Дана Посадская - Кинжал Страница 9

Нет, не надейся, жалкий фанатик, трясущийся от страха и злобы и исходящий жёлтой вонючей слюной, как бешеный пёс, — это не вопли мучительной боли, не мольбы о пощаде! Это смех — я смеюсь над тобой — ты слышишь?! Я смеюсь, а ты ничего уже сделать не можешь; ты бессилен, ты, жалкая тварь, ищейка, святоша, всё кончено, ты проиграл, я смеюсь над тобой, я смеюсь, я смеюсь…

— Умри, ведьма! — крикнул он; но не грозно, а визгливо и отчаянно, почти по-бабьи.

Она улыбнулась. Её губы, зацелованные пламенем, шевелились беззвучно, но в его голове каждое слово отдавалось ударами молота. Раскалённые гвозди пробивали его скорчившийся мозг.

Да, я умру, инквизитор, но и ты скоро умрёшь. И тогда ты окажешься в наших руках, в руках нашего рода, бессильный, беспомощный …

Огонь охватил её всю, — и вся она стала огнём. Рассыпалась жгучими светящимися искрами, превратилась в дым от костра и с ветром полетела прочь. Проносясь мимо инквизитора, она в последний раз расхохоталась, коснулась его лица, — влажного, как непропечённый хлеб, обмякшего от ужаса, — и он затрясся, дико озираясь.

Она унеслась в иные миры, забавляясь при мысли о том, что когда огонь догорит, на столбе найдут лишь обугленные тряпки — и больше ничего. Никаких следов сожжённого тела.

Простите меня, добродетельные горожане, что не оставила вам даже пары почерневших косточек на память.

Прощайте навеки — тесная голодная толпа, жадно ловившая ноздрями дым от моего костра.

До скорой встречи, святейший инквизитор…

Белинда заметалась и — проснулась.

Она подошла к раскрытому окну. Ночной ветер ударил ей прямо в лицо запахами моря, свежевспаханной земли и горького дыма.

Дыма?

Нет, запах дыма шёл не из окна. Дымом пахли её волосы.

В углу на кушетке Вивиана завозилась и вскинула растрёпанную голову.

— Госпожа Белинда!

— Спи, Вивиана, — Белинда махнула рукой, — ещё ночь.

— Госпожа Белинда, пахнет палёным! Может быть, это пожар?

— Ты тоже чувствуешь? — задумчиво спросила Белинда, — значит, я не ошиблась. Нет, успокойся, это не пожар. Спи!

Она устремила взгляд в окно, в предрассветную сиреневую тьму.

Значит, это был не сон. Она впала в транс и побывала в своём прошлом воплощении. Вот что означает оказаться в одном замке с Энединой! Наследственность сразу даёт о себе знать. В детстве у неё неплохо получалось впадать в транс и отправляться в путешествие, она этим даже частенько забавлялась. Но ей это быстро приелось. В отличие от матери, Белинда всегда предпочитала реальное существование, — пусть даже за него приходится платить неизбежным старением.

Белинда поняла, что уже не уснёт. После транса можно не спать несколько дней и даже недель. Что ж, сейчас ей это совсем не помешает. Она приехала сюда не ради отдыха. Не стоит терять бесценное время, особенно после той злосчастной кровавой надписи. Нужно смотреть… слушать… и искать.

Она скрутила спутанные волосы в тяжёлый узел, накинула на плечи плащ и, мягко ступая, подошла к двери.

— Куда вы, госпожа Белинда? — снова испуганно взметнулась Вивиана.

— Ты не спишь? — недовольно спросила Белинда. — Спи. Я хочу пройтись.

— Тогда я с вами! — Вивиана резво вскочила.

— Ты что, боишься оставаться одна?

— Ну… — Вивиана замялась. — Немного. И потом, господин Магус велел мне всегда быть рядом с вами.

