Чак Хоган - Штамм Закат Страница 71

Может быть, это какая-то ошибка - то, что ты явился сюда в сопровождении потомка одного из твоих мучителей ?

Сетракян закрыл глаза, отгоняя от себя ядовитые слова Айххорста. Голова его прояснилась, он снова сконцентри­ровался на стоявшей перед ним задаче и мысленно произ­нес — самым громким внутренним голосом, на который был способен, — в надежде, что вампир услышит его: Тыудивишъ-ся куда больше, когда узнаешь, кого еще я пригласил сегодня себе в партнеры.

Нора вытащила из сумки монокуляр ночного видения и прикрепила его к козырьку своей метсовской бейсболки. Когда она закрыла один глаз, тоннель Северной реки окра­сился в зеленый цвет. «Крысиное зрение», как пренебрежи­тельно говаривал Фет, но сейчас Нора была особенно благо­дарна Василию за то, что он снабдил ее этим прибором.

Пространство тоннеля впереди было чисто, во всяком случае, если говорить о средней дальности. Однако Нора не видела ничего, что походило бы на выход. Не видела ни еди­ного места, где можно было бы укрыться. Ничего...

В тоннеле были только она и ее мама. От того места, где остался Зак, они ушли уже довольно далеко. Нора старалась не смотреть на маму, даже через прибор ночного видения. Мама тяжело дышала, каждый шаг давался ей с трудом.

Нора вела маму под руку, буквально тащила ее по камням, устилавшим путь между рельсами; она физически чувство­вала, как вампиры дышат им в спины.

Нора вдруг поняла, что ищет удобное место, дабы совер­шить то самое.

Не просто удобное, а лучшее место. То, что она сейчас обдумывала, было чистым ужасом. Голоса в Нориной голо­ве — не чьи-нибудь, ее собственные — спорили между собой, выдвигая аргументы один убийственнее другого.

Ты не сделаешь этого.

Ты не можешь спасти одновременно и маму, и Зака. Ты должна выбрать.

Как ты можешь предпочесть мальчика -собственной матери ? Выбирай кого-нибудь одного или потеряешь обоих. Она прожила достойную жизнь.

Ерунда! У нас у всех достойные жизни — ровно до того момента, когда им приходит конец. Она породила тебя.

Если ты не сделаешь этого сейчас, ты отдашь ее вампи­рам. И тем самым проклянешь на веки вечные.

Но ведь Альцгеймер неизлечим. Ей становится все хуже и хуже. Она уже не та женщина, которая когда-то была твоей матерью. Сильно ли это отличается от вампиризма ?

Она не представляет опасности для окружающих.

Она представляет опасность только для тебя. И для Зака.

Тебе все равно придется уничтожить ее — когда она вер­нется за тобой, любимейшей.

Ты сказала Эфу, что он должен уничтожить Келли.

Ее слабоумие уже таково, что она ничего не поймет.

Но ты-то поймешь!

И вот — главное: ты готова убить себя, прежде чем тебя обратят? Да.

Но это ТВОЙ выбор.

И здесь не может быть либо-либо. Однозначного пути тем более не существует. Все происходит очень быстро: они набрасы­ваются на тебя, и ты перестаешь существовать как человек. Ты должна действовать ДО ТОГО, как тебя обратят. Ты должна опередить их.

И все равно нет никаких гарантий.

Ты не можешь ОТПУСТИТЬ кого бы то ни было, раньше чем этот кто-то будет обращен. Ты можешь только уговорить себя, буд­то это произошло, и надеяться, что так оно и было на самом деле. И ты будешь вечно сомневаться, правильно ли ты поступила. В любом случае это убийство.

Сможешь ли ты пойти с ножом на Зака, если увидишь, что конец неминуем ?

Наверное. Да, смогу. Ты будешь колебаться.

У Зака больше шансов выжить в случае атаки. Значит, ты променяешь старую на молодого ? Возможно. Да.

— Когда, черт побери, твой вшивый папаша придет за нами? — вдруг заорала мама, обращаясь к Норе.

Нора мгновенно пришла в себя. Она чувствовала себя на­столько плохо, что не могла даже заплакать. Этот мир и впрямь был чудовиищо жесток.

Вопль мамы эхом прокатился по длинному тоннелю. Нору обдало холодом.

Она обошла маму и встала за ее спиной. Нора не могла смотреть маме в лицо. Она покрепче сжала нож и занесла его, чтобы вонзить маме в шею.

Нет, ничего не получится.

У нее не хватит духу совершить задуманное, и Нора знала это. Знала с самого начала.

Любовь - вот какова причина нашего окончательного краха.

Вампиры не испытывают чувства вины. И в этом их пре­имущество. Они никогда не колеблются.

