Бренна Йованофф - Подмена Страница 7

Я хотел сказать ему, что в моем случае правильнее положиться на то, что работает, а не отдавать под мое начало кучу малышей, но тут пришла Эмма. Она прошлепала через кухню и распахнула холодильник.

Я молчал, отец даже не повернулся.

Эмма порылась в ящике для овощей, потом посмотрела на нас с отцом.

— Ты зря так грубо вел себя с Джанис, — заявила она, и в первую секунду я решил, будто она обращается ко мне.

Отец отложил нож, повернулся к Эмме.

— Ты прекрасно знаешь наши правила относительно незваных гостей!

Да, у нас были правила. У нас было множество правил. Скажем, Росуэлл мог приходить к нам домой, но только потому, что папа ему доверял. А вот незваный гость мог случайно проболтаться о том, что в нашем доме, например, не держат консервов и металлических столовых приборов.

Отец в отчаянии запустил руки в волосы.

— Я прошу вас обоих! Поймите, наша семья занимает в обществе очень заметное место, поэтому мы должны заботиться о впечатлении, которое производим!

Эмма с силой захлопнула дверцу холодильника.

— О каком впечатлении ты говоришь? Мы тебя не позорили! Джанис пришла поработать над нашим опытом с семенами!

— Мне кажется, наш дом — не самое лучшее место для научных опытов! Неужели нельзя было поработать в библиотеке?

Эмма уперла кулаки в бока.

— К сожалению, папа, в библиотеку не разрешают приносить контейнеры для проращивания семян!

— Ну хорошо, а чем вам не подошел прелестный книжный магазинчик в центре? Или кофейня?

— Па-па!

Несколько мгновений они молча испепеляли друг друга взглядами.

Папа и Эмма были самыми громкими в нашей семье, они вечно смеялись или вопили во весь голос. Как ни странно, при этом именно они оба в совершенстве владели искусством безмолвного спора и могли вести красноречивые диалоги при помощи взглядов и чередования вдохов-выдохов.

Вот папа сердито фыркнул, а Эмма закатила глаза и отвернулась.

Несколько секунд она стояла перед холодильником, глядя в пол. Потом вдруг бросилась к отцу и порывисто обняла его за талию, как будто просила прощения. Они стояли, крепко обняв друг друга, а я смотрел на них и думал: никто из них даже не сомневался в том, что папа обнимет Эмму в ответ.

Она прижалась щекой к его рубашке и сказала:

— Не забудь убрать нож на место, когда закончишь. Мама терпеть не может, когда на кухне беспорядок!

Отец со смехом шлепнул ее кухонным полотенцем.

— Да уж, чего я не хочу, так это беспорядка на маминой кухне!

— Конечно, не хочешь, если тебя заботит твоя судьба!

Эмма машинально протянула руку, чтобы взъерошить мне волосы, но смотрела при этом на отца. Потом она повернулась и, пританцовывая, вышла из кухни. Отец проводил ее взглядом. Их любовь друг к другу была настоящей — то есть такой, какую я никогда не смог бы разобрать на составляющие, чтобы сымитировать.

Отец бросил изуродованное яблоко на стойку и сел за стол напротив меня.

— Поверь, я не хочу тебя обижать, но ты сам прекрасно знаешь, как важно держаться в тени.

— Некоторые теряют сознание при виде крови. В этом нет ничего необычного.

Отец подался вперед, заглядывая мне в лицо. У него были светло-зеленые, как бутылочное стекло, глаза, а его каштановые волосы уже начали седеть. На всех, кто не жил с ним под одной крышей, мой отец производил впечатление человека на редкость доброго и отзывчивого, такого, к кому можно в любое время прийти со своими бедами в поисках тепла и утешения.

— К сожалению, ты не можешь позволить себе принадлежать к этим некоторым. Ты должен слиться с большинством. Не хочу сказать ничего плохого про соседей, но жители нашего городка весьма мнительны и недоверчивы, а теперь будет только хуже. Сегодня одна семья похоронила ребенка. Ты знаешь об этом. — Его лицо смягчилось. — Ты потерял сознание?

— Нет. Но мне пришлось выйти на свежий воздух.

— Кто-нибудь тебя видел?

— Росуэлл.

Отец откинулся на спинку стула, закинул руки за голову и пристально всмотрелся в мое лицо.

— Ты уверен, что больше никто ничего не видел?

— Только Росуэлл.

Прошла еще минута, прежде чем отец кивнул.

— Хорошо. — Он глубоко вздохнул, потом повторил еще раз, словно принял какое-то решение: — Хорошо. Ты прав — ничего страшного не случилось.

Я кивнул, разглядывая пол и блестящую гранитную столешницу. А потом уперся локтями в стол, как будто хотел проверить, выдержит ли столешница мой вес. От запаха папиного одеколона у меня так першило в горле, что было трудно глотать. На стене тихо тикали часы, стрелки приближались к одиннадцати.

Нет. Ничего страшного не случилось. Если, конечно, не считать того, что кто-то выцарапал слово «выродок» на дверце моего шкафчика.

Но я не мог рассказать об этом отцу. Как не мог заставить его понять, что никакие правила и техники безопасности в моем случае не работали.

Я как был выродком, так им и остался.

Глава четвертая

Джентри ночью

Я лежу ничком на кровати. Знакомые звуки дома. Холодильник, центральное отопление. Вечно журчащая вода в туалете наверху.

Внизу открылась и закрылась входная дверь. Шорох почты, выложенной на столик в коридоре, звяканье ключей. Никакого шарканья подошв. Мама носит белые медицинские туфли на резиновой подошве. Абсолютно бесшумные.

— Шэрон! — окликает ее отец. Судя по голосу, он все еще на кухне. — Ты не могла бы подойти на минуточку?

Мама отвечает что-то неразборчивое. Должно быть, отказывается, потому что спустя минуту включается душ. Мама всегда принимает душ, придя домой, ведь на работе ей приходится иметь дело с кровью. И с нержавеющей сталью.

Я перекатился на спину и уставился в потолок, на светильник. Вентилятор крутился, отбрасывая тени, похожие на стрекозиные крылья.

Потом я встал, открыл окно и выбрался на крышу.

Отсюда открывался вид на задний двор и на наш квартал. Я присел на скат крыши, наклонился вперед и уперся локтями в колени.

Дождь закончился, но с неба продолжала сыпаться холодная мелкая морось.

Внизу стояли мотоциклы, пожарные гидранты и припаркованные машины. По обеим сторонам Уикер-стрит тянулись деревья. Весь город провонял железом, но из глубины пробивался живой и свежий запах зелени.

Внутри дома кто-то шел по коридору, шаркая по ковру. Потом раздался стук в дверь, тихий и осторожный.

Я повернулся, просунул голову в окно.

— Да?

Дверь открыла Эмма. Ее волосы были скручены в пучок, она уже переоделась для сна и нацепила свои жуткие косматые тапочки. Не говоря ни слова, она забралась на мою кровать и полезла на крышу. Смешно перебирая ногами и расставив руки, чтобы не свалиться, Эмма на пятой точке сползла по мокрому скату и устроилась рядом со мной.