— Тоже мне, телохранитель! — фыркнула Белинда. — Впрочем, правильно, дядюшке Магусу нужно подчиняться. Тебе, по крайней мере. Я-то давно сама себе хозяйка. Хорошо, так и быть, пойдём вместе, но не вздумай ничего пугаться. Интересно, и зачем я взяла тебя с собой? Пока от тебя одно беспокойство.

10

Сад

Они прошли через тёмный коридорчик, где в углу, свернувшись клубком на кресле, как настоящая кошка, спала Клотильда. Белинда толкнула одной ей известную тайную дверь в замшелой стене. Та засипела и заскулила, неохотно поддалась, и Белинду овеял дурманящий сладко-ядовитый аромат.

Сад окутывал серый муаровый сумрак, в который уже незаметно вплетались пунцовые нити рассвета. Белёсо мерцали стволы деревьев, возникавших точно ниоткуда. В призрачном сиянии близкого восхода их тугая пышная листва отливала багрово-красным.

Белинда шла стремительно, не разбирая дороги, — в этом саду она выросла, в нём обрела свою силу, и поэтому знала каждую тропинку, каждую ветку — так же, как линии на собственных ладонях. Она словно забыла о Вивиане; и та едва поспевала за госпожой, то и дело спотыкаясь об изгибы искорёженных корней, похожих на руки коричневых мумий.

Наконец, Белинда замедлила шаг и опустилась на скамью — вернее, остов, того, что когда-то было скамьёй, еле видный под глянцевито-рассыпчатой сетью плюща.

Вивиана осторожно присела на краешек, зевая и ёжась от утреннего холода.

— Ты замёрзла, — сказала Белинда, не глядя. — Возьми мой плащ.

— А вы, госпожа Белинда?

— Мне никогда не бывает холодно, — отчеканила Белинда. — С тех пор, как… Возьми и не спорь.

— Знаете, так странно, госпожа Белинда, — протянула Вивиана. — Этот мир совсем не кажется мне чужим. Тут почти такие же запахи, растения, свет…

— Тебе просто повезло, — заметила Белинда. — Если бы ты знала, какие есть миры во Вселенной… И ты могла попасть куда угодно, я уже не раз тебе говорила. Когда инквизитор повесился, мы были заранее готовы, и, тем не менее, понадобилась вся сила Рода, чтобы он попал именно сюда, к нам.

— Госпожа Белинда… — девочка тревожно покосилась на неё.

— Ну, что тебе ещё?

— Вы так и не сказали мне… насчёт инквизитора… Кто он такой?

— Ты слишком любопытна, Вивиана. — Белинда нахмурилась. — Он меня сжёг… когда-то… этого тебе довольно?

— Но как? Почему?

— Почему, почему! — Белинда не на шутку рассердилась. Что ей сказать? Что она в ту пору была самой младшей и слабой из Рода? Что была влюблена? Что порвала все связи с родом и не желала просить о помощи, пока не стало слишком поздно? Что попала в лапы инквизиции, прежде чем Энедина соизволила выйти из транса и обратить свой взор в сторону дочери — обезображенной пытками и наголо обритой перед казнью?

— Это не важно, — сказала она недовольно. — Главное то, что он был труслив и глуп. И не знал, что мы после каждой смерти рождаемся вновь — и обретаем ещё большую силу…

Она замолчала, вспоминая, как это было. Как с дымом от костра, испепелившего её, она ворвалась в этот мир. В их родовой замок, — тот, что возвышался сейчас за спиной спящим драконом, застывшей лавиной ночной темноты. Как вошла в огонь, разожжённый в камине Энединой и тётушкой Лавинией. Дядюшка Магус стоял тогда рядом и бормотал заклинания, нервно теребя руками бороду. Её тело стало огнём во время казни, а затем огонь вновь обратился в её тело. И она родилась из камина, из пылающей алой утробы, — обнажённая, юная, сильная, как никогда. Её волосы отрастали прямо на глазах, — и горели, искрились, завивались огнём, — с тех пор в них навек поселился огненно-рыжий отлив.