Словно бы в подтверждение этого Нора, подняв глаза, увидела, что ее выследили вампиры. Пока она, отвлекшись на несколько секунд, выслушивала свои внутренние голоса, к ней, держась левой и правой стен тоннеля, успели подо­браться две твари — их глаза полыхали в монокуляре молочно-зеленым светом.

Твари не знали, что жертва способна их увидеть. Они не понимали технологии ночного видения. Они полагали, что Нора, как и все остальные пассажиры, брела вслепую, по­теряв в темноте всякую ориентацию.

— Мама, сиди здесь, — сказала Нора. Она слегка подбила ее под колени и опустила на пол, иначе Мариела отправи­лась бы погулять и неизбежно затерялась бы в тоннеле.

— Папа скоро придет.

Нора повернулась и пошла к тварям. Она двигалась пря­мо, строго между вампирами, не смотря ни на того, ни на другого. Периферийным зрением она увидела, что твари отделились от стен тоннеля и начали приближаться к ней, двигаясь в своей обычной манере, словно у них болтались все суставы.

Нора сделала глубокий вдох — начиналось убийство.

Сейчас эти твари сполна получат ее смертоносной тоски.

Нора сделала молниеносный выпад, целясь в того, кто был слева, и рубанула тварь, прежде чем та успела прыгнуть. Неистовый вой вампира еще звенел в ее ушах, когда она юлой крутанулась на месте и предстала перед второй тва­рью, которая, припав к земле, пожирала взглядом сидевшую на полу Норину маму. Не меняя позы, вампир обернулся и распахнул пасть, готовясь выметнуть жало.

Всплеск чистого белого цвета залил поле зрения ее моно­куляра — словно сама ярость, пылавшая в ее голове, выхлест-нулась наружу. Своим ножом Нора буквально развалила вра­га, так и не сумевшего напасть, — грудь ее вздымалась, а в глазах щипало от слез.

Она посмотрела в ту сторону, откуда они с мамой приш­ли. Эти двое — могло ли так случиться, что в погоне за нею с мамой они не заметили Зака? Ни один из вампиров не вы­глядел раскрасневшимся после сытного обеда, хотя в при­боре ночного видения распознать истинный цвет их кожи было довольно трудно.

Нора схватила ультрафиолетовую лампу и направила ее свет на трупы, стремясь поджарить червей, прежде чем они смогли бы, извиваясь меж камней, добраться до ее мамы. Затем она облучила также и нож, выключила лампу и помог­ла маме подняться на ноги.

— Твой отец пришел? — спросила Мариела.

— Скоро придет, мама, — сказала Нора, подталкивая ее в обратном направлении, туда, где оставался Зак. По щекам Норы струились слезы. — Совсем скоро.

Сетракян ничем не проявил свое желание поторговаться за «Окцидо Люмен», пока цена не превысила отметку 10 миллионов долларов. Быстрый темп, с которым повыша­лась цена, подогревался не только исключительной редко­стью книги, но и обстоятельствами проведения аукциона — здесь царило ощущение, что еще немного, и весь город про­валится в тартарары, а мир изменится так, что пути назад не будет никогда.

На отметке 15 миллионов надбавка к цене возросла до трехсот тысяч.

На 20 миллионах — до пятисот тысяч.

Сетракяну не нужно было оборачиваться, чтобы понять, кто с ним соперничает. Прочие покупатели, привлеченные «дьявольской» природой книги, вступили в борьбу еще на раннем этапе, но быстро отпали, едва лишь началось вось­мизначное безумие.

На отметке 25 миллионов аукционист объявил короткий перерыв и потянулся к стакану с водой — это простое движе­ние не охладило пыл присутствующих, а, наоборот, еще больше накалило драматическую обстановку. Аукционист воспользовался моментом, чтобы напомнить публике о са­мой высокой цене, когда-либо выплаченной за книгу на аук­ционе: 30,8 миллиона долларов. Именно по такой цене в 1994 году ушел «Лестерский кодекс» Леонардо да Винчи.

Сетракян почувствовал, что весь зал не сводит с него глаз. Он же сконцентрировал свое внимание на «Люмене» — тяжелой, окованной в серебро книге, выставленной под стеклом в ярко освещенной витрине. «Люмен» был рас­крыт — разворот книги демонстрировался на двух больших видеоэкранах. Одна страница была заполнена рукописным текстом, другая являла изображение человеческой фигуры, нанесенной серебряной краской, с широкими белыми кры­льями. Фигура взирала на расположенный в отдалении го­род, гибнущий в буйстве желтого и красного пламени.

Торг возобновился, цифры стали расти еще быстрее. Се­тракяна уже полностью поглотил этот ритм: поднял таблич­ку, опустил, снова поднял...