Амброз Бирс - Рассказы и миниатюры Страница 7

Это были люди. Они ползли. Они ползли на руках, волоча за собою ноги. Они ползли на коленях, а руки их плетьми висели вдоль тела. Они пытались подняться, но тут же как подкошенные падали ничком на землю. Они вели себя крайне неестественной каждый посвоему, если не считать того, что все они шаг за шагом продвигались в одном и том же направлении. В одиночку, парами, небольшими группами возникали они из мрака; время от времени некоторые из них застывали в неподвижности, между тем как другие медленно проползали мимо них. Затем отставшие возобновляли движение. Они появлялись дюжинами, сотнями, распространялись вокруг, насколько их можно было различить в сгустившейся тьме. Конца им не было видно, черный лес позади них казался неистощимым. Чудилось, будто сама земля шевелится, медленно сползая к ручью. Порой кто-нибудь из тех, кто останавливался, больше не трогался с места и продолжал лежать, не шевелясь. Он был мертв. Иные, остановившись, начинали странно жестикулировать — поднимали и опускали руки, сжимали ими голову, воздевали кверху ладони, — это было похоже на общую молитву.

Ребенок замечал не все из того, что бросилось бы в глаза наблюдателю постарше. Он видел лишь, что это взрослые люди, которые почему-то ползают, точно младенцы. Но раз они люди, то и пугаться их нечего, хотя некоторые из них и одеты как-то странно. Мальчик безбоязненно двигался среди них, переходя от одного к другому, с детским любопытством заглядывая им в лица, необычайно бледные и покрытые красными пятнами и полосами. Что-то в этих лицах, — быть может, в сочетании с причудливыми позами и движениями людей — напомнило ему о размалеванном клоуне, которого он видел прошлым летом в цирке, и мальчик расхохотался. А они все ползли и ползли вперед, эти изувеченные, истекающие кровью люди, столь же мало, как и ребенок, сознавая трагическое несоответствие между его веселым смехом и их ужасающей серьезностью. Для мальчика это было всего лишь забавное зрелище. Ребенок видел, как дома, на плантации, негры ползали на четвереньках, чтобы позабавить его, и не раз ездил на них верхом, играя в лошадки. И теперь мальчик подкрался сзади к одному из ползущих людей и мигом вскочил ему на спину. Человек припал грудью к земле, а затем, собравшись с силами, приподнялся и, точно необъезженный жеребенок, яростно сбросил мальчика на землю. Он обратил к ребенку лицо, на котором недоставало нижней челюсти, — от верхних зубов до горла зияла огромная красная рана, окаймленная по краям клочьями мяса и раздробленными костями. Неестественно выступающий вперед нос, отсутствие подбородка и горящие глаза придавали ему сходство с какой-то хищной птицей, грудь и горло которой были окрашены кровью растерзанной ею жертвы. Человек встал на колени, мальчик вскочил на ноги. Человек погрозил ему кулаком, и ребенок, которого наконец одолел страх, отбежал в сторону и спрятался за ствол ближайшего дерева. Теперь ему было далеко не так весело. Мрачная толпа, точно в зловещей пантомиме, медленно и мучительно ползла вниз, похожая на рой огромных черных жуков. Не слышно было ни шороха, ни единого звука — стояла глубокая всепоглощающая тишина.

Несмотря на приближавшуюся ночь, в призрачном лесу вдруг стало светлеть. За грядой деревьев по ту сторону ручья заполыхало странное красное зарево, на фоне которого черной кружевной вязью выделялись стволы и ветви. Отблеск этого зарева падал на фигуры ползущих людей, и чудовищные тени искаженно повторяли их движения на освещенной траве. Свет озарял бледные лица, окрашивая их легким румянцем и еще резче подчеркивая красные пятна, которыми многие из них были покрыты. Он играл на пуговицах и металлических пряжках одежды. Инстинктивно ребенок повернул к этому ослепительному зареву и двинулся ему навстречу вниз по склону вместе со своими ужасными спутниками. В несколько минут мальчик обогнал переднего — что было не такой уж большой заслугой, если принять во внимание его преимущество перед ползущими людьми, — и, сжав в руке деревянный меч, торжественно возглавил шествие, приноравливая свой шаг к темпу тех, кто двигался вслед за ним. Время от времени он оглядывался назад, как бы желая убедиться, что его войско не отстает. Без сомнения, никогда еще подобный предводитель не возглавлял подобного похода.

На поляне, которая становилась все уже, по мере того как страшное шествие приближалось к ручью, там и сям разбросаны были различные предметы, не вызывавшие никаких ассоциаций в уме маленького полководца. Шерстяное одеяло, плотно сложенное и скатанное, со связанными ремешком концами; там — тяжелый ранец, тут — сломанный мушкет, — короче говоря, вещи, которые обычно оставляет на своем пути отступающая армия, «следы» людей, убегающих от преследования. У самого ручья болотистый низкий берег был истоптан множеством ног и копыт, и земля здесь превратилась в жидкую грязь. Более опытный наблюдатель заметил бы, что следы ведут в двух направлениях. Берег ручья пересекали дважды — при атаке и при отступлении. Несколько часов назад эти несчастные, израненные люди вместе со своими более удачливыми товарищами, которые теперь были далеко отсюда, тысячами наводнили лес. Наступающие батальоны, разбившись на группы и перестроившись в ряды, прошли по обе стороны от спящего мальчика, едва не наступив на него. Бряцание оружия и топот ног не разбудили его. Всего в нескольких метрах от того места, где он лежал разыгралось сражение. Но ни ружейных выстрелов, ни пушечной пальбы не слышал ребенок, и «шум битвы, громкие голоса вождей и крики[2]» до него не доносились. Все это время он спал, быть может лишь немного крепче сжимая свой маленький деревянный меч из бессознательной солидарности с окружавшей его боевой обстановкой, но столь же мало подозревая о величии разыгравшейся битвы, как и те мертвецы, что пали во славу ее.

Зарево за грядой леса, по ту сторону ручья, поднимающееся над пеленой дыма, теперь освещало всю окрестность. Извилистую полосу тумана оно превратило в золотистый пар. На воде мерцали красные отблески, и красными были камни, выступавшие из ручья. Но на камнях была кровь: легко раненные запятнали их, переходя на другой берег. Мальчик нетерпеливо перебежал по ним через ручей — он шел навстречу зареву. Остановившись на противоположном берегу, мальчик обернулся, чтобы взглянуть на остальных участников похода. Шествие приближалось к ручью. Менее ослабевшие уже подползли к самой воде и погрузили лица в поток. Трое или четверо из них лежали без движения, головы их были скрыты под водой. При виде этого глаза ребенка изумленно расширились. Даже его доверчивое воображение не могло постигнуть столь удивительной живучести. Утолив жажду, эти люди не в силах были ни отползти от воды, ни поднять кверху головы. Они захлебнулись. Позади них на. лесных полянках маленький полководец увидел все такое же множество бесформенных фигур, составлявших его мрачное войско. Однако двигались теперь далеко не все. Он ободряюще помахал им панамкой и с улыбкой указал мечом на путеводный огненный столб этого своеобразного Исхода.[3]