Чак Хоган - Штамм Закат Страница 76

Внезапность, с которой Владыка склонился над Палме-ром, потрясла магната; его слабое сердце подпрыгнуло в груди. Лицо Твари... Совсем рядом... Кровяные черви кур­сировали по венам и капиллярам непосредственно под крас­ной, с прожилками свекловицей — именно такой представ­лялась с близкого расстояния кожа Владыки. Мозг Палмера отдал соответствующий приказ, и в его кровь выплеснулись давно забытые гормоны. Приближалась секунда обраще­ния. Мысленно 11алмер давным-давно упаковал все необхо­димые чемоданы, и тем не менее его охватил трепет: вот-вот он сделает первый шаг, чтобы отправиться в дальнее, самое дальнее путешествие, откуда уже никогда не будет воз­врата. Он ничего не имел против тех усовершенствований, которые обращение произведет в его теле. Палмера волно­вал только один вопрос: что именно это обращение сделает с его извечной отрадой и его самым жестоким оружием — его мозгом?

Рука Владыки опустилась на костлявое плечо Палмера и сжала его — словно когтистая лапа стервятника обхватила тонкую веточку. Вторая рука Твари вцепилась в макушку Пал­мера и, откинув голову назад, резко повернула ее — кожа на шее магната натянулась, а горло обнажилось полностью.

Палмер смотрел в потолок. Зрение его расфокусирова­лось. В голове зазвучало далекое хоровое пение. Никогда в жизни ни один человек — и ни один нечеловек — не воз­лагал на него руки таким образом. Палмер позволил себе обмякнуть.

Он был готов. Его дыхание вырывалось изо рта мелки­ми, короткими толчками, говорившими о сильнейшем воз­буждении. Каменный ноготь длинного, толстого среднего пальца Владыки уколол складку плоти, нависающую над вы­тянутым горлом.

Владыка видел, как под кожей шеи бьется пульс этого больного человека, сердце Палмера трепетало от предвку­шения, и Владыка ощутил сильный позыв в глубине его жала. Он хотел крови.

Однако Тварь пренебрегла зовом своей вампирской при­роды. С громким треском Владыка оторвал голову Элдрича Палмера от туловища. Выпустив из руки голову, Тварь ухва­тилась за фонтанирующее кровью тело и разорвала его по­полам — тулово разошлось с легкостью, словно бы в том месте, где тазовые кости сужаются к пояснице, вообще не было ничего связующего. Тварь отшвырнула окровавлен­ные куски мяса к дальней стене зала, где они влепились в красиво обрамленные шедевры человеческого абстракт­ного искусства, и свалились на пол.

Владыка молниеносно повернулся — он почувствовал, что где-то поблизости мерно бьется еще один источник кро­ви. И действительно — в дверях стоял слуга Палмера, госпо­дин Фицуильям. Широкоплечий смертный, обряженный в костюм особого покроя — для ношения под ним средств самообороны.

Палмер хотел, чтобы после обращения ему было отдано тело именно этого человека. Он жаждал заполучить силу своего телохранителя, его могучий стан и мечтал, что фи­зическая оболочка господина Фицуильяма будет служить ему веки вечные.

Иначе говоря, господин Фицуильям шел в одном пакете с Палмером, был его комплектующим.

Владыка проник в мозг телохранителя и показал ему все это, а затем с бешеной скоростью ринулся к господину Фи-цуильяму, превратившись в большую размытую тень. Госпо­дин Фицуильям только что видел Владыку в другом конце зала, видел, как с его огромных ладоней стекают капли крас­ной крови, — а в следующее мгновение Тварь уже склони­лась над ним, и верный слуга Палмера почувствовал в горле сильное иссушающее жжение, как если бы ему в глотку за­гнали огненный жезл.

Спустя какое-то время боль угасла. Вместе с ней угасло и зрение — потолок, возникший перед глазами господина Фицуильяма, растворился во мраке.

Владыка бросил мужчину на том самом месте, где он его и осушил.

Животные.

Айххорст по-прежнему стоял поодаль, невозмутимый как адвокат.

Владыка же возвестил:

Вот теперь мы начнем мрак вечной тьмы1.

Буксирный катер с потушенными огнями медленно шел по Ист-Ривер, приближаясь к зданию ООН. Катером управ­лял Фет. Он вел суденышко вдоль осажденного Манхэттена, оставаясь всего в нескольких сотнях метров от береговой линии. Рулевой из Фета был никудышный, но оперировать рукояткой дросселя оказалось довольно легко, а транцы из толстых шин — как он выяснил, еще когда причаливал катер к маленькой пристани возле устья 72-й улицы, — были впол­не снисходительны к его мелким ошибкам.

