Томас Оуэн - Дагиды Страница 9

Лежа на животе, я просунулся, сколько мог, в отверстие, зажег фонарь и сразу погасил. Я заметил нечто необычное.

– Глубоко? – спросила Аурелия.

– Не очень.

Я уселся на край, свесив ноги. Посмотрел Сержу в глаза. От него зависело, спускаться или нет. Вид у него был весьма отрешенный. Я вяло спросил:

–Ну как?

Мой не очень уверенный голос и вопросительная. интонация все равно подействовали.

– Да… Пошли, – сказали они хором.

Я сунул фонарь за пояс, повернулся, уперся ладонями и локтями о край и начал осторожно спускаться. При мысли, что кто-то в кромешной тьме схватит меня за ногу, я покрылся гусиной кожей и смущенно взглянул на Сержа. Но мои друзья только смеялись.

– За сегодня управимся? – спросили меня.

– Да. За сегодня управимся.

Я опустился ниже. Ткнул ногой что-то деревянное. Теперь я держался только на пальцах, но, поскольку в мышцах еще сохранился запас эластичности, сумел угадать почву и наконец встал на полную стопу. Не очень глубоко. При известном навыке к такого рода упражнениям выбраться наверх достаточно просто. Для нескольких человек это вообще не составит труда. Я поднял руку и крикнул:

– Спускайтесь!

Остальные быстро присоединились ко мне: сначала Серж, затем женщины. Помогая им спускаться, я заметил явное беспокойство Блонды. Ее голая пятка задергалась в моей ладони, ее тело нервно затрепетало в моих руках.

– Зажги фонарь, – прерывисто и хрипло попросила она. – Надо посмотреть, где мы.

Помедлив секунду, я взглянул наверх и увидел гнезда ласточек под крышей часовни. Солома на краю проема слегка шевельнулась от ветерка. Я проговорил как можно спокойнее:

– Подождите. Надо кое-что прояснить. Не прикасайтесь ни к чему и тем более не кричите.

– Черту бы под хвост все это, – проворчала Аурелия.

Она произнесла эти слова принужденно и хрипловато, но мы тем не менее засмеялись. Она, верно, никогда не теряла головы. Зыбкий сумрак слабо очерчивал наши волосы. У высокого Сержа можно было различить глаза. Остальное поглотила тень.

Стук. Кто-то из нас ударил согнутым пальцем… очевидно, по деревянной панели – словно в дверь хотел войти. Потом еще раз. Потом тишина. Серж не выдержал и закричал:

– Черт возьми! Ты зажжешь, наконец, фонарь?!

Я нажал кнопку. Женщины завизжали. Серж ругнулся и сунул руки в карманы. Хоть я и знал приблизительно, что откроется нашим глазам, тем не менее зрелище, рожденное лучом фонаря, заставило меня брезгливо содрогнуться.

Перед нами на каменном пьедестале полуметровой высоты тянулся длинный ряд гробов.

– Нет! Нет! – запричитала Блонда, закрыв ладонями лицо. – Не хочу! Дайте мне подняться. Уйдем отсюда.

– Подождите минутку.

Я решил во что бы то ни стало осмотреть склеп. По своим кондициям гробы явно различались – были совсем старые, были и относительно недавние. Патина времени по-разному отравила дерево. На самом сохранившемся гробу, на его серо-коричневой дубовой крышке, тускло блеснула свинцовая табличка: «Бланш де Кастиль, 1915». На других гробах прочитывались соответственно нисходящие даты: 1902, 1886, 1865, 1832, 1820…

– Фантастично, – пробормотал я. – Вот уж не ожидал найти нечто подобное в таком месте.

Я повернул световой кружок фонаря к Сержу и нашим спутницам. Женщины, видимо, немного успокоились в его надежных объятиях. Все трое смотрели на меня с любопытством и ожиданием.

