Натали Голдберг - Человек, который съел машину: Книга о том, как стать писателем Страница 26

Не становитесь примерным учеником только ради того, чтобы быть примерным учеником. Это не имеет никакого отношения к реальности. Гуляйте по кукурузным полям. Пишите всем своим сердцем. Не надо устанавливать себе систему: «Я буду писать каждый день» – и покорно следовать ей.

Но возьмите на заметку вот что: чтобы глубже погрузиться в писательскую деятельность, моей подруге пришлось изменить свою жизнь – и обратное так же верно. Невозможно достичь глубины в писательском мастерстве, а потом отойти от этого, успокоиться, вернуться домой, «быть милым» и не говорить правду. Если вы полностью честны в своих текстах, такое же отношение ко всему будет пронизывать всю вашу жизнь.

Нельзя распрямляться только во время создания текстов, а затем, отложив ручку, снова превращаться в горбуна. Писательство может и должно научить вас благородству правды, которая с написанных страниц распространяется на всю вашу жизнь. В противном случае между тем, кто мы как писатели, и тем, как мы проживаем нашу повседневную жизнь, будет слишком большой раскол. Вы должны позволить писательству учить вас жить, а жизни – учить писать. Этот поток течет в обе стороны.

Через тернии к звездам

Меня пригласили на свадьбу в Таос, штат Нью-Мексико, и там я встретила человека, с которым познакомилась десять лет назад в Lama Foundation. Я помню, что в то лето он вручную возделал участок земли и вырастил урожай бобов. Сейчас он строитель. Он сказал мне, что если бы следовал своему истинному призванию, то стал бы писателем, «но строительство проще». Я рассказала ему об этой книге и о том, как днем раньше у меня был острейший приступ нежелания писать.

– Мне хотелось заорать и сжечь мою пишущую машинку. Я не желала больше писать никогда в жизни.

– Да, но чем же еще заниматься? – спросил он, глядя мне прямо в глаза.

– Нечем, – совершенно искренне ответила я.

Если вы приходите к тому, что писательство – это ваше призвание, после того как перепробовали все остальное – брак, жизнь хиппи, путешествия, Миннесоту или Нью-Йорк, преподавание, духовные практики, – значит, вам действительно ничего больше не остается. Тогда, каким бы ни было сопротивление, у вас есть этот день, следующий день и много работы впереди. Не стоит рассчитывать, что все пойдет гладко. Так не бывает. Один день может быть превосходным и продуктивным, зато в другой вы будете готовы наняться матросом на корабль, идущий в Саудовскую Аравию. Нет никаких гарантий. Вы можете не останавливаться три дня и решить, что наконец-то нащупали свой ритм, – но на четвертый день иголка начнет царапать пластинку, и вам останется лишь пробиваться через треск, стиснув зубы.

Смотрите на все шире. Вы преданы писательству или искренне хотите узнать о нем все. Продолжайте, невзирая на обстоятельства. Однако не теряйте гибкости. Если вы назначили себе время для работы над текстами, а вам понадобилось отвести детей к стоматологу, попробуйте писать у него в приемной или не пишите вообще. Главное – сохранять глубинную преданность этому дикому, дурацкому и замечательному занятию. Оставайтесь с ним в дружбе. Возвращаться к доброму другу всегда легче, чем к врагу. Доген, мастер дзен XIII века, сказал: «Каждый день – хороший день». Именно такое отношение к своему творчеству мы должны поддерживать, даже если у нас бывают как хорошие, так и плохие дни.

Два года назад я выиграла писательский грант. У меня было полтора года на то, чтобы только писать! Но я никак не могла найти такой ритм, который оставался бы подходящим для меня дольше, чем четыре-пять дней. Я пробовала писать с девяти утра до часу дня. Сначала это работало, потом перестало. Я попробовала писать с двух до шести. Это было хорошо, но тоже недолго. Потом я решила писать в любое время, когда мне захочется. Закончилось и это. Каждую неделю мне приходилось придумывать новый режим. У меня была возможность перепробовать любые часы дня и ночи. Но идеала я так и не нашла. Однако главное – сберечь свою связь с творческим процессом, сколько разнообразных тактик ни пришлось бы для этого перепробовать.

