Борис Лего - Сумеречные рассказы Страница 7

Вернёмся к наследнику. Кстати, он попросил не включать диктофон, и поэтому приведу нашу беседу по памяти, приблизительно, однако за подробности ручаюсь. На многие вопросы он вообще не ответил, отмалчивался, поэтому простите, дорогие мои, если диалог покажется вам эклектичным.

Помню, я заказал стакан вина, а наследник – две порции блинов с икрой и кофе.

– Как вы считаете, – спросил я его, – чего лишена интеллигенция в современной России?

– Выбора, – ответил наследник. – Здесь и сейчас интеллигенту надо быть либо добрым геем, либо злым гением. Но я не считаю себя интеллигентом. – И наследник загадочно улыбнулся.

– Почему вы решили жить в России? – продолжал я. – Ведь вы пока не планируете прийти во власть либо ещё как-то включиться в общественную деятельность. Ваш отец не хочет, чтобы вы появились на сцене раньше времени.

– Полковник, мне надоело ощущать себя принцем пустоты, если можно так выразиться, – сказал наследник. – Это моя родина, я хочу, чтобы про меня знали. Отец, конечно, считает иначе… Но, живя во Франции, я ощущал себя солдатом в походе. Теперь я здесь и готов принять участие в работе, в судьбе страны. Я люблю свежих людей, сильных людей.

– С чем вы ассоциируете переосмысление путей господних в современной России? – задал я по-военному неожиданный вопрос.

– С отказом от ложного стыда! – не раздумывая воскликнул наследник, и его глаза заблестели. – Я раньше смущался, имея связи с русскими мужчинами, а теперь нет.

– Простите, – не понял я, – как вы сказали?

– Вы не ослышались, полковник. Россия – страна возможностей. Это фантастика, это захватывает, когда видишь перед собой волосатую спину немолодого и состоявшегося во всех смыслах мужчины… Он отец семейства, а ты ему вот так запросто, не постесняюсь сказать, l’encules[7]. И он стонет не от боли, а от наслаждения… Хлещешь этого борова плетью по ягодицам, они краснеют, а твоё сознание освобождается, ты начинаешь видеть суть вещей, горизонт становится шире, каждая мелочь наполняется значением… В такие мгновения человек приближается к истине, господин полковник. Да, такая у меня слабость. И без барьера, заметьте!

– Как, милостивый государь? – изумился я.

– Абсолютно, – хохотнул наследник. – Плоть в плоть. Как это ещё сказать… в мясо.

– А болезни?

– Их нет, – твёрдо сказал наследник. – Нет. Абсолютно. Это ложь, просто символы на бумаге, чтобы выкачивать из профанов деньги и отправлять в Цюрих. Небольшая опасность в другом – в экстазе я не вполне владею собой. На той неделе, что уж тут скрывать, je l’ai niqué[8] одного высокопоставленного чиновника и так завёлся, что схватил медное распятие и ударил его по голове. Le sang, le sperme[9]. Душераздирающе завизжал карлик, который наблюдал за этим из-за своей ширмы…

– У вас было с собой распятие? – уточнил я.

– Нет, висело у него на стене в спальне.

– И там присутствовал карлик?

– Да, карлик-гермафродит, обученный вылизывать анус хозяина.

– Вы использовали карлика по назначению, ваше высочество? – спросил я.

– Нет, карлик просто прислуживал, подавал лёгкие напитки и наркотики, и он сильно испугался, когда его хозяин потерял сознание. Началась паника, дворецкий велел охране ломать дверь… Я считаю, карлики должны быть в таких случаях глухонемыми, чтобы не поднимали шум.

– Значит, вы верите в любовь между мужчинами? – спросил я.

– Нет-нет, бросьте, – усмехнулся наследник, – это бредни, этого не бывает… De quel amour tu parles? C’est que de la baise[10].

– Но зачем вы ударили любовника, что же вы… не сдержались? – не мог понять я.

– Во-первых, он остался доволен, – с уверенностью сказал наследник. – Говорит, испытал божественный оргазм. И бил я не со всей силы… Во-вторых, невозможно получать удовольствие от секса, если сдерживаться.

С этим было трудно не согласиться.

Беседа продолжилась так:

– Вы не были в России более десяти лет. Простые трудящиеся россияне изменились с тех пор?

– Нет… Например, среди них не стало меньше хохлов… Или как это по-русски? Забыл уже… Не хохлов, а лохов, оговорился, pardonnez-moi[11]… Российские простолюдины слишком индифферентны, из-за этого – столько лохов.

– И что же делать, по вашему мнению?

– Молиться, чтобы их не стало меньше. Да, полковник, молиться истово и, как советовал Феофан Затворник, при этом «стоять в струнку, не распуская лениво и беспечно членов и держа все их в некотором напряжении».

– Вы верующий?

– Когда-то я окунулся в христианство, как в бассейн с нечистотами. И со временем понял, что мозги тех, кто, говоря библейским языком, совершает великую мерзость, питаются теми же веществами, что и мозги праведников. Вопрос дозировки.

– Зачем же призываете молиться?

– Надо использовать все средства.

– Как поживает ваша мама – великая княгиня?

– Сейчас она в Швейцарии. Когда во время нашей последней встречи я, прощаясь, сказал ей: «Мама, держи поводья, летим к обрыву», она заплакала и ответила: «Сын, глаза мои застлала пелена, и я не вижу крылатых коней, но слышу их ржание и верю, что Россия восстанет из пепла». Я уверен в этом, господин полковник.

– Чего бы вы хотели сейчас не как наследник, а как рядовой житель столицы?

– Разрядки. Сейчас середина мая, а уже так жарко, воздух такой плотный, что трудно войти в раскрытую дверь.

– Ваше высочество, чем, если не секрет, вы занимались сегодня утром?

– Восстанавливался. Ночью не мог уснуть, было душно, мне мерещилась кровавая литургия, рожи маргиналов, слышался грохот солдатских ботинок в парадной… В такие минуты у меня, как говаривают французы, la tete dans la brume, les pieds dans l’obscurité[12]. Тогда я прочитал заговор от бессонницы, которому научила августейшая бабуля, ныне покойная, и наконец заснул.

– Какой заговор? Можете поделиться?

– Пожалуйста! Вот… Утренняя заря Марьяна, вечерняя Мария, полуденная, полуночная и ночная Наталья, сними с меня, раба Божьего такого-то, бессонницу, отнеси её на кустарные места, на сухие леса. Аминь.