Андрей Звонков - Закон сохранения Страница 8

Вошедший, не представившись, спросил:

— Вы — Кабанов?

— Да. А чем могу?

— Мне сказали, вы можете помочь моей матери.

— А что с ней?

— Ее вчера замели, — неожиданно сказал посетитель. Он говорил довольно правильно, не прибегая ни к распальцовкам, не употребляя ни "типа", ни "чиста", ни "конкретно". Только это — "замели" диссонировало.

— В каком смысле?

— В прямом. — посетитель, откинулся на стуле и заложил ногу за ногу, — она работает у вас в пищеблоке. Так ее с сумкой менты вчера взяли. Они так наехали, что мать написала чистосердечное.

Изумлению Кабанова не было предела. У кореньщицы-пенсионерки, которая за семьсот пятьдесят рублей в месяц картошку чистит, сын — бизнесмен, и далеко не бедный! А она еще и ворует. Интересно — зачем? Внукам на подарки? Он спросил:

— И чем я могу помочь?

Сынок изящно покрутил пальцами в воздухе.

— Мне сказали, вы можете.

Интересно, кто это ему сказал?

— Весьма сожалею. Но мне нечем ей помочь. — Кабанов встал, давая понять, что разговор закончен.

Сынок старался сохранять интеллигентность, не трогаясь с места, он продолжал, и в голосе его появились просящие нотки.

— Послушайте, я не знаю, зачем матери нужна была эта колбаса, сосиски и масло. Мы не нуждаемся. Но я не могу уговорить ее не работать. Это дурь какая-то, глупость! Мне сказали, что у вас близкие отношения с начальником УБЭП. — Кабанов усмехнулся.

— Это что, намеки?

— Да какие намеки? — Сынок шутку не принял, он повторил, — мне сказали, вас он послушает. Попросите его убрать её бумажку. — Видно было, что привыг либо приказывать либо покупать, а просить для него непривычно.

— Молодой человек, я повторяю, мне очень жаль, но я не могу вам помочь, — ответил Кабанов. — слухи о моей дружбе с начальником УБЭП сильно преувеличены.

Наступила пауза. Сынок замер на стуле перед Кабановым, а Виталий Васильевич сел обратно за стол. Через минуту, сынок раскрыл барсетку, пошевелил в ней пальцами правой руки и, выдернув пачку стодолларовых бумажек, бросил ее на стол. Выражение лица его изменилось.

— Здесь на шестерку хватит. Тебе достаточно, доктор? Или мало? Скажи — сколько? Ну, позвони начальнику! Тебе что, трудно? Ну, откажет, так откажет. Я обратно не возьму. Но хоть позвони!

Кабанов собрал деньги, на вскидку определил, около трех тысяч. Сколол их скрепочкой и, гордясь собой, кинул сынку на колени.

— Убирайтесь. Я не буду звонить.

Сынок убрал деньги в барсетку, поднялся и, направляясь к двери, процедил:

— Козел! — и хлопнул дверью. Виталий Васильевич не обиделся, но вспомнил: "А за козла — ответишь!"

На рыбалке, в компании Максакова и еще двух мужичков, под жареную на костре осетрину и "Столовое белое Љ21" Виталий Васильевич рассказал полковнику об этом визите и как он выпроводил сынка. Максаков с сожалением посмотрел на Кабанова. Виталий не донес до рта стопочку и спросил:

— Ну что? Что ты смотришь?

— Я думаю, сынок прав. Тебе что деньги не нужны?

— Полковник! Ты упрекаешь, что я не взял взятку? — Кабанов усмехнулся. — Куда мы катимся?! Начальник УБЭП… — он не договорил.

— Да плевать мне на такие взятки. Это ничто! А вот когда подпись чиновника в префектуре стоит тридцать или пятьдесят тысяч долларов? Только подпись! А сто тысяч? Ты вообще видел эти деньги? Это годовой бюджет района, округа. И ведь дают! И берут! А то, что тебе давал этот козлик, это — тьфу! — Максаков лежа у костра, поменял позу, налил себе еще, подцепил на вилку сочащийся жиром, обильно посыпанный перцем кусок осетрины, держа ее в левой, правой ухватил стопочку с водкой. — ну, давай! Медик! Будем здоровы! И не говори, что не пьешь!

— Я и не говорю. Я — малопьющий!

— Ну, слава Богу, что не совсем непьющий! И не куришь? — Кабанов покачал головой:

— Не научился раньше, а сейчас уже не хочу учиться.

— Виталий, только не говори, что к женщинам равнодушен!

— Не скажу… — прокряхтел Кабанов, выпив свою стограммовку.

Максаков проглотил свои сто граммов из запотевшего стаканчика, откусил и прожевал кусочек желтого дымящегося мяса.

Напарники — рыбачки, капитан Поляков и рыбачок Леонидыч, молчали. В разговор не вступали. Максаков их взял для компании. Леонидыч — местный, у него приезжие переночевали, а утром едва забрезжил рассвет, Леонидыч с Поляковым вытащили сеть, выбрали полуметровых стерлядок, которых Максаков сразу же начал приготавливать по-своему, и двух метровых осетров.

Виталий Васильевич с удивлением наблюдал, как Максаков мнет буханки черного хлеба и обильно пропитывает водкой. Полученную смесь он начал наталкивать в жабры стерлядкам. Леонидыч, тем временем, скатал сеть. Всю мелочь и ненужную рыбу он покидал обратно в реку. Потом саперкой на берегу откопал что-то вроде могилки, в которую ведром натаскал воды, а Максаков бережно укутав пьяных стерлядок в холстину опустил в эту воду.

— Вот, — довольно сказал он, — пусть подождут. Это нам домой.

С осетрами Леонидыч обошелся строго, головы порубил и кинул в котел — уху варить, а мясо Максаков нарезал желто-белыми полосками и уложил в кастрюле с лучком, перцем и каким-то душистым белым соусом.

Капитан Поляков, которого Виталий определил в роль вроде адъютанта у полковника, из машины принес целый веник удочек и ведро с наживкой. Максаков выдал доктору пару удилищ, пару взял себе, скомандовал,

— Пошли ловить к ухе навар!

К полудню они смотали удочки, собрали всю выловленную рыбку, Ленидыч передал ее капитану, чистить, а сам большой ложкой выловил из бульона осетровые головы и принялся отделять от хрящей и мяса кости. Максаков же насаживал на шампуры подмариновавшуюся осетрину. В родничке лежали еще шесть пар бутылочек "Смирновской". Кабанов, напрягаясь внутренне, спросил:

— Это все нам?

— Не раскатывай губов, — сказал, насмехаясь, Максаков, — пара, ну тройка — нам, а остальное — стерлядкам, им надо до завтрашнего вечера дожить.

И вот сейчас они уже похлебали густой, заправленной пшенкой ухи, усидели одну бутылочку, и под шашлык начали вторую.

Максаков доел кусок, лег поудобнее и сказал,

— Я тут вспомнил старый стишок, уж и не помню откуда знаю, только в памяти осел, — он продекламировал:

На свете всяко может быть.

Мать может сына позабыть,

С любимой может муж расстаться,

Но чтобы медик бросил пить,

Курить, (пардон) е…..ться?

Нет, этого не может быть!

Все расхохотались. Кабанов немного смутился. А Максаков продолжал:

— Ну что? Верно? — Виталий засмущался. Вот полковник — зараза. Неймется ему. — Ты сам говорил, что к женщинам неравнодушен!