Писать – все равно что дышать. Вы не прекращаете вдыхать и выдыхать, сажая деревья, спускаясь в метро или ведя уроки. Писательство – такой же основополагающий процесс. Вот какую запись от 27 июля 1984 года я нашла у себя в тетради:

Я знаю, что нет ничего глубже этой работы с моим уставшим, сопротивляющимся мозгом. Не радость и не экстаз, которые я испытываю время от времени, и не мгновения просветленности, а прикосновение к будничным подробностям моей обычной жизни, пребывание в них и продолжающаяся работа над текстом – вот что раскрывает глубины моего сердца и наполняет их нежностью и добротой к себе самой, а из этого прорастает сострадание ко всему, что вокруг меня. Не только к столу, бокалу кока-колы передо мной, бумажной соломинке, мужчине, переходящему дорогу в этот июльский день в Норфолке, штат Небраска, цифровому табло на здании банка, показывающему 4:03, подруге, сидящей напротив меня с ручкой и блокнотом, – но к вихрю воспоминаний и глубоких стремлений нашего разума и к страданиям, через которые мы проходим каждый день. И все это выходит из меня само собой, пока ручка движется по бумаге, разрушая твердую корку моих собственных мыслей и границы, которые я сама себе устанавливаю.

Так что быть писателем – это очень серьезно. Это самая глубокая вещь, какую я знаю. И для меня если не это – то ничто. Так я буду жить дальше, всю оставшуюся жизнь. Мне следует вспоминать об этом снова и снова.

Любимое блюдо

Если вы видите, что вам трудно писать, и все вокруг кажется каким-то бессмысленным и ненастоящим, просто пишите о еде. Это нечто прочное, нечто, что любой из нас всегда может вспомнить о своем дне. Однажды у меня была группа, которая никак не могла оторваться от земли. Каждое упражнение заканчивалось совершенно пресными текстами. И в один прекрасный день меня осенило. «Ладно, – сказала я. – У вас есть десять минут. Напишите о еде, которую вы любите». И тексты моих учеников оказались живыми и полными красочных подробностей. Никаких абстракций. Вся комната наполнилась энергией. Когда разговор заходит о еде, люди всегда точно знают, что им нравится, могут выражаться точно, конкретно и исчерпывающе.

Диана Ди Прима, поэтесса из поколения битников, написала книгу под названием «Обеды и кошмары» (Dinners and Nightmares). Вся первая половина книги посвящена блюдам, которые она ела, ужинам, которые готовила, гостям, приглашенным на эти ужины, и спискам продуктов для них. Там есть замечательная история о том, как она провела целую зиму в Нью-Йорке, поедая печенье «Орео». Это прекрасная литература. От нее никогда не устаешь. Все мы любим поесть.

Напишите о еде, которая нравится вам больше всего. Будьте конкретны. Дайте нам подробности. Где вы это ели, кто был с вами, какое время года стояло на дворе? Каким был ваш лучший завтрак, обед или ужин на прошлой неделе? «Тот банан, который я съела на холодной кухне утром во вторник, остановил вращение Земли».

От стола, сыра, голубоглазой подруги напротив вас, от стаканов с водой, полосатой скатерти, вилки, ножа, тяжелой белой тарелки, зеленого салата, масла и стакана бледно-розового вина вы можете дотянуться в памяти, времени, пространстве, мыслях до Израиля, России, религии, деревьев и тротуара. И у вас всегда будет место, откуда можно начать, нечто прочное, вкусное и ясное прямо перед вами.

Допустим, кто-то из вас не слишком общителен. У вас никогда в жизни не было хорошего обеда, вы разбиты, и у вас нет друзей. Что ж, начните с последнего холодного бутерброда с сыром, который вы съели в пустой квартире на Первой Авеню, и с тараканов, которые плавали в чашке позавчерашнего кофе. Это ваша жизнь, начинайте с нее.

Пользуйтесь одиночеством

Вчера вечером мы сидели со старинной подругой в моей гостиной. «Знаешь, Натали, – сказала она, – я помню, что ты говорила об одиночестве, но на прошлой неделе, когда я была действительно одна, мне казалось, что я – единственный человек в мире, который знает, что это такое». Да, одиночество именно таково. Если мы чувствуем связь с людьми – даже с такими же одинокими людьми, – мы уже не одиноки.

Когда я рассталась с мужем, роси Катагири сказал мне:

– Ты должна жить одна. Ты должна научиться этому. Это твое окончательное прибежище.

– Роси, а я привыкну к одиночеству?

– Нет, ты к этому не привыкнешь. Я принимаю холодный душ каждое утро, и каждое утро это кажется мне ужасным, но я продолжаю стоять под душем. Одиночество всегда кусается, но ты должна научиться стоять в нем и не пытаться убежать.

Какое-то время спустя я снова подошла к роси. «Это очень тяжело. Я прихожу домой, а там никого нет – и мне становится страшно». Он спросил меня, что я делаю, когда одна. Неожиданно этот вопрос увлек меня. «Ну, я мою посуду, мечтаю и рисую каракули на клочках бумаги. Я рисую сердечки и раскрашиваю их. Я обрываю сухие листья с комнатных растений и слушаю много музыки». Я начала исследовать свое одиночество и заинтересовалась им. Я перестала с ним бороться.