Жюль Верн - 20 000 лье под водой Страница 20

Помощник снова обратил внимание капитана на какую– то темную точку на горизонте. Немо остановился, навел на нее зрительную трубу и долго не отнимал ее от глаз.

Заинтригованный происходящим, я спустился в салон, прихватил там небольшую, но мощную зрительную трубку, которой обычно пользовался, и вернулся на палубу, собираясь осмотреть горизонт.

Но не успел я поднести ее к лицу, как трубку грубо вырвали из моих рук.

Я обернулся. Передо мною стоял капитан Немо – но я едва узнал его. Лицо его было искажено, глаза горели мрачным огнем, брови сошлись над переносьем. Напряженная поза, стиснутые кулаки, поднятые плечи – все выражало неукротимую ярость.

Чем я вызвал такой гнев? Уж не решил ли он, что я стал свидетелем чего-то такого, что не дозволено знать пленнику «Наутилуса»?

Но гнев Немо был обращен не на меня – он даже не взглянул в мою сторону. Взор его был по-прежнему прикован к горизонту.

Наконец капитан овладел собой и его лицо приняло обычное замкнутое выражение. Бросив помощнику несколько резких слов, Немо обратился ко мне.

– Мсье Аронакс, – повелительно произнес он, – пришла пора выполнить условие, которое я поставил перед вами в свое время и которое вы приняли. Вы и ваши спутники должны отправиться туда, куда вас отведут, и оставаться там под замком столько времени, сколько я сочту необходимым.

Я хотел было спросить, чем вызваны такие меры, но он словно прочитал мои мысли:

– Никаких вопросов, профессор!

Спорить было бесполезно. Я вошел в каюту, где обитали Нед Ленд и Консель, и сообщил им о требовании капитана. Канадец, как и следовало ожидать, возмутился, но четыре матроса уже ожидали у двери. Нас отвели туда, где мы провели первый день на «Наутилусе», и дверь за нами захлопнулась.

Я рассказал о том, что происходило на палубе, и мои спутники стали ломать голову над тем, что это означает. А у меня все еще стояло перед глазами дышащее гневом лицо капитана Немо. Из раздумья меня вывел возглас Неда Ленда:

– Ба! Да здесь для нас накрыт завтрак!

В самом деле, стол был уставлен блюдами. Приподняв серебряный колпак на одном из них, Нед Ленд заметил:

– Как бы то ни было, но благоразумие подсказывает: надо позавтракать, и поплотнее. Ведь неизвестно, что еще может случиться.

Завтрак прошел в молчании. Я ел мало, Консель тоже, один Нед Ленд не терял времени попусту.

Но едва мы покончили с трапезой, матовое полушарие на потолке погасло и мы оказались в полной темноте. Нед Ленд тотчас уснул, похоже, что и Консель начал дремать. Это было на него совсем не похоже. Что могло вызвать у него внезапную сонливость?

Однако и меня самого неодолимо клонило ко сну. Веки тяжелели и непроизвольно смыкались, перед глазами проносились смутные видения

Неужели в кушанья было подмешано снотворное? Значит, капитану Немо недостаточно было посадить своих пленников под замок, ему понадобилось еще и усыпить нас?

Я из последних сил пытался бороться со сном. Однако мое дыхание становилось все реже, холод, словно при параличе, сковывал руки и ноги, я не мог открыть глаза. Тяжелое забытье, полное кошмаров, постепенно овладевало мною.

И вдруг видения исчезли. Я потерял сознание.

24

Коралловое царство

Я проснулся утром с совершенно свежей головой. К моему удивлению, я лежал в постели в собственной каюте. Скорее всего, то же самое произошло и с моими спутниками, и не было никакой надежды когда-либо понять, что за таинственная история приключилась на борту «Наутилуса».

Дверь каюты была не заперта, и я прошел по коридору к главному трапу, чтобы подышать воздухом на палубе. Люк также оказался открытым.

Нед Ленд с Конселем уже поджидали меня там. Разумеется, оба ничего не помнили. Уснув вчера сразу после завтрака, они очнулись только сегодня утром в своих постелях.

«Наутилус» был по-прежнему нем и пустынен. Мы шли в открытом море с умеренной скоростью. На борту не чувствовалось никаких перемен.

Напрасно Нед Ленд обшаривал глазами горизонт – там не было ни паруса, ни клочка суши. Дул крепкий западный ветер, и судно мягко переваливалось с волны на волну.

Запасшись кислородом, «Наутилус» опять погрузился метров на пятнадцать. Капитан Немо не показывался. Из команды я видел в тот день одного лишь невозмутимого стюарда, который ловко и безмолвно прислуживал мне за столом.

