Наталья Лебедева - Крысиная башня Страница 8

Девушка продублировала номер на полях анкеты и сказала:

— Следующий.

Мельник прошел дальше и оказался в большом светлом зале с высокими, под потолок, окнами и светлым ламинатом на полу. Белый тюль на открытых окнах висел неподвижно.

В середине зала были расставлены длинные ряды пластиковых кресел, какие бывают на вокзалах: красные, синие, серые, сцепленные между собой. Почти все места были заняты, а люди все прибывали и прибывали. Те, кому не хватало кресел, устраивались на широких подоконниках и на полу. Убывали из зала медленно: время от времени один человек проходил в дверь в дальнем конце зала и уже не возвращался. Было очень душно. С улицы пахло плавящимся асфальтом и выхлопами разгоряченных машин. Мельник закутался в плотное драповое пальто, спрятал руки в карманы, поднял воротник.

Зал был наполнен гулким шумом. Звенели бубны, звучало горловое пение. Кто-то глухо шептал, раскачиваясь вперед и назад, другие стонали, выкрикивали бессмысленные слова, протяжно выли. В толпе мелькали ленты, перстни, ожерелья и обереги. Горели свечи: желтые, цвета воска, и черные. Белели черепа животных — длинные, тонкие, ложащиеся в ладонь, будто скроенные по размеру. У каждого человека на груди был приклеен номер, от руки написанный красным маркером.

Мельник не слишком выделялся из толпы. Его теплое пальто терялось на фоне волчьих шуб, шелковых мантий и длинных, под горло застегнутых френчей. Не найдя себе стула, он сел у стены и начал растирать плечо, чтобы разогнать кровь. Левая сторона его груди мерзла больше, чем правая. Пальцы немели от холода, руку покалывало, будто на ней оседали иголки инея. Мельник мерз и одновременно чувствовал густой, маслянистый, напитанный солнечными лучами и человеческим потом жар июльского дня.

Он ожидал, что медиумов здесь будет много, но их не было вообще. Из пяти сотен заполнивших зал людей только невысокая женщина пятидесяти с небольшим лет с восточным разрезом глаз и круглым плоским лицом обладала небольшими способностями. Она сидела шагах в трех от Мельника на холщовой, набитой тряпьем сумке, смотрела почти в упор, смущенно поправляла завязанный узлом на затылке цветастый платок и робко улыбалась. Мельник ответил на улыбку вежливым кивком, и тогда она подошла и заговорила: без акцента, но не по-русски мягко:

— Замерз, смотрю? Покушай, попей со мной — лучше станет. Кушать хочешь, наверное? Очередь долгую отстоял.

Она подтянула поближе свою сумку и села рядом. Мельник обратил внимание, что и она одета не по погоде: шерстяная юбка по колено, белая футболка с вязаной темно-красной кофтой поверх, растрескавшиеся тапки из кожзаменителя, простые колготки.

— Айсылу меня зовут.

Мельник смотрел, как ее руки — загорелые, обветренные, со вспухшими суставами и выступающими венами — роются в сумке. Она достала термос, толстостенный стеклянный стакан, небольшую банку меда, несколько вареных яиц и краюху хлеба; расстелила на коленях чистое полотенце.

— Домашнее все. Свое.

От запаха свежего хлеба у Мельника закружилась голова. По отрезанному ломтю растекся прозрачный мед. Чай и мед согрели Мельника, рука стала послушнее и теперь почти не болела.

— Спасибо, Айсылу, — сказал Мельник.

— Ешь еще, ешь. — Айсылу довольно улыбнулась. — Как тебя зовут?

— Вячеслав.

— Слава… улым… — Ее рука материнским жестом скользнула по его волосам. Мельник не стал отстраняться, потому что не хотел обидеть ее.

— Почему вы ко мне подошли? — спросил он.

— Как не подойти, когда плохо тебе? У меня сын такой же. Как не подойти? Уехал в город.' А что ему в Деревне делать? Работа тяжелая, денег мало. Всего развлечений — туристы наезжают горы посмотреть, меду купить. По рекам там сплав у них, забава. Ну и нам прибыль. Небольшая, конечно.

Оба вздрогнули от резкого звука: рядом с ними ударил в бубен мужчина лет сорока. У него был блуждающий взгляд пациента сумасшедшего дома и странный наряд: меховая бесформенная шапка, старая растянутая футболка, обрезанные выше колена джинсы и резиновые шлепанцы на босу ногу. Он был худой, даже костлявый, кривоногий; прыгал влево и вправо, наклоняясь в разные стороны; мычал сквозь сомкнутые губы. Бубен у шамана был синий, пластмассовый, детский. Он ударил еще раз и, танцуя, исчез в толпе. Тут же через три ряда от Мельника и Айсылу на кресло вскочил другой человек. Он что-то кричал, но слов было не разобрать — его язык заплетался. Ассистент в черной футболке подошел к нему и мягко вывел вон.

От кабинета, в котором проходило собеседование, оттащили растрепанную темноволосую женщину средних лет. Она кричала и отбивалась, администратор оттеснил ее к выходу, уворачиваясь от кроваво-красных, остро отточенных ногтей. На щеке у него расцвела яркая царапина.

Мельник обвел взглядом ненадолго успокоившийся зал. В синем пластиковом кресле неподалеку сидела худая девушка, по виду — совсем подросток. Голова у нее была маленькая, редкие русые волосы спадали на прямую напряженную спину. Руки расслабленно лежали на коленях. Глаза, не мигая, смотрели вперед. Она была похожа на сказочную ундину, и Мельник чувствовал, что с ней происходит что-то странное, но сказать, что именно, не забираясь к ней в голову, не мог. Девушка почувствовала на себе его взгляд, вздрогнула и обернулась. Она увидела Мельника, и ее глаза на секунду ожили. Мельнику стало неловко от жадного любопытства, с которым ундина разглядывала его, и он отвернулся. С другой стороны от него сидела молодая тучная женщина в полупрозрачной цветастой блузке и бриджах, открывающих отечные ноги. Пот струями стекал по ее лбу, она страдала от жары.

Айсылу в шерстяной кофте было хоть бы что. Она словно существовала отдельно от толпы и раскаленного воздуха.

— Муж помер два года назад, — продолжала рассказывать она. Ее голос был тягучим как мед. — Сын уехал. Думаю, через год, через два женится, детки пойдут. Тут я и пригожусь, внуков нянчить. Будут на лето мне привозить, в деревню, на воздух. А пока чего мне там сидеть одной, в пустом доме?

— Но почему сюда, в Москву?

— Из интереса. Приключения захотела на старости лет. Подумала, вдруг Пугачеву увижу. Хотя вряд ли, вряд ли… — Айсылу покачала головой, улыбнулась, и улыбка засияла в ее теплых карих глазах. — Только бы сразу домой не отправили. А то получится — зря проездила. С Башкирии-то не ближний свет ради одного дня ехать.

— Не отправят, — сказал Мельник. — Вы особенная.

У двери в кабинет администратор начал выкрикивать номера тех, кому следует приготовиться. Толпа замерла. Даже те, кто был в трансе, повернули головы, чтобы не пропустить очередь, а потом вернулись к своим ролям.