Иван Сербин - Собачий Рай Страница 74

Волков изумленно качнул головой. Он не верил своим ушам. С каждым пройденным шагом сержант казался ему все более тяжелым. Наверное, так оно и было. Журавелю все труднее было держаться на ногах. Колени у него подгибались, и Волкову показалось, что кровотечение у сержанта усилилось.

— Куда мы идем? — спросил Журавель, тряхнув головой.

— Сейчас машину какую-нибудь возьмем, и я отвезу вас в отделение. Вызовем «Скорую». А потом стрелков этих за жабры возьмем. Вы марку и цвет машины запомнили? Может быть, номер?

— Черная иномарка. «Тойота» вроде. Номер нет. — Журавель качнул головой. — Номер не запомнил. Я же… на земле лежал в это время.

Волков отметил, что речь у сержанта стала рваной, с длинными паузами. Дышал он более часто и мелко. Да и голову ронял на грудь постоянно. Плохо. В больницу нужно, да поскорее. Пока не отдал напарник богу душу.

Они пошли по дворам под заупокойный плач сирены, сопровождаемые сворой, только и ждущей, пока один из них упадет. Или хотя бы споткнется. Это и будет момент истины. Мгновение, когда теорема становится доказанной и вывод звучит так: «Самый высокий — необязательно самый сильный. И самый умный. И самый живучий».

И как назло, ни одной стоящей машины. Лишь полусгнившие развалюхи, вросшие в землю по самые ископаемо-ржавые брюха, дырявые от дождей и времени. Смешно даже надеяться, что в баках у них сыскалась бы хоть капля бензина. А если и сыскалась бы — выкапывать замучаешься.

И лишь за детским садом, тем, с дырявым забором, с глухим внутренним двориком, в дальнем углу которого из лиственной кучи торчали горлышки водочных бутылок, в трех кварталах от места ранения, Волков наконец нашел то, что искал, — запертый на внушительный замок гараж-«ракушку». Он чувствовал себя выжатым как лимон.

Волков с громадным облегчением снял с плеча руку почти уже бесчувственного сержанта, прислонил его к гаражу.

— Владимир Александрович, вы только сознание не теряйте. А то эти четвероногие друзья нас мгновенно по клочкам растащат.

Собаки уселись в сторонке, вывалив языки и наблюдая за действиями людей. Что-то изменилось. Добыча остановилась. Возможно, это от усталости, крайней вымотанности. Можно было бы, конечно, броситься и сейчас, но лучше все-таки выждать, пока двуногие упадут. Инстинкт подсказывал им, что еще рано. И силы у добычи еще есть. Во всяком случае, на достойное сопротивление.

Волков обернулся, обвел взглядом выжидательно рассевшихся псов.

— Что, гады, боитесь? — спросил он пересохшей глоткой, чувствуя, как ходят ходуном колени. В сержанте веса, должно быть, с центнер. Давненько он таких тяжестей на себе не таскал. — Правильно делаете, что боитесь.

Приставил ствол пистолета к дужке замка, прикрыв глаза ладонью и отвернувшись, и нажал на курок. Дзенькнула по металлу пуля, высекла искры. Замок стукнулся о тент, но так и остался висеть. Собаки вскочили, отбежали на пару метров, но уже не так испуганно, не поджимая хвосты, скорее в силу привычки. Поняли, что гром хотя и звучит пугающе, но боли не причиняет.

— Чтоб тебя… — выдохнул Волков.

Он пытался припомнить, сколько у него патронов осталось в обойме. Сколько раз он стрелял по дороге сюда. Четыре? Или пять? Да раз здесь. И раз там, у дороги. Итого шесть или семь. Лучше бы шесть, конечно. Менять обойму сейчас очень не ко времени. Псины вполне могут броситься. Они не глупые, понимают, что страшный звук связан с хлопушкой у него в руке. Щелкни пару раз, покажи, что никакой гром больше не работает, — поймут. Сообразят, что можно нападать. А сменить обойму — это как минимум четыре-пять секунд.

На сей раз Волков стрелять в замок не стал. Выстрелил в цепь. Взвизгнула пуля, застыл, выбросив гильзу, в открытом положении затвор.

— Та-ак, — лейтенант потянулся к кобуре. Одна из овчарок мгновенно оказалась на ногах, зарычала утробно. А уже через секунду залаяли остальные. — А ты у них начальница, как я погляжу, сказал скрипуче Волков, обращаясь к овчарке. — Майорша? Или полковница? Полковница, наверное, с такой-то выправкой. — Он выщелкнул старую обойму, медленно загнал в магазин новую и передернул затвор, досылая патрон в патронник, Овчарка зарычала еще громче, плотнее прижала уши к лобастой башке. — Служебная, что ли? Понима-аешь, сволочь.

Держа оружие направленным на свору, Волков ухватил тент под низ, поднатужился и рванул створку. И в этот момент сержант, обмякнув, стал заваливаться набок, и Волков рванулся вперед, чтобы подхватить его, помочь устоять на ногах, опереться, переждать эту несчастную пару минут, пока он будет выгонять машину и, «ракушки». А рванувшись на помощь напарнику, лейтенант отвел глаза от своры и упустил самый важный момент. Момент броска.

Овчарка точно была обученной. Жила среди людей, знала звуки и абсолютно точно представляла себе, что последует за тем или иным действием человека. В отличие от остальных псов, она сразу сообразила, что сейчас двуногие заберутся в странного зверя, непереносимо сладко воняющего, отбивающего нюх начисто и надолго, и… уйдут. Долгая охота закончится ничем. А найти, выследить и свалить новую добычу будет ох как непросто. Территории поделены, дичь напугана и попряталась. На этих двоих свора наткнулась по счастливой случайности, по счастливой случайности они не наткнулись на «патруль» хозяев территории — огромной стаи с могучим и очень опасным для чужаков вожаком, — по счастливой случайности дичь все еще здесь, вымотана и устала.

Она не собиралась упускать такой шанс, и потому, стоило Волкову отвести глаза, — овчарка прыгнула. Это был мощный, хорошо рассчитанный прыжок натасканного животного. Она не рассчитывала загрызть жертву в первой же атаке, но стремилась сбить с ног, повалить, лишить возможности воспользоваться смертельно опасной игрушкой, которую человек держал в руке.

Волков готовился к нападению, но оно все равно оказалось слишком внезапным. Удар пятидесятикилограммовой туши заставил его покачнуться и податься вперед, упершись рукой в асфальт. Его спасло только то, что он уже начал пригибаться, вытягивая руку вперед, чтобы подсесть под неимоверно тяжелое тело раненого напарника, подставляя плечо, принимая на спину его вес. Потому овчарка не смогла ударить всем телом. Она перелетела через сгибающуюся спину, извернулась в воздухе, стараясь приземлиться на лапы, но упала на бок. И тут же на Волкова набросились остальные. Он взмахнул рукой, закрутился, сбрасывая с себя всю эту визжащую, рычащую, захлебывающуюся яростной слюной свору. Выстрелил, но не попал, а в следующую секунду мощные клыки впились ему в предплечье. Пес не мог прокусить плащ, китель и поддетую под них теплую душегрейку, но сила сжатия челюстей оказалась настолько сильной, что Волков взвыл во весь голос. Ему показалось, в руке что-то захрустело остро и ломко, словно бы кости его были собраны из пучка сухих прутьев.