Дмитрий Березин - Между двух гроз Страница 8

Вокруг суетились. Звонили телефоны. Люди приходили и уходили, садились рядом на такие же старые стулья с драной обивкой, потом вдруг вскакивали, куда-то исчезали, а потом прибегали вновь. Палыч куда-то звонил сам, ему передавали по рукам телефон из соседнего кабинета — тогда Палыч нагибался над столом, чтобы дотянуть голову до трубки, так как длины шнура не хватало. Потом появились бумаги, много бумаг, в которых Палыч со знанием дела копался, доставая то одну, то другую, то убирая их на место.

Олег не заметил, как прошли четыре часа. Так быстро время в его жизни ещё не летело никогда. Он не слышал слова, не замечал лиц, вообще забыл, где он находится и зачем. Никто не шептал больше. Пропала какая-то тревога. Перестала болеть голова.

— Вот тебе, — вбежавший в комнату мужчина в ярости ударил Олега коленом в лицо, кровь хлынула рекой из носа, — Это ты, я сейчас убью тебя!

Палыч схватил нападавшего за руку и строго сказал: «Хватит, не надо!». Он сел на стул рядом с Олегом и заплакал навзрыд. В дверях стояла молодая женщина. «Его родители», — догадался Олег.

— Вы должны его задержать как-то, это убийца моего сына», — она произнесла, пытаясь сдерживать себя.

— Так, всё, мне надоело. Я вам звонил не для того, чтобы вы приходили и устраивали здесь побоище. Всё, уже всё случилось! — Палыч не знал, что ещё можно сказать в такой нелепой ситуации. Убийца и родители жертвы находились одновременно в его малюсеньком кабинете с решёткой на единственном маленьком окне. Атмосфера была накалена, а он, Палыч, подумать только, защищал убийцу!

— Садитесь! — Палыч не просто сказал, а буквально приказал матери Саши. Женщина покорно села на такой же потёртый старый стул с красной рваной обивкой, на которых уже сидели её муж и Олег — убийца её сына.

— Я прошу, — мать Саши волновалась, — прошу задержать его.

— Он никуда не денется, — строго ответил Палыч.

— Но…

— Здесь распоряжаюсь я. Я сказал, что он никуда не денется, — Палыч снова рылся в бумагах, снова звонил в бешенстве телефон, снова бегали какие-то люди, снова время бежало вперёд с бешеной силой, отыгрываясь на Олеге за все те четыре дня, что прошли с момента убийства. На пол капала кровь из разбитого носа Олега. Каждая капля отдавалась в толще линолеума каким-то особенным, глухим звуком.

Через пять минут Палыч поднял глаза от папки, что-то записал на клочке бумаги простым карандашом, вложил этот клочок в папку и захлопнул её. «Всё», — произнес он.

— Где, где мой мальчик, скажите? — женщина едва сдерживала слезы.

— В озере, — тихо выдавил из себя Олег.

— Так я и знала.

Палыч тяжело вздохнул, пододвинул к себе телефон, снял трубку, быстро вращая диск, набрал номер. «Дежурный? Это Зверев. Мне конвой. Жду». 

VIII

Озеро прочёсывали бреднем — длинной сетью, сплетённой из толстых верёвок, с крупной ячеей. Милиционер тяжёлыми шагами продвигался по песчаному берегу, карабкался на него, держа в руке веревку от сети. На озере стояла на якоре лодка — второй конец верёвки, удерживающий бредень, держал какой-то тип в плащ-палатке. Все торопились, работать осенью на открытом воздухе, да ещё и на водоёме — занятие не из приятных.

Олег смотрел на происходящее с берега. Его левая рука была прикована наручниками к двери милицейского уазика — поза неудобная, но что поделаешь. Рассмотрев лодку получше, он узнал её — она лежала на траве за кладбищенской оградой. Лишь изредка, по большим праздникам, кладбищенские сторожа спускали её на воду и за небольшую плату катали по озеру всех желающих.

— Ну, есть что-нибудь? — Палыч уже был в нетерпении, — Смотри, если ты меня обманул, — обращался он уже к Олегу.

— Нет, точно здесь, я уверен. Он мне сам говорил, — произнёс Олег и запнулся.