За спиной Фета сидел Сетракян. Он изучал «Окцидо Лю­мен», разложенную на штурманском столе. В свете одной, но сильной лампы отделанные серебряной фольгой иллю­страции просто горели на страницах. Сетракян весь ушел в работу, казалось даже, что он погрузился в транс. Рядом с ним лежал блокнот. В сущности, это был даже не блокнот, а обыкновенная школьная общая тетрадь с линованными страницами. Записи старика заполняли ее уже почти напо­ловину.

Рукописный текст в «Люмене» был очень убористый—до ста строчек на странице, — но при этом выполнен красивей­шим почерком. Старые, давным-давно переломанные паль-

1 «Мрак вечной тьмы» — выражение из Второго послания Петра, 2:17.

цы профессора переворачивали страницы быстро, однако с величайшей деликатностью.

Профессор тщательно изучал страницу за страницей. Каждый лист он рассматривал на просвет — нет ли там во­дяных знаков — и, если находил таковой, быстро зарисовы­вал его, снабжая припиской с указанием точной ориента­ции и расположения на странице. Эти водяные знаки были важнейшими ключами к расшифровке текста, под которым они скрывались.

Возле Сетракяна, нависая над его плечом, стоял Эф. Он попеременно поглядывал на фантасмагорические иллю­страции в книге и на горящий город, видневшийся в иллю­минаторе ходовой рубки. Заметив, что рядом с Фетом на­ходится радиоприемник, Эф включил его и тут же убавил громкость, чтобы звуки не отвлекали Сетракяна. Это было спутниковое радио. Эф поискал новостные каналы и нако­нец нашел — в репродукторе зазвучал голос.

Голос был женский и очень усталый. Какая-то диктор­ша, уединившаяся в штаб-квартире радиостанции «Сириус Экс-Эм»*, вела передачу, вещая с помощью оборудования, работавшего от резервного отказоустойчивого генерато­ра. Она пользовалась всеми доступными ей, уже сильно изъянистыми источниками — Интернетом, телефонными сообщениями, электронной почтой — и, ведя свой отчаян­ный репортаж, сопоставляя различные сведения о собы­тиях в стране и мире, постоянно повторяла, что у нее нет никаких возможностей проверить, насколько точна та или иная информация.

Женщина откровенно говорила о вампиризме как о ви­русе, который передается от человека к человеку. Подробно рассказывала о разваливающейся инфраструктуре страны, об автомобильных авариях — с жертвами и без, — которые либо сильно затрудняли либо попросту застопоривали дви­жение на ключевых мостах в штатах Коннектикут, Флорида, Огайо, Вашингтон и Калифорния. Сообщала о перебоях в подаче энергии, которые приводили к изоляции от внеш­него мира целых регионов. На Среднем Западе выходили из строя газопроводы. Во многих крупных городских агломе­рациях национальная гвардия и различные воинские соеди­нения получали приказы принять участие в миротворче­ских действиях. В Нью-Йорке и Вашингтоне шли военные операции. На границе между Северной и Южной Кореей развернулись боевые действия. Поджоги мечетей в Ираке привели к массовым беспорядкам, что сильно осложнило положение находящегося там американского воинского контингента. Серия необъяснимых взрывов в парижских катакомбах нанесла городу непоправимый урон. И одно за другим поступали жуткие, подробные сообщения о случаях массовых самоубийств на гигантских водопадах — Виктории в Зимбабве, Игуасу на границе между Бразилией и Аргенти­ной, Ниагарском в штате Нью-Йорк...

Эф только качал головой, слушая все это, — просто с ума сойти можно, вот уж кошмар-то, «Война миров» наяву, — и вдруг он услышал очередную новость: поезд «Амтрака» сошел с рельсов в тоннеле Северной реки, что привело к еще большей изоляции острова Манхэттен от континента. Дикторша перешла к сообщению о беспорядках в Мехико, а Эф застыл на месте, не сводя глаз с радиоприемника.

— Сошел с рельсов? — переспросил он. Радио никак не отреагировало на этот вопрос.

— Она не сказала, когда это произошло, — произнес Фет. — Возможно, они уже прорвались.

Страх острой иглой кольнул в груди Эфа. Он почувство­вал, что его мутит.

— Нет, не доехали, — сказал Эф.

Он знал это. Никакого экстрасенсорного восприятия, никакого мистического прозрения: просто знал и все. Только сейчас Эфу пришло в голову: счастливое спасение его близких было слишком легким исходом, чтобы в него можно было поверить. Все облегчение, которое он испы­тывал с момента их отъезда, ясность чувств, трезвость мыслей — все разом исчезло. На рассудок опустилась тем­ная пелена.