но после двух лет службы в армии все осталось как прежде; убийства, которые я совершил, не принесли избавления от нескончаемого кошмара. Я ни на минуту не мог забыть изуродованное тело матери, ее покалеченную душу. Я попросил об отставке, и моя просьба была удовлетворена.

Наступившую тишину нарушал лишь монотонный вой реактивных двигателей.

— Я вернулся в квартиру матери в Ватикане. Меня разыскали священники, с которыми мать была когда-то близка. Они хотели узнать, не требуется ли мне какая-нибудь помощь. Им было прекрасно известно все, что я совершил — не только со своим отцом, но и во время службы в армии. Они чувствовали себя в ответе за меня — в свете того, что церковь отвернулась от моей матери, и ей пришлось обрести покой в неосвященной могиле. Отпустив мне все грехи, эти церковники начали встречаться со мной все чаще и чаще. Они стали моими единственными друзьями. С их помощью я обрел работу, дом и то, что заменило мне семью.

Эти священники в течение многих лет работали с моей матерью. Они входили в небольшую группу людей церкви, которые подчинялись непосредственно Папе Римскому. Хотя это не предается огласке, в последнее время резко возросло количество преступлений против церкви. Причем не только тех, что порождены алчностью и ненавистью, но и таких, целью которых является разрушение самих основ католицизма. Так вот, эти священники сделали мне одно предложение, предупредив, что от меня потребуется полная отдача на протяжении всей жизни. Они предостерегли, что с этой дороги, для которой я подходил как никто другой, свернуть будет уже нельзя. Я дал согласие принять на себя эти обязанности, но при одном условии: моя мать должна была получить особое прощение…

Ее перезахоронили по христианскому обычаю. В церкви. Панихиду отслужил сам понтифик.

Симон повернулся к Майклу: он больше не смотрел внутрь себя, переживая заново все страдания своей мученической жизни, а обратился лицом к окружающему миру. Показав себя человеком ранимым, вызывающим жалость, Симон теперь снова стал тем, кого Майкл впервые увидел в своем доме: уверенным в себе, решительным, непоколебимым.

— В моем новом ремесле мне позволяется пользоваться любыми методами, которые требуются для достижения цели — для защиты церкви. Я стал человеком, которому доверены самые сокровенные тайны, Майкл. Хранителем всего того, о чем ты не хочешь знать.

Реактивный лайнер вспарывал ночное небо, а далеко внизу его черная тень стремительно мчалась по залитым лунным светом океанским волнам. Близился рассвет. В полумраке салона гул двигателей звучал подобно завыванию сирен. Симон крепко спал, судя по всему измученный рассказом о своем страшном прошлом. Майклу, напротив, сон не шел: он боялся кошмаров, в которых ему вернутся ужасы, только что увиденные глазами Симона. Неужели можно было сохранить рассудок после такого чудовищного детства? Но по крайней мере, ему стал понятнее человек, который сейчас сидел рядом с ним. Подозрения насчет того, что Симон способен совершить убийство, получили подтверждение. Однако вопрос о здравости рассудка Симона оставался открытым. Майкл и прежде уже задумывался о том, как воспринимает реальность его новый товарищ; и сейчас, не только судя по поступкам Симона и его прошлому, но и принимая в расчет очевидное психическое расстройство обоих его родителей, он приходил к выводу, что сумасшествие Симона является более чем вероятным.