Алексей Атеев - Пригоршня тьмы Страница 7

Касьянова усмехнулась:

– Да, эта вряд ли чем-нибудь тебе поможет.

– А что же делать?

– С какой частотой происходят у девочки приступы?

– Зимой случались почти каждую неделю, а иногда повторялись несколько дней подряд. Сейчас – реже, но тоже с хорошей периодичностью. В мае уже два раза, последний раз позавчера. Он был особенно неприятен. Машка в этот раз крепко сжимала низ живота и беспрерывно визжала. Я еле сумела оторвать ее руку. Так продолжалось минут двадцать, может, полчаса. Потом она, обессиленная, упала на кровать и заснула. Этим обычно все и кончается.

– А что, бывают еще какие-нибудь проявления?

– Да в общем-то, нет. Один, правда, раз она так и не заснула. Точнее, продолжала находиться в трансе, но успокоилась и, казалось, вела с кем-то диалог.

– Что же она говорила?

– Речь ее была невнятна, но, похоже, с кем-то спорила. Говорила, что она не хочет быть такой.

– Какой?

– Вроде бы некто заставлял ее сделать что-то очень плохое, а она отказывалась. Но в этот момент вела себя очень спокойно, не плакала, не кричала, как обычно, только говорила невнятно. Почти ничего нельзя было разобрать.

– Вот что, – сказала Касьянова, внимательно глядя на Марту, – приведи девочку ко мне. В любой день, когда я на месте, лучше к концу приема, чтобы нам никто не мешал.

– Завтра же приведу, – обрадовалась Марта. На этом они распрощались.

Назавтра Марта снова была у дверей знакомого кабинета, теперь уже с Машей.

В свои тридцать лет Галина имела о жизни несколько утрированное представление. Собственно говоря, она существовала в некоем замкнутом мирке, где центром была работа. Впрочем, не просто работа, а некий фетиш, служить которому нужно было слепо и безоглядно, отдавая всю себя без остатка. Еще со студенческих лет она решила полностью посвятить себя медицине. И конфликт с Мартой был вызван даже не ревностью к Павлу, не стремлением уберечь подругу от опрометчивого шага. Здесь присутствовали совсем другие мотивы. По правде говоря, поначалу Галина видела в Марте того человека, с кем можно рука об руку продвигаться вперед по тернистому пути науки. Проще говоря, искала единомышленницу, так же преданную медицине, как и она.

Однако Марта отнюдь не собиралась быть «синим чулком».

Поэтому Галина отвергла ее и с тех пор уже не обзаводилась подругами, опасаясь потенциального предательства. Она успешно продвигалась по этому самому «тернистому пути», но с годами одиночество стало все больше тяготить. К тому же, будучи «человеком идеи», Галина Касьянова считала, что не реализовала себя до конца. Да, кое-чего она достигла, обзавелась научной степенью и к тому же стала книжным червем. Она – практик. И практик именно в такой непростой науке, как психиатрия.

В свое время среди множества медицинских отраслей она выбрала психиатрию, считая, что именно эта наука – передний край медицины. Столкнувшись на практике с реальным положением дел, очень скоро поняла, что это вовсе не передний край, а задворки, по крайней мере в нашей стране. Поначалу это привело ее в отчаяние, но вскоре она решила, что в силах бороться с обстоятельствами хотя бы на своем месте. И верно служила этой идее.

На личную жизнь при таком служении не оставалось времени. Но все чаще задерживала Галина взгляд на чужих детях, понимая, что по собственной воле обделила себя чуть ли не самым важным, что только существует в жизни. Эта тоска становилась все сильней, и Галина начала всерьез подумывать о том, чтобы родить ребенка. Кто будет отцом, ей, в общем-то, было наплевать – был бы здоров. Решимость эта крепла с каждым днем. И сейчас, увидев на пороге своего кабинета Марту с дочерью, она тут же влюбилась в красивую светловолосую девочку.

«Ведь и у меня могла быть такая прелесть», – тоскливо подумала она, умиленно разглядывая Машу.

Маше почему-то тоже с первого взгляда понравилась тетя Галя, про которую так много рассказывала мама по дороге в больницу. Она разглядывала даму в белом халате и шапочке и мысленно прикидывала, как бы сама выглядела в подобном обличии. Выходило, что неплохо. Маша очень редко видела мать в рабочей обстановке и не проявляла интереса к ее профессии, тем более что часто слышала от отца насмешливые реплики по поводу маминой работы. А тут все было так интересно. Например, этот странный блестящий молоточек, лежащий на столе. И еще более странные рисунки, развешанные по стенам. Один из них особенно привлек ее внимание. На нем была изображена голая женщина, бегущая от преследующего ее не то человека, не то чудовища. Рисунок был выполнен довольно небрежно, в торопливой скачущей манере, но тем не менее производил сильное впечатление.

Галина слегка покраснела, увидев, с каким вниманием рассматривает девочка картинку.

Она кашлянула и смущенно посмотрела на Марту.

– Ничего страшного, – отозвалась та, поняв причину конфуза. – Она и не такое смотрит по видику. Хотя картинка, конечно, довольно странная. Кто рисовал? Уж не ты ли?

– Ну что ты, – Галина чуть растерянно улыбалась, – я одно время собирала образцы творчества душевнобольных. Так и висят…

– Странное, однако, творчество, – хмыкнула Марта, – уж не сам ли автор гонится за этой дамой?

– Кто знает, – неопределенно отозвалась Галина, – правда, эту картину нарисовала женщина.

– Тогда все понятно, – усмехнулась Марта, – нереализованное сексуальное чувство…

Галина еще больше покраснела и показала глазами на девочку, которая продолжала изучать рисунки.

– Маша, – строго сказала Марта, – не отвлекайся, мы сюда не картины смотреть пришли.

Маша неохотно вернулась к столу.

– Галина Васильевна должна посмотреть тебя.

– Ну почему же Галина Васильевна? – Касьянова поморщилась. – Просто тетя Галя. Договорились, Машенька?

Девочка вежливо кивнула.

Осмотр продолжался долго. К концу Маша даже начала зевать. Сначала было довольно интересно: перед ее носом водили тем самым блестящим молоточком, заставляли закрывать и открывать глаза и дотрагиваться пальцем до кончика носа, мерили давление, для чего надевали на руку тугую резиновую манжетку и накачивали ее воздухом… Но вот вопросы ставили девочку в тупик, хотя Маша без колебаний отвечала на них. Зачем, скажем, нужно было считать до ста, к чему было спрашивать, какой сейчас год и месяц? Неужели симпатичная тетя Галя сама этого не знает? Наконец Касьянова закончила процедуру и посмотрела на Марту, напряженно следившую за выражением ее лица. Она ждала заключения.

– Послушай, Маша, – сказала Галина, обращаясь к девочке, – давай-ка я отведу тебя в соседнюю комнату, там рисунков еще больше. – Маша охотно согласилась.