— Кто тебе говорил? Ты чего, парень? Ты что, не сам его убил или я чего-то недопонял? — три часа стояния на берегу в ожидании начинали раздражать Палыча, он курил сигареты одну за одной, обдавая Олега едким дымом дешёвого табака.

— Слышь, Палыч, мать твою, долго мы тут ещё будем играть комедию? Ни хрена нету! — терпение начало пропадать и у сидевшего в лодке, внешне казавшегося спокойным, — Ты-то там куришь, а у меня закончились!

— Ищи лучше. Найдёшь, вернёшься на берег и покуришь. Что, всё бросать, из-за того, что ты, сука, не можешь без сигареты пять минут прожить? — Палыч кричал так громко, что со стороны кладбища доносилось эхо.

— Ладно, понял, — лодка качнулась, по воде пошли круги.

— Знаешь, Олег, — Палыч немного успокоился, — Я у тебя не спрашивал пока, а вот интересно мне. Зачем ты его убил?

— Не знаю…

Палыч покачал головой:

— Вот так всегда. Все ходим под Богом. И если бы за что-то убивали, так половина — ни за что.

— Ага, — Олег совсем сник, засомневавшись на мгновение, убил ли он на самом деле того парня.

— Есть, Палыч, что-то нашли! Сейчас тянем — если не то, то уже до завтра. Я так не могу больше, — милиционер в лодке привязал верёвку от бредня к корме, поднял кирпич, привязанный в качестве якоря, и, скрипя вёслами, начал грести к берегу.

Палыч побежал по песку к берегу к милиционеру, тянувшему веревку с другой стороны, схватил за неё тоже, начал тянуть. Прошло несколько минут, пока сетку, привязанную к верёвкам, наконец удалось совместными усилиями подтянуть к берегу.

— Что это? — Палыч отскочил от бредня. Палыч за десять лет службы в милиции видел много трупов, криминальной мокрухи, разборок, убийств, удушений, но сейчас.… В бредне, среди травы и мусора, лежало тело подростка, одетого в тёмный то ли плащ, то ли накидку из грубой холщовой ткани с капюшоном. — Что это?

— Значит, это правда, — тихо сказал Олег. 

IX

Когда я открыл глаза, уже светало. Через малюсенькое окошко с каким-то кривым желтоватым стеклом, похожим на слюду, пробивались первые лучи. Пахло свежим деревом и хлебом. Я пошевелил рукой. «Сено?», — удивился я сам себе.

— Ну, проснулся? Сейчас, обожди, иди, умойся, вон там, в кадке вода.

Холодная вода. Только сейчас я заметил, что на мне — рубаха, кажется льняная. Никогда я такого не надевал. Где моя футболка? Джинсы? Ладно, промолчу. Да, ещё, помнится, на мне был плащ как из мешка из-под картошки. Где он?

Женщина поставила на стол передо мной маленькую деревянную чашку — в ней было молоко. Молоко очень вкусно пахло. У меня сразу закружилась голова. Я быстро пододвинул чашку к себе и сделал два больших глотка. Перед глазами пошли круги, сразу захотелось лечь и спать дальше.

— Видать, устал с дороги, милый, — сказала женщина, кладя передо мной кусок хлеба — горбушку от большого каравая. Я схватил хлеб и жадно начал его есть. Хлеб хотелось жевать долго-долго. Он был такой вкусный, как будто его только что испекли, или же, как будто я в жизни не ел хлеба. Хлеб был чёрный, слегка кисловатый на вкус, с ароматной жёсткой корочкой. Я, однако, довольно быстро съел кусок хлеба, снова потянулся к чашке с молоком, жадно выпил всё в несколько глотков, и почувствовал, как будто моё тело перестало существовать вообще. Такая лёгкость, такая свобода, удивительно хорошо. Глаза сами собой закрывались. Вокруг не было слышно вообще ничего. Просто легко, ничто не тревожит. Я ощутил, как чьи-то сильные руки вытащили меня из-за стола, пронесли совсем немного, и осторожно положили на что-то мягкое и колючее. «Сено», — вновь мелькнула у меня мысль, но сон брал верх и над мыслями, и над ощущениями, и вообще надо мной.