Ким Харрисон - На несколько демонов больше Страница 8

Айви уперлась рукой в бедро и оглядела три — нет, четыре — круга, нарисованные кровью, меня в пижаме и беззвучно плачу­щую Кери с распятием в окровавленной руке.

— Что, побери вас все черти этого прекрасного мира, вы снова натворили?

Гадая, удастся ли мне когда-нибудь снова заснуть, я посмот­рела на Кери:

— Понятия не имею.

Глава вторая

Я сидела на жестком стуле с жесткой спинкой за громад­ным антикварным столом Айви, приткнувшись между ним и кухонной перегородкой. Чувствовала я себя плохо, живот сво­дило тошнотой. Солнце тоненькой горбушкой золотого сияния освещало нержавеющую сталь холодильника — зрелище, кото­рое я вижу нечасто. Не привыкла я вставать так рано, и мой организм начал мне об этом напоминать. Не может же быть, что дело в предрассветном переполохе? Ага, как же.

Запахнув махровый халат, я пролистала «Желтые страни­цы», а Дженкс с Айви тем временем спорили у мойки. Теле­фон лежал у меня на коленях, чтобы Айви его не перехвати­ла, пока я ищу, кому позвонить, чтобы заново освятили цер­ковь. Я уже позвонила ребятам, которые перекрывали нам крышу, чтобы они обсчитали ремонт гостиной. Они люди, и нам с Айви нравится их нанимать, потому что за работу они принимаются ни свет ни заря, поутру. Тритон порвала ковер и отодрала от стен несколько панелей. Какого черта она тут искала?

По всей гостиной носились детки Дженкса, хотя им в церк­ви вообще быть не полагалось. Судя по визгу и взрывам хохота, они нам такое устроят из вскрытой изоляции!.. Перевернув тон­кую страничку, я подумала, не воспользоваться ли нам с Айви возможностью для кое-каких переделок. Под ковром лежал отличный паркетный пол, а у Айви великолепный вкус декорато­ра. Кухню нашу она переделала еще до моего переезда, и мне очень нравилось.

Большую, промышленного размера кухню никогда не ос­вящали — ее пристроили к церкви ради воскресных вечерних трапез и свадебных приемов. Здесь стояли две плиты, электри­ческая и газовая, так что мне не надо было готовить обед и ва­рить зелья на одной поверхности. Ну, не то чтобы я часто на своей плите обед готовила — обычно разогревала что-нибудь в микроволновке или стряпала на навороченном гриле Айви по­зади здания, в ведьмином садике между церковью и кладбищем.

А колдовством я обычно занималась на столе островка меж­ду мойкой и кухонным деревенским столом Айви. Над ним есть стойка, куда я вешаю травы, с которыми в тот момент вожусь, и колдовскую утварь, которая не помещается под столом. А в линолеуме вырезана круговая канавка, и здесь очень удобно вызывать магический круг— его не пересекают никакие трубы или кабели, которые могли бы его прорвать. Даже на чердаке или под полом их нет — я проверяла.

Единственное окно открывается в сад и на кладбище — так встречаются мои ведьминские вольные растения с компьюте­ром и железной организацией Айви. Это мое любимое место в нашей церкви, хотя именно здесь обычно и происходят ссоры.

Резкий запах плодов шиповника поднимался от чая, кото­рый Кери мне сделала перед уходом. Я хмуро смотрела в свет­ло-розовую жидкость. Лучше бы кофе, но Айви не стала его варить, и вообще я спать пойду, как только отмоюсь от этого запаха жженого янтаря.

Дженкс стоял на подоконнике в позе Питера Пэна, руки на бедра, наглый как тысяча чертей. Солнце подсвечивало свет­лые волосы и стрекозиные крылышки, дробясь зайчиками при каждом его движении.

— Черт с ней, с ценой, — сказал он, стоя между моей бой­цовой рыбкой — мы этого самца так и зовем Рыбкой, — кото­рая плавала по кругу в здоровенном графине для бренди, и Дженксовым аквариумом с артемиями. — Мертвому деньги абсолютно без пользы. — Треугольное лицо посуровело. — По крайней мере для нас это так, Айви.

Она будто окаменела — идеальный овал лица никаких эмо­ций не выражал. Потом на выдохе выпрямила шесть футов сво­его спортивного тела, оторвав зад от кухонного стола, пригла­дила кожаные штаны, которые обычно надевала на работу, и по привычке отбросила назад на зависть прямые черные воло­сы. Пару месяцев тому назад она их обрезала, и все время забы­вает, какие они теперь короткие — выше ушей. Я на той неделе заметила, что мне так нравится, и она их уложила в ниспадаю­щие склеенные пряди с золотыми кончиками. Выглядит она потрясно, и это наводит меня на вопрос, с чем связано это ее внезапное внимание к собственной внешности. Стриж, быть может?

Она посмотрела на меня, сжав губы в ниточку, на бледном лице появились цветные пятна. Слегка миндалевидные глаза выдавали присутствие азиатской крови, а в комбинации с не­крупными выразительными чертами лица делали ее неотрази­мой. Глаза у нее карие — почти всегда, и становятся черными как зрачки, когда ее статус живого вампира берет над ней верх.

Я однажды дала ей запустить в меня зубы, и хотя это были эйфория и кайф невероятные, мы обе напугались до потери пульса, когда она потеряла самообладание и чуть меня не убила. Я все равно хотела осторожно рисковать и искать баланс на крови, но Айви отказалась резко, хотя до боли очевидно было, что нас обоих тянет к этому все сильнее и сильнее. Она боялась изувечить меня в тумане жажды крови. Со страхом Айви сра­жалась, отрицая его существование и избегая его источников, но искусственное самоограничение убивало ее, хотя и давало ей силу.

Если можно верить моим соседям — они же бизнес-парт­неры, — я и свои будничные дела, и свою сексуальную сферу организовала так, чтобы чувствовать опасность, ловить от нее кайф. Дженкс назвал меня адреналиновой наркоманкой, доба­вив, правда: если я такой жизнью зарабатываю деньги и не за­рываюсь, что тут плохого? И я знала в глубине души, что Айви не попадает под эту шапку «поиски риска для адреналина». Да, конечно, прилив его был невероятным, но именно поднявша­яся из-за меня самооценка Айви мне сказала, что это не была ошибка и не был просто кровавый восторг, ею внушенный.

На миг она увидела себя так, как вижу ее я: сильная, уме­лая, способная любить безоглядно и так же безоглядно быть любимой. Отдав ей кровь, я ей сказала: да, она стоит того, что­бы ради нее собой жертвовать, да, я ее люблю такой, какая она есть, и в ее потребностях ничего нет плохого. Потребности — это потребности, на правильные и неправильные делим их мы. И я хотела, чтобы она всегда так себя видела.

Но видит бог, какой же это был драйв!

Будто услышав мои мысли, Айви отвернулась от Дженкса.

— Прекрати, —сказала она, и я покраснела.

Она не читает мои мысли, но эффект один и тот же: обоня­ние вампиров настроено на феромоны. Мое настроение она улавливает так же отчетливо, как я — аромат шиповника от сво­его чая. Черт побери, Кери действительно думала, что я это буду пить?