Новогодний сюрприз - Анастасия Сергеевна Васильева Страница 7

чтоб ребеночка своего от чужого мужика, пристроить, а потом, еще выяснилось, что она и с братом его спала, и с дядькой. Гони ее в шею! – никак не могла успокоиться Баба Нюра, – и главное, вторая за неделю! То три года никого не было, пусто – хоть шаром покати, а то как мухи послетались, да что там мухи? Это ж бычьи слепни, Гришенька, всю кровь из тебя высосут и опять ни с чем оставят, одумайся!

– Я что-то не поняла, а вторая кто? – переводя изумленный взгляд с Гриши на Бабу Нюру спросила удивленно Анжела.

Гриша про себя молился, чтоб Пахомов срочно вызвал его на ферму, эти женские разборки начинали приобретать опасный характер, тем более, что яичной атаки ему чудом удалось избежать, дважды так за день повезет вряд ли.

– Ой, мы ее тут всем селом Долгоносиком прозвали, – захохотала смачно Баба Нюра, усаживаясь на стул. И, старушка начала показывать на себе размеры носа той второй, которой так заинтересовалась Анжела, но вдруг стушевалась, перекрестилась на образа, висящие в углу, – Господи, прости душу грешную, на себе ж показывать нельзя! А то вдруг такой же вырастет, как хоронить-то будут? В гроб не влезу! – и она снова залилась веселым смехом. По ходу этого монолога, настроение ее явно улучшалось.

– Как козичка на каблуках прискакала, в дом влетела, все щебетала, щебетала, увивалась вокруг Гришеньки, это он малахольный, сказки ваши слушает, а у меня не забалуешься, я ваши истории заранее знаю, сама молодой женщиной была когда-то. Весь ее Луи Пардон разукрасила такими же вот яйцами, ох она визжала, как ужаленная. До самой машины ее провожала, – и тут вдруг веселье сошло с лица Бабы Нюры, – это сколько ж я яиц на вас, проституток, перевела за неделю?! – и она схватилась за сердце.

– Анжела, там в шкафу на верхней полке «Валокордин», накапай скорее тридцать капель. Пойдем, Баб Нюр, на воздух, – и воспользовавшись удобным случаем, Гриша поспешил вывести старушку из дома.

– Я из ее рук пить ничего не буду, – крикнула из сеней Баба Нюра, – отравит меня, никто за тебя не заступится!

Анжела стояла в замешательстве, как угодно она представляла себе эту встречу, но даже в самом страшном сне не могла и вообразить такого приема. Волосы слиплись от засыхающих яиц, ладони чесались от уже присохшей корки, а под ногами хрустела раздавленная скорлупа.

– Неужели Милка меня опередила? Носатая-то это точно она, больше некому. Я бы знала, если б там еще кто-то маячил на горизонте. Вот стерва хитрая! И когда она только успела? – одна за другой проносились мысли в голове у Анжелы, – что ж мне так не везет-то в последнее время?

День клонился к закату, дотошная мошкара роилась у оконных рам в поисках живительного света, а солнце, огненным шаром садилось за горизонт озерной глади. Анжела стояла и любовалась в окно этим непривычным для нее пейзажем. Руки невольно катали яичную пленку и стряхивали на пол. Жизнь ее за полгода перевернулась с ног на голову. Несчастный случай с Потаповым, попытка навести мосты с его закадычным другом, Инокентием Липковским, провалилась с треском – Кеша любил жену и ставить под угрозу свое семейное счастье ради интрижки с Анжелой наотрез отказался. Деньги таяли на глазах. Львиную долю средств Гриша уже давно вывел с их общего счета, но она так рассчитывала на доходы Льва Палыча, что поначалу просто махнула на это досадное недоразумение рукой. А тут бывшая жена и дети Потапова прикарманили все его наследство, и Анжела осталась с носом, только подаренные ювелирные изделия имели хоть какую-то ценность, да и те она практически все продала. Последним спасательным плотом, удаляющим ее от берегов нищей жизни, был Гриша, все еще ее муж.

– Эх, хорошо, что мы тогда сразу улетели с Левой на Мальдивы и я так и не дошла до ЗАГСА, как чувствовала, что надо подождать с разводом. А Заметайкин молодец, не пошел ко дну, вон как развернулся, ферма у него, ларьки с молочной продукцией, этот нигде не пропадет, не смотри, что из деревни, а палец в рот не клади!

– Анжел, пойдем, я тебе покажу где у меня тут душ, а то ты вся в яичной скорлупе – улыбаясь проговорил Гриша, с полотенцем в руках.

– Кто эта женщина?

– Да ты не обижайся, это Баба Нюра, тетка моя – сестра матери. По дому помогает, она хоть и в преклонных летах уже, а я без нее как без рук.

– Да я уж заметила, страшная женщина, я думала она меня убьет.

– Ну это ты махнула. Она с виду такая грозная, а на самом деле – золотой человек!

– Гриш, можно я сегодня у тебя останусь? Стемнело уже, а до Москвы прилично добираться. Я что-нибудь на ужин приготовлю, посидим, вспомним былые времена. У меня там в машине бутылочка красного, твоего любимого.

– Ты давно готовить-то начала? На сколько я помню, ты либо в ресторанах питалась, либо доставку заказывала – ухмыльнулся Заметайкин.

– Скажешь тоже! А как же завтраки в постель, а на Новый год, помнишь у нас компания собиралась?

– Это когда от твоего оливье очередь в туалет была длиннее чем в мавзолей в советские годы? – подколол Гриша.

– Ну знаешь ли, Заметайкин, – недовольно фыркнула Анжела, на тебя не угодишь!

–Зато ты жене Метелкина тогда угодила, помнишь, Толян напился еще до боя курантов, закусил твоим оливье и прочистился так, что в Новый год вошел свежим как огурчик.

Анжела не выдержала и тоже рассмеялась. – Гришка, что ж мы семью-то такую просрали? Ты посмотри сколько у нас счастливых моментов было!

– Иди мойся – только и сказал ей в ответ Гриша.

Глава 6 Тяжелые думы

Романтического вечера не получилось, как Анжела не старалась. В самый неподходящий момент опять заявилась Баба Нюра, только уже с клюкой и компрессом на голове и сопроводила ее ночевать в свою избушку на другом конце деревни. Поток нравоучений лился полночи, жесткая раскладушка с периодически подгибающейся ножкой делали обстановку невыносимой. Баба Нюра то бранила ее, да и в целом весь женский род, то заливалась смехом, вспоминая свою молодость. Когда измученная Анжела начинала проваливаться в сон, крепкий удар кулаком в стену выдергивал ее из сладких объятий Морфея и возвращал обратно. – Вот старая ведьма, думала про себя Анжела, – как чувствует, что начинаю засыпать. Она уткнулась лицом в простыню, и водрузила на голову подушку, чтоб хоть как-то приглушить этот нескончаемый поток слов. И тут она