Диана Гэблдон - Чужестранка. Книга 2. Битва за любовь Страница 13

Какой-то звук отвлек меня от созерцания, я подняла голову и посмотрела в ту сторону, откуда он донесся.

Я снова услышала тот же звук – тонкий мяукающий крик. Он доносился откуда-то сверху, как мне показалось – из каменистой теснины почти у самой вершины холма. Я поставила корзину на землю и начала подниматься…

– Джейли! – окликнула я. – Иди сюда! Кто-то оставил ребенка.

Треск веток под ногами и приглушенные ругательства предшествовали ее появлению на холме, пока она прокладывала себе путь сквозь колючий кустарник на склоне. Лицо у нее было красное и злое, в волосах запутались мелкие веточки.

– Чего ради, во имя Господа… – начала она, но тут же бросилась ко мне. – Кровь Христова! Положи его!

Она выхватила ребенка у меня из рук и положила его туда, где я его обнаружила, – в небольшое углубление в камнях. Оно было гладкое, чашеобразное, меньше ярда в поперечнике. Сбоку от углубления стояла небольшая деревянная чашка, наполовину наполненная свежим молоком, а в ногах у ребенка лежал букет полевых цветов, перевязанных красным шнурком.

– Но ведь он болен! – запротестовала я, вновь наклоняясь к ребенку. – Кто мог бросить здесь больное дитя?

Ребенок и в самом деле был очень болен: маленькое сморщенное личико позеленело, под глазами легли темные тени, маленькие кулачки слабо двигались под пеленкой. Дитя вяло обвисло у меня на руках, когда я его подняла. Удивительно, что у него хватало сил кричать.

– Его родители, – коротко ответила Джейли на мой вопрос, отстраняя меня движением руки. – Оставь его. Идем отсюда.

– Родители? – возмутилась я. – Но…

– Это оборотень, – объяснила Джейли нетерпеливо. – Оставь его, и пойдем. Быстрее!

Увлекая меня за собой, она снова нырнула в подлесок. Громко протестуя, я спускалась вместе с ней до конца склона; обе мы раскраснелись и тяжело дышали, но только в самом низу я смогла ее остановить.

– В чем дело? – спросила я. – Мы же не можем бросить больного ребенка вот так, прямо под открытым небом. И что ты имеешь в виду, называя его оборотнем?

– Оборотень, – все с тем же нетерпением повторила она. – Ты же знаешь, что такое оборотень? Когда эльфы украдут человеческое дитя, они оставляют свое взамен. Такого подмененного ребенка можно узнать по тому, что он все время беспокоится и кричит, не становится румяным и не растет.

– Я, конечно, знаю об этом, – сказала я. – Но ты же не веришь в подобную чепуху, Джейли?

Она вдруг бросила на меня странный взгляд, полный настороженной подозрительности, но почти в ту же секунду черты ее лица расслабились и приняли обычное выражение слегка циничной насмешки.

– Нет, не верю, – согласилась она. – Но здешний народ верит.

Она с беспокойством посмотрела вверх, но со стороны каменной расселины больше не доносилось ни звука.

– Родители должны быть где-то поблизости. Давай уйдем.

Я неохотно позволила ей увести себя по направлению к деревне.

– Почему они положили его туда? – спросила я, сидя на камне и снимая чулки, прежде чем переходить ручеек. – Они надеются, что придут эльфы и вылечат его?

Я по-прежнему беспокоилась о ребенке: он был отчаянно болен. Я не знала чем, но, возможно, могла бы помочь.

Что, если распрощаться с Джейли в деревне, а после вернуться? Только надо поторопиться. Я поглядела на восточный край неба, где светло-серые дождевые облака мягко темнели на фоне окрашенных пурпуром сумерек. Розовый свет еще сиял на западе, но сиять ему оставалось не более получаса.

Джейли перекинула витую из ивовых прутьев ручку своей корзины через голову на шею, приподняла юбку и, вздрагивая от холодной воды, вступила в ручей.

– Нет, – ответила она. – Или, вернее, да. Это один из заколдованных холмов, там опасно спать. Если ты оставишь оборотня в том месте на всю ночь, эльфы придут и заберут его назад, а настоящего ребенка вернут.

– Они так не сделают, потому что никакой он не оборотень, – сказала я, задохнувшись от прикосновения к талой ледяной воде. – Просто больной ребенок. Вряд ли он переживет ночь под открытым небом.

– Он не переживет, – коротко ответила Джейли. – К утру он будет мертв. И я молю Бога, чтобы никто не видел нас там.

Я перестала обуваться.

– Мертв! Джейли, я возвращаюсь. Я не могу оставить его там.

И я пошла назад через ручей.

Она схватила меня сзади и опрокинула лицом вниз на мелководье. Барахтаясь и задыхаясь, я пыталась встать на колени, разбрызгивая воду во все стороны. Джейли – вода доходила ей до половины икр – стояла и смотрела на меня, вся промокшая.

– Слушай, ты, чертова безголовая английская ослица! Ты ничем не можешь помочь! Ты меня слышишь? Я не могу остаться здесь и допустить, чтобы ты рисковала своей жизнью и моей из-за твоих идиотских бредней!