Около двух часов пополудни в салон, где я приводил в порядок записи, вошел капитан Немо и поприветствовал меня коротким кивком. Я снова взялся за работу, втайне надеясь, что он заговорит о событиях прошедшей ночи, – но напрасно.

Вид у Немо был утомленный. Покрасневшие глаза свидетельствовали о том, что он провел бессонную ночь. На этом волевом лице сейчас, пожалуй, лежала тень глубокого горя. Капитан, казалось, не мог ни на чем сосредоточиться.

Наконец он обратился ко мне.

– Мсье Аронакс, мне известно, что многие ваши коллеги ученые имеют основательное медицинское образование. А вы, случаем, не врач? – спросил он.

Я был захвачен вопросом врасплох.

– Да, – ответил я. – Мне пришлось поработать врачом. Прежде чем стать сотрудником музея, я был ординатором в известной клинике и несколько лет занимался медицинской практикой.

Немо кивнул.

– Господин профессор, – сказал он, – один из моих матросов нуждается в помощи врача. Не могли бы вы осмотреть его?

– Я готов.

– Тогда следуйте за мной.

Мое воображение немедленно связало болезнь матроса с событиями минувшей ночи.

В кормовой части «Наутилуса» капитан Немо отворил дверь в каюту, располагавшуюся рядом с матросским кубриком. На койке лежал в беспамятстве крепкий мужчина лет сорока с энергичным лицом англосакского типа.

Это был, как я и подозревал, не больной, а раненый. Его голова, обмотанная окровавленными бинтами, покоилась на подушках, и когда я снял повязку, мужчина внезапно широко открыл глаза, но не издал ни единого стона.

Рана была ужасна. В черепной коробке, пробитой каким-то тупым предметом, зияло широкое отверстие. Сгустки запекшейся крови, обломки черепных костей, частично поврежденная мозговая ткань – контузия, воспаление и травма мозга одновременно. Дыхание раненого было прерывистым, лицо искажали судороги, что свидетельствовало о параличе двигательных центров.

Я едва нащупал пульс – сердце работало с перебоями. Конечности уже начинали холодеть: этот человек умирал, тут не помог бы и целый полк медиков. Я наложил на рану свежую повязку, оправил изголовье и повернулся к капитану Немо:

– Каким орудием нанесена рана?

– Не имеет значения, – уклонился от ответа капитан. – Каково, по-вашему, его состояние?

Я еще раз взглянул на раненого и произнес:

– Он умрет часа через два. Спасти его невозможно.

Рука капитана Немо сжалась в кулак. Слезы блеснули на глазах. Я представить не мог, что он способен плакать.

– Благодарю, мсье Аронакс, – наконец произнес он. – Вы свободны.

Я оставил капитана у постели умирающего и вернулся к себе, взволнованный этой сценой. Мрачные предчувствия тревожили меня весь день. Ночью я часто просыпался – мне чудилось похоронное пение.

На рассвете я вышел на палубу. Капитан Немо уже находился там.

– Господин профессор, – обратился он ко мне, – не угодно ли вам и вашим товарищам принять участие в подводной прогулке?

– Разумеется, капитан.

– В таком случае идите наденьте скафандры.

И ни слова об умершем!

Отыскав Неда Ленда и Конселя, я передал им предложение капитана. Консель обрадовался, канадец тоже охотно согласился принять участие в вылазке на морское дно.

В половине девятого, облачившись в скафандры, запасшись резервуарами с воздухом и фонарями, мы тронулись в путь. Двойная дверь шлюза распахнулась, и мы в сопровождении двенадцати матросов и с капитаном Немо во главе оказались на глубине десяти метров.

Легкий поначалу уклон дна завершился впадиной глубиной около тридцати метров. Дно Индийского океана резко отличалось от того, что мне довелось видеть в тихоокеанских водах во время первой подводной прогулки. Тут не было ни кораллового песка, ни подводных лугов и лесов. Это было царство сплошных кораллов, окаменевший лес, взращенный природой в глубинах океана!

Фонари были зажжены, и мы двинулись вдоль кораллового образования, которому в будущем предстояло стать барьерным рифом. Вокруг сплетались диковинные известковые «растения», усыпанные белыми шестилучевыми звездочками. Лучи фонарей скользили по ярко-алым ветвям коралловых деревьев, порождая неожиданные световые эффекты. Мимо, касаясь кораллов плавниками, проносились легкие, пестро окрашенные рыбы.

Вскоре коралловая чаща стала еще более густой. Перед нами возникли настоящие известковые чащобы и галереи самой фантастической архитектуры. Капитан Немо первым ступил под их мрачные своды. Дно по-прежнему шло под уклон, и постепенно мы достигли глубины около ста метров, а два часа спустя оказались на глубине трехсот метров.