Я осмотрел склеп более тщательно. Здесь, разумеется, кто-то уже побывал. Чьи-то пальцы, не менее жадные, чем мои, потревожили крышку одного из гробов. Я еще немного отодвинул ее. Скелет был в хорошей сохранности. За некоторые фаланги и локтевые суставы еще цеплялась фиброзная, волглая ткань. В черных орбитах шевелились… нет, оптический обман…

Я загорелся неистовым желанием приобщить других к моим поискам. Мрачное сладострастие всех осквернителей.

– Подойдите взглянуть! Уверяю вас, это не так уж страшно. Представьте, что вы в музее…

Схватил Блонду за руку. Она резко высвободилась:

– Нет! Не могу. Это гнусность. Насилие над мертвыми.

Она, однако, приблизилась, положила руку мне на плечо и посмотрела. Ее лицо исказилось, дыхание прервалось, тонкая вибрация прошла от ее руки до моего сердца. Белокурые волосы источали пряный, дурманящий запах. Серж, должно быть, почувствовал новую, неизъяснимую связь между нами, ибо произнес торжественно и мрачновато:

– Мертвые отомстят за себя. Оставайтесь, если хотите. Мы уходим.

Блонда охотно присоединилась к ним, а я повернулся к тому гробу:

– Еще секунду.

Мне вдруг страстно захотелось узнать, что осталось от этой Бланш де Кастиль, дату кончины которой возвещала свинцовая табличка: 1915. Сорок лет… Мумия? Кости? Вообще ничего?

– Хватит с нас, – сказала Аурелия откровенно устало. – Пошли.

Серж подставил спину, и женщины успешно выбрались из склепа. Перед тем как влезть наверх, Серж крикнул:

– Идем! Это глупо, наконец.

– Сейчас.

– Мы идем к машине, – услышал я голос Блонды. – Не задерживайся!

Нелепое и неблагодарное занятие – идти на поводу своего каприза. Держа фонарь в левой руке, я попытался правой приподнять крышку гроба. Нет, слишком тяжело. Положил фонарь на землю – световой кружок застрял в известняке свода. Я наклонился, сколько возможно засунул пальцы под крышку и напряг мышцы. Крышка поддалась, и в нос ударил неприятный, нарастающий, сложный запах. Мне показалось, что крышка скользит, я постарался ее удержать, и в результате она остановилась, сойдя несколько наискось и обнажив примерно треть гроба. Какой демон овладел мной? Я взял фонарь и направил свет…

В гробу Бланш де Кастиль стояла черноватая, густая, неописуемо отвратительная жидкость, из которой выступала костистая геометрия черепа и сплетенные фаланги обеих рук. Я вперил, вонзил, погрузил глаза в пустые окулярные впадины в поисках Бог знает какого взгляда. Приступ тошноты взбунтовал желудок. Сначала я верил, что меня начнет рвать, потом мятеж словно застыл во внутренностях холодным колким комом ужаса. Дикая, чудовищная вонь этой человеческой жидкости, которую нельзя было даже назвать разложением плоти, ворвалась в нос, рот, легкие. Я зашатался, в сердце своем вымаливая прощение, заклинал отвести проклятие, несомненный знак коего разрывал мое горло. Ноги приросли к полу, зубы стучали…

Я с великим трудом стряхнул оцепенение и осторожно, пробуя каждый шаг, направился к световому прямоугольнику, где свешивалась голова моего беззаботного друга – он был явно рад избавиться от могильного сумрака.

Я еле взобрался, вернее, мои спутники помогли мне выбраться на пол часовни, где я лежал добрую минуту, не способный ни соображать, ни действовать. Наконец поднялся, раздвигая рот в жалкую улыбку. Мои друзья смотрели на меня с веселым интересом. Я, должно быть, напоминал преступника, весьма довольного понесенным наказанием, или кающегося грешника, всему на свете предпочитающего грязную соломенную подстилку.