Стивен Кинг - Ученик дьявола Страница 8

В отличие от предыдущих монологов этот Тодд слушал с большим вниманием и живым интересом. Это было любопытно, но он был уверен, что более интересные рассказы еще впереди. Дуссандера нужно лишь подтолкнуть; ему чертовски повезло: многие в таком возрасте впадают в маразм.

Дуссандер глубоко затянулся сигаретой.

— Позже, когда кошмары прошли, наступили дни, когда мне стало казаться, что я встречаю кого-нибудь из Патина. Но только не охранников или офицеров, а узников. Я помню, однажды вечером в Западной Германии, это было 10 лет назад, на автостраде произошла катастрофа. Движение на всех полосах замерло. Я сидел в своем «Морисе», слушал радио и ждал, когда движение возобновится. Посмотрел направо. В соседнем ряду стояла очень старая «симка», и мужчина за рулем уставился на меня. Он был лет пятидесяти, довольно болезненного вида, со шрамом на щеке. Волосы седые, короткие и плохо подстриженные. Я отвернулся. Время шло, но никто не двигался. Я стал украдкой поглядывать на мужчину в «симке». И каждый раз он смотрел на меня своими запавшими глазами на неподвижном лице. Мне стало казаться, что он был в Патине. И он меня узнал.

Дуссандер потер глаза рукой.

— Была зима, мужчина был в куртке. Но мне казалось, что если я выйду из машины, подойду к нему и заставлю его снять куртку и засучить рукава рубашки, то увижу номер на руке.

Наконец, движение опять возобновилось. Я рванулся подальше от этой «симки». Если бы пробка задержала меня еще хоть на десять минут, я бы точно вышел и выволок старика из его машины. Избил бы его, невзирая на то, есть номер на его руке или нет. Избил бы за то, что так смотрел на меня. Вскоре после этого я уехал из Германии навсегда.

— И очень кстати, — сказал Тодд.

Дуссандер пожал плечами.

— Везде было одно и то же. Гавана, Мехико, Рим. Я жил три года в Риме и, знаешь, мне казалось, что на меня смотрят все: мужчина с чашкой капуччино в кафе… женщина в вестибюле отеля, которую, как мне казалось, больше интересую я, чем ее журнал… официант в ресторане, который все время смотрел в мою сторону, хотя обслуживал других. Мне казалось, эти люди изучают меня, и в ту же ночь ко мне возвращался кошмар: звуки, джунгли, глаза.

Но когда я приехал в Америку, все это выбросил из головы. Ходил в кино, раз в неделю ел в одном из ресторанчиков-бистро — чистых и хорошо освещенных лампами дневного света. А у себя дома складывал разрезные картинки-головоломки, читал романы, по большей части плохие, смотрел телевизор. Вечером я пил, пока не засыпал. Больше кошмары мне не снились. Когда кто-то на меня смотрел в супермаркете, библиотеке или в табачной лавке, я думал, что, наверное, я похож на их дедушку… или старого учителя… или соседа в городе, из которого они давно уехали. — Он покачал головой, обращаясь к Тодду: — Все, что произошло в Патине, случилось не со мной. Там был совсем другой человек.

— Отлично, — сказал Тодд. — Расскажите об этом все.

Глаза Дуссандера сощурились, а потом медленно открылись вновь:

— Ты не понял. Я не хочу говорить об этом.

— Придется. Не то я расскажу всем, кто вы такой.

Дуссандер повернул к нему серое лицо:

— Я знал, — проговорил он, — что рано или поздно начнется вымогательство.

— Сегодня я хочу услышать о газовых печах, — сказал Тодд, — о том, как вы пекли евреев. — Он опять широко и лучисто улыбнулся. — Только сначала вставьте свои зубы. С ними вам лучше.

Дуссандер повиновался. Он рассказывал Тодду о газовых печах, пока мальчик не ушел домой обедать. Каждый раз, когда Дуссандер пытался углубиться в обобщения, Тодд строго хмурился и задавал специальные вопросы, возвращая рассказчика к теме. Во время разговора Дуссандер много пил. Он не улыбался.

Зато улыбался Тодд. Улыбался за них обоих.

2

Август, 1974 г.

Они сидели у Дуссандера на веранде под безоблачным улыбающимся небом. На Тодде были джинсы, кеды и футболка «Литтл лиг». Дуссандер был одет в серую мешковатую рубашку и брюки цвета хаки на подтяжках, — брюки пропойцы, — как презрительно называл их про себя Тодд. Они имели такой вид, словно их достали из коробки на заднем дворе магазина Армии спасения, что в центре города. Тодду хотелось, чтобы Дуссандер лучше одевался дома. Это портило все удовольствие.

Оба ели гамбургеры, которые Тодд привозил на велосипеде, изо всех сил крутя педали, чтобы гамбургеры не остыли. Тодд потягивал кока-колу через соломинку, перед Дуссандером стоял стакан с виски.

Голос старика то возвышался, то затихал — бесцветный, неуверенный, иногда еле слышный. Его выцветшие голубые глаза с красными прожилками все время бегали. Со стороны казалось, что это дедушка передает внуку жизненный опыт.

— Вот и все, что я помню, — закончил Дуссандер и откусил огромный кусок сэндвича. Секретный соус Макдональдса потек у него по подбородку.

— Ну постарайтесь, вспомните еще что-нибудь, — мягко попросил Тодд.

Дуссандер сделал большой глоток.

— Робы делались из бумаги, — сказал он, наконец, почти проворчал. — Когда один узник умирал, робу передавали другому, если ее еще можно было носить. Иногда одну и ту же робу носили до сорока человек. Я получал высокие оценки за бережливость.

— От Глюка?

— От Гиммлера.

— Но в Патине была швейная фабрика. Вы мне об этом говорили на прошлой неделе. Почему вы там не шили робы? Заключенные сами могли бы это делать.

— На фабрике в Патине шили форму для немецких солдат. А что касается нас… — Дуссандер на мгновение умолк, но потом заставил себя продолжать. — Мы не занимались перевоспитанием, — закончил он.

Лицо Тодда осветилось широкой улыбкой.

— Может, хватит на сегодня? Пожалуйста. У меня уже в горле першит.

— Вам не следует столько курить, — сказал Тодд, продолжая улыбаться. — Расскажите еще об униформе.

— О чьей? Заключенных или СС? — Дуссандер покорился.

Улыбаясь, Тодд ответил:

— И о той, и о другой.

3

Сентябрь 1974 г.

Тодд стоял на кухне у себя дома и намазывал хлеб арахисовым маслом и джемом. Чтобы попасть на кухню, нужно подняться на шесть ступенек из красного дерева, и сразу оказываешься в комнате, сияющей хромом и пластиком. Электрическая пишущая машинка матери стрекотала непрерывно с тех пор, как Тодд пришел из школы. Она печатала дипломную работу для студента выпускника. У студента были короткие волосы и очки с толстыми стеклами, — похож на существо с другой планеты, по мнению Тодда. Диплом был на тему влияния плодовых мушек на Салинас-Велли после Второй мировой войны, или еще какая-то чепуха в этом роде. Вот машинка замолчала, и мать вышла из кабинета.