Сергей Софрин - Проект «Асгард» Страница 7

Вечером недоумевающий от такого невиданного избирательного крохоборства хозяин, не вызывая милиции, приводил жилище в порядок и шел к соседу, слесарю из ЖЭКа, который, посмеиваясь, почти даром менял ему замки.

— Полюбили домушники твои холостяцкие деликатесы, — ерничал тот, — не могут они устоять перед соблазном отведать колбаски. Наверное, в уголовном мире сейчас тоже глубокий кризис. Люди готовы буквально за харчи работать. Подводят себя под статью чисто ради пропитания! Ну разве не некрасовские страдания!

Марат натянуто улыбался и лез в кошелек за деньгами.

Долгожданная поездка «на севера» послужила своеобразным освежающим компрессом, снявшим напряжение предыдущих месяцев. Все заботы и неурядицы дружно утонули в прохладных, глубоких водах Онежского озера. О них не сохранилось даже воспоминаний. Нормальный мужской отдых в краю смолистых костров, пушистых сосен, северного ядреного разнотравья, мхов, хитро вырезанных лишайников, валунов с ледниковыми петроглифами, скалистых горбатых островков и золотистых зорь не оставлял времени на всякую ерунду, типа размышлений о Славкиных, что греха таить, надоевших странностях, плохих снах и мелочных домушниках. Ведь нормальный мужской отдых, как известно, базируется на трех незыблемых китах: хорошем аппетите, крепком сне и полной погруженности в нирвану нормального мужского отдыха. Таким образом, создается идеальная самодостаточная замкнутая структура, по своим характеристикам напоминающая рай до появления в нем женщины.

Тем июлем жара стояла невыносимая. Дождей не случалось вовсе. Сухие леса не позволяли набрать грибов даже на жиденький грибной супчик. Ягоды земляники высохли на корню, скукожившись до размера спичечной серной головки, и годились разве что для чайной заварки. Дикий щавель огрубел листом и стеблем, словно осенний чернобыльник, зеленые щи из него отдавали полынной горечью. Основным продуктом питания робинзонов являлась пойманная в озере рыба. Ее жарили, пекли, варили в ухе и коптили, предварительно натерев крупной, привезенной для заготовки впрок той же рыбы солью.

Обработкой улова, приготовлением пищи и уборкой в лагере занимался дневальный. Остальные лишь по желанию помогали ему, например, с дровами для костра или со свежей водой из родника, чаще — дельным дружеским советом. Рыбу дневальный всегда чистил в некотором отдалении от лагеря на большом плоском валуне, прозванном экспедиционерами «разделочным столом». Потроха и чешуя относились потом еще дальше, в местечко, именуемое «лисьей кормушкой». Там отходы утилизировались окончательно, не оставляя о себе ни духу, ни воспоминаний.

В роковую субботу полуденный клев случился бешеный. Красноперка брала — только успевай забрасывать крючок с наживкой. Прибрежный камыш и осока ходуном ходили под натиском рыбьих стай. Жор продолжался около часа, подарив Марату отличный улов, который он с важным видом передал дежурившему по хозяйству Славяну. Затем, прибрав в тенек удочки и садок, удачливый добытчик вновь спустился к озеру, дабы искупаться перед грядущим обедом.

У воды никого не было. Это показалось Марату странным. Обычно Ирокез приходил на дневное ритуальное омовение первым. Рыбалка его интересовала постольку — поскольку: скоротать время между сбором грибов и походами в поисках разных интересных безделиц. Кованых старинных лодочных уключин, проржавевших запчастей от керосиновых ламп, каких-то черепков и даже пуговиц.

На участке их нынешней стоянки, должно быть, некогда располагался хутор. О том говорили разбросанные по округе груды камней — местные жители очищали поля под пахоту и сев. Квадратные делянки Иван-чая точно указывали фундаменты исчезнувших домов. А теперь земля выдавливала наружу свидетельства давно минувших дней. Ирокез коллекционировал предметы старинного быта, за что получил у Влада второе прозвище «Антикваркин», на которое тот, впрочем, не обращал никакого внимания.

Скинув кроссовки, Марат присел на корточки и погрузил ладони рук в озеро. Не до конца вытертая о тряпицу рыбья слизь, подсохшая в складках костяшек пальцев, начала размягчаться. Яркое солнце искристыми бликами на гребешках волн слепило глаза. Макушку головы припекало.

Бросив взгляд на противоположный остров, наловившийся «зайчиков» Марат увидел лишь темный расплывчатый массив, похожий на плывущий в сизом дыму базальтовый горный хребет. Затем его внимание привлекло нечто, помещавшееся ниже. Под хребтом вверх ногами колыхались покатые черные ступенчатые пирамиды. Медленно извивающиеся, танцующие зиккураты. Как во сне: угрожающие и тошнотворные, источающие злорадную ненависть. Целеустремленные, точно кобры, атакующие загнанного в угол ненавистного мангуста. Они тянулись к нему уплощенными вершинами-капюшонами, готовясь к броску, надеясь на ядовитый укус.

«Это просто отражение деревьев в воде, — подумал Марат. — Я перегрелся на солнце, и у меня солнечный удар. Нужно скорее возвращаться в лагерь».

Он поднялся и, пошатываясь, побрел к палаткам. В глазах закружились разноцветные диски, в висках застучало. В ноздри ударил запах гниющих водорослей. Тропинка неожиданно превратилась в раскачивающийся пыльный канатный мост, облепленный мигрирующими куда-то крабами. Марат явственно слышал хруст их панцирей, крушащихся под его неверными шагами.

Только завидев сидящего у костра Славяна, Марат немного успокоился. Собрался с силами, выровнял походку и как можно более естественным голосом, будто ничего не произошло, бросил:

— А вот и мы!

Ответа не последовало. Славян продолжал сидеть не шелохнувшись, уставившись на огонь. Он словно оцепенел.

— Эй, дневальный, где наша уха? — Наклонился к нему, превозмогая дурноту и слабость, Марат. — Уснул, да?

Он хотел сказать еще что-то, но тут заметил, что вытянутая вперед правая нога друга лежит прямо на углях костра. Босая пятка медленно тлела. Более Марат ничего увидеть и понять не успел. Его сильно ударили сзади по голове, и он потерял сознание.

В сумерках

Очнулся Марат от холода. С трудом разлепив отяжелевшие веки, попробовал сесть, но тут же куда-то заскользил и хлебнул воды. Бронхи резануло кашлем, носоглотку защипало, глаза вновь инстинктивно зажмурились, лицо накрыло поднявшейся от движения волной. Не успел он сообразить, где находится, как с боков под мышки его вдруг подхватили чьи-то сильные руки, дернули вверх и выволокли с мелководья на берег.

— Что, очухался, придурок? Пошло тебе на пользу купание? — Раздался незнакомый раздраженный голос. — Ждать себя заставляешь? В плюс тебе это никак не зачтется. У нас мало времени, так что колись по быстрому: куда твой дружок спрятал тетрадочку — и будешь абсолютно свободен…