Сопя и что-то ворча себе под нос, она наклонилась, взяла меня за руки и помогла встать.

– Клэр, – заговорила она настойчиво, встряхивая мои руки, – выслушай меня. Если ты подойдешь к этому ребенку и он умрет – а он непременно умрет, поверь мне, я на таких, как он, уже насмотрелась, – так вот, родители тогда обвинят тебя. Неужели ты не понимаешь, насколько это опасно? Знаешь ли ты, что говорят о тебе в деревне?

Я стояла, дрожа на холодном вечернем ветру, раздираемая между ее очевидным страхом за мою безопасность и мыслью о беспомощном ребенке, медленно умирающем в темноте, с полевыми цветами у ног.

– Нет, – ответила я, убирая мокрые волосы с лица. – Нет, Джейли, я не могу. Обещаю, что буду осторожна, но я должна пойти.

Я вырвалась от нее и, спотыкаясь и оступаясь в воде, на которую уже легли обманчивые вечерние тени, двинулась на другой берег.

Вслед мне донесся приглушенный вопль отчаяния, а затем – бешеный плеск в противоположном направлении. Ну что ж, она по крайней мере не будет мне мешать.

Быстро темнело, и я продиралась сквозь кусты и траву как только могла скорее. Я не была уверена, что найду нужный холм, если не успею добраться туда до наступления полной темноты: поблизости одна от другой было несколько почти одинаковых возвышенностей. Заколдованы они или нет, но блуждать одной в темноте мне совсем не хотелось. К тому же я с немалым беспокойством думала о том, как доплетусь до замка с больным ребенком на руках.

В конце концов я нашла холм – у его подножия росло несколько молодых лиственниц, которые мне помнились. К этому времени сделалось совсем темно, ночь была безлунная, так что я спотыкалась на каждом шагу и часто падала. Лиственницы росли тесно; они негромко переговаривались на вечернем ветру, поскрипывая и шелестя ветвями.

Это проклятое место и в самом деле заколдовано, думала я, вслушиваясь в этот таинственный разговор, пока прокладывала себе дорогу среди тонких стволов. Ничуть не удивлюсь, если за следующим деревом встречу привидение.

Но тем не менее мне пришлось удивиться. Я чуть рассудка не лишилась, когда появилась темная фигура и обхватила меня руками. Я испустила пронзительный крик и замерла на месте.

– Господи Иисусе, – проговорила я, – что ты здесь делаешь?

И я прижалась к груди Джейми, обрадовавшись ему, хоть он меня и напугал.

Он взял меня за руку и повел прочь из леса.

– Я пошел за тобой, – тихо сказал он. – Я должен был отыскать тебя, ведь уже ночь наступила. Я встретил Джейлис Дункан возле ручья Святого Джона, она сказала мне, где ты.

– Но ребенок… – начала я, обернувшись лицом к холму.

– Ребенок умер, – сказал он, поворачивая меня обратно. – Я сначала побывал там и видел.

Я последовала за ним без возражений, подавленная смертью ребенка, но испытывая облегчение оттого, что мне не придется карабкаться на заколдованный холм, а после тащиться долгой дорогой в одиночестве. Темнота и шепчущие деревья угнетали меня, поэтому я шла молча, пока мы не перешли ручей. Все еще мокрая после недавнего погружения в воду, я не стала снимать чулки и зашлепала по воде прямо так. Джейми, пока что сухой, перепрыгнул с берега на лежащий в воде валун, а оттуда перелетел широким прыжком на другой берег.

– Ты не подумала, насколько опасно бродить одной в такую ночь, англичаночка? – поинтересовался он без гнева, просто с любопытством.

– Нет… то есть да. Мне жаль, что я причинила тебе беспокойство, но я не могла оставить там ребенка, я просто не могла!

– Да, я понимаю. – Он на секунду крепко прижал меня к себе. – У тебя доброе сердце, англичаночка, но ты не имеешь представления, с кем бы тебе пришлось иметь дело.

– С эльфами, да? – Я устала и была взбудоражена происшедшим, но попыталась скрыть свое состояние и говорила легкомысленным тоном. – Я не боюсь суеверий.

Внезапная мысль поразила меня.

– А ты… неужели ты веришь в эльфов, оборотней и тому подобное?

Джейми помолчал, прежде чем ответить мне:

– Нет. Нет, я не верю в такие вещи, но будь я проклят, если бы решился лечь спать на всю ночь на таком вот заколдованном холме. Но я ведь образованный человек, англичаночка. В доме у Дугала у меня был немецкий учитель, очень хороший, который учил меня латыни и греческому, а позже, когда я в восемнадцать лет уехал во Францию, я изучал историю и философию, понял, что мир неизмеримо обширнее наших теснин и болот и наших озер с их водяными конями. Но здешние люди… – Он махнул рукой в сторону темноты, оставшейся позади нас. – Они никогда не отходили дальше чем на день пути от того места, где родились, разве что ради столь великого события, как собрание клана, да и это не более двух раз в жизни. Они живут среди ущелий и озер, и они слышали об окружающем мире не больше того, что рассказывает отец Бэйн в церкви по воскресеньям. Только это да еще старые сказки.