Анатолий Махавкин - Наугад (СИ) Страница 8

Мы расселись за круглым столиком и бабушка, похрустывая ореховым печеньем, внимательно изучила наши, предельно жизнерадостные, физиономии. Потом, тяжело вздохнула и сокрушённо покачала головой. Люда совершенно не выглядела на свои семь десятков: каре, крашеных в белый цвет, волос, яркий макияж и джинсовый костюм на худощавой фигуре — мужики, вполовину младше, иногда пытались с ней заигрывать.

— Рассказывайте, — приказала наша гостья, думаете, ваши дурацкие ужимки способны меня обмануть? Да и не стали бы вы звать меня, если бы всё было в полном порядке. Ладно, ладно, — она подняла вверх тонкую лапку, останавливая наши возражения, — последний раз я сидела здесь, когда Алексей выбил дверь Пашке-дурачку.

— Нехрен в лифте руки распускать! — буркнула Лилька и надулась.

— Так я же не возражаю. И долларов участковому отсыпала, не жадничая, потому как полностью согласна. Речь о другом: зовёте меня вы только тогда, когда наступает жопа. Вопрос в её глубине.

— Бездонная, — устало сказал я и попытался пригладить волосы, — как чёрная дыра. Лиль, давай ты, а то я опять всё перепутаю.

— Только по мордасам и умеешь колотить, — девушка сцепила пальцы рук и нервно хрустнула ими, — Люда, давай так, ты выслушаешь всё, а уже потом начнёшь говорить. Ситуация уж больно необычная.

— Настраивает на нужный лад, — покивала бабка, — уже жду чего-то, типа: «И вот, когда мы закапывали пятого…»

— Почти, — буркнул я, — слушай.

Я даже сам поразился, как чётко Лилька смогла пересказать нашу ночную одиссею, заметив даже те вещи, которые прошли мимо моего внимания. Упомянула марку духов, которыми пользовалась Мина и женщины понимающе закивали. Вот же важный факт! Но я заметил одну странность: рассказчица ещё не успела перейти к главной тайне, а слушательница начала стремительно мрачнеть, словно уже знала, к чему всё идёт.

А стоило Лиле помянуть Цепеша, Люда и вовсе поморщилась, как от головной боли. Рассказ тут же остановился, но бабуля махнула рукой: продолжай, мол. В самом конце, там, где присутствовали вампиры, ритуал и предложение, от которого сложно отказаться, наша гостья напоминала грозовую тучу, способную разразиться молниями. Рассказ уже закончился, а бабушка продолжала молчать, прокручивая опустевшую чашку, из-под чая.

— Давно я не слышала про эту дрянь, — тихо сказала она, — очень давно. Я тогда, совсем молодая была, заканчивала четвёртый курс горного. Мы, с отрядом, ездили в Румынию. Кажется, там было интересное месторождение бокситов, но я могу и ошибаться — память уже не та. Где-то рядом, ещё деревушка была, с таким, смешным, названием: Бобряну, Удобряну… Не помню. Я пошла туда за козьим молоком, а пацаны следом увязались, всё спрашивали, кто торгует самогоном.

В общем, увидели мы, как огромный такой, черноволосый мужчина, сидит за рулём Виллиса, джипа американского, а двое здоровяков затаскивают в машину молоденькую девушку. Её, как мы поняли, жених или парень лежал под оградой и не шевелился.

Пацаны решили вмешаться: парни здоровые — пять борцов, почему не помочь? Парочку негодяев скрутили, те и пикнуть не успели! Староста наш заикнулся было о международном скандале, так ему рот заткнули — дескать, не могут комсомольцы в стороне стоять.

А потом, непонятное началось: водитель вышел из джипа и давай наших швырять; рукой хвать за грудки и в сторону. Минуты не прошло — пятеро лежат без сознания. Девчонка, спасённая, плачет, жмётся к мужу и лопочет: «Цепеш, Цепеш…» И главное: точно знаю — все местные дома, но на помощь никто не идёт. Староста, гад, побелел, как полотно и удрал, аж пятки сверкнули. Осталась я одна. А этот подходит ко мне и смотрит прямо в глаза. Я хоть и была настоящей комсомолкой и атеисткой, но мать кой чему всё же научила, пусть и против воли. И вот, смотрю я в его чёрные глаза и понимаю: не человек — это. Не знаю, как, но понимаю. А он засмеялся и говорит на чистом русском: «Ведьма? Хоть и необученная. Не лезь в чужие дела — проживёшь дольше,» И всё, больше ничего не помню.

Когда все очухались, смотрим: ни девчонки, ни её парня. И следов никаких не осталось. А местные сказали после, будто надышались мы болотным газом и видели галлюцинации. И не поспоришь. Страна чужая, о помощи никто не просит, пришлось забыть.

А уже дома, мать едва разрыв сердца не получила, когда эту историю услышала. Вампиры то, действительно существуют, просто скрываются очень хорошо. Ведьмы про них знают, но помалкивают — своя рубашка ближе к телу. Кто они, как действуют и почему — не знаю: эти твари хорошо прячут свои секреты. Знаю одно: злые это существа, очень злые и могущественные. То ли превращение делает из них безжалостных хищников, то ли образ жизни, но холодные они все, как лягушки или крокодилы.

Обнадёживает. Выходит, нам предстоит превратится в неких безжалостных убийц, которые, ради удовольствия, способны убить мужа на глазах у жены, да и вообще, кого угодно, не испытывая чувства вины. Правда, есть выбор…

— Ну и как нам поступить? — спросила Лилька, жалобно поглядывая то на Люду, то на меня.

— Посоветовать самым близким людям выбрать смерть, вместо жизни, пусть и такой, — бабушка покачала головой, — нет, не могу, не буду. Соглашайтесь и пусть всё идёт, как идёт. Детки вы хорошие, авось гадость эта на вас не подействует, да и я постараюсь помочь, как могу. Вы только не забывайте, кем были — это главное. И ещё, — она плямкнула губами, — не доверяйте там никому, даже этой вашей бомбе. Помните, несмотря на молодой вид, внутри неё прячется старая пресыщенная стерва, которой плевать на всех.

Бабушка ещё немного посидела с нами, задавая вопросы, которые, лично мне, казались на редкость нелепыми. Например, как выглядели знаки в серьгах вампирши и не хромал ли Жора на левую ногу. Чепуха, короче. Потом бабуля крепко обняла нас, пожелала огромной удачи и отправилась домой, занырнуть в литературу, как она сама сказала. Ну, по крайней мере, информационная поддержка у нас будет.

Лилька начала приводить себя в порядок: мыться, накладывать макияж и сооружать причёску на голове. Угу, на праздник же собираемся.

Я же, побрившись, развалился в кресле и включил Linkin Park. Когда Roads Untraveled проиграли десятый раз, Лилька сказала, будто у меня крыша едет и приказала одеваться — на улице стемнело. Внутри возникло странное дребезжание, будто колокольчик заблудился в желудке и пытался выбраться наружу.

Одевшись, я выглянул наружу: чёртовы автомобильчики, напоминающие в свете фонарей ядовитых жуков, продолжали разглядывать подъезд квадратными глазками фар. Интересно, как соглядатаи отреагируют, когда мы начнём выходить из подъезда? Проследят, куда отправимся или постараются перехватить? Почему-то я склонялся ко второму варианту.