Джеймс Хантер - Служение – истинная сущность лидерства Страница 3

– А какие развлечения у вас запланированы на эту неделю? – полюбопытствовал я с изрядной долей сарказма.

– Помимо пяти ежедневных богослужений в часовне, вас ждут семь дней аудиторных занятий, начиная с завтрашнего утра до утра субботы. Занятия будут проходить в этом здании с девяти до одиннадцати утра и с двух до четырех дня. В свободное время можно бродить по окрестностям, читать, заниматься самостоятельно, общаться с нашими духовными наставниками, отдыхать – в общем, делать все, что нравится. Единственное место, куда вход воспрещен, – это помещение, где трапезничают и спят монахи. Ну как, Джон, есть еще какие-нибудь вопросы, на которые я могу ответить?

– Интересно, почему одних монахов ты называешь «братьями», а других – «отцами»?

– «Отцами» называют посвященных в сан священников, а «братьями» – мирян, людей самых разных профессий. Все мы дали обет работать и жить вместе. Каждый из тридцати трех братьев и отцов нашей общины обладает одинаковым статусом. Имена нам дает аббат во время принятия обета. Я попал сюда прямо из сиротского приюта сорок лет назад и после обучения и принятия обета был наречен Питером.

Пришло время задать вопрос, который интересовал меня больше всего.

– Я хотел бы встретиться с Леном Хоффманом и коечто с ним обсудить. Насколько мне известно, он приеха л сюда несколько лет назад, чтобы присоединиться к вашей общине.

– Лен Хоффман, Лен Хоффман, – повторил несколько раз Питер, глядя в потолок, чтобы легче было сосредоточиться. – Да, похоже, я знаю, о ком ты спрашиваешь. У него теперь тоже другое имя. Уверен, что он с удовольствием поговорит с тобой. Я оставлю записку с твоей просьбой в почтовом ящике. Кстати, всю эту неделю он будет вести у вас курс лидерства. Не сомневаюсь, что ты многое почерпнешь из этих занятий. А теперь доброй ночи, Джон, покойного сна, и надеюсь увидеть тебя завтра в полшестого утра на богослужении в часовне.

– Да, и вот еще что, Джон, – продолжил он, когда я уже начал подниматься по лестнице. – Десять лет назад аббат нарек Лена Хоффмана братом Симеоном.

Слегка ошарашенный, я остановился на верхней площадке лестницы и выглянул в открытое окно. Снаружи было уже почти совсем темно, и я слышал, как далеко внизу разбивались о берег волны озера Мичиган. Стремительные порывы ветра обрушивались с запада на вековые деревья, и те в ответ издавали любимые мною с детства звуки шуршания сухой осенней листвы. Далеко на горизонте над темными водами огромного озера виднелись всполохи молний, и были слышны раскаты грома.

Меня охватило странное чувство – не то чтобы тревожное или пугающее, просто ощущение чего-то уже виденного. «Брат Симеон… – подумал я. – Не слишком ли это странно?»

Я закрыл окно и медленно двинулся по коридору отыскивать свою комнату. Нашел дверь под номером 3 и тихо открыл ее.

Приглушенный оранжевый свет ночника открыл моему взору маленький уютный номер с двумя односпальными кроватями, двумя столами и небольшой кушеткой. За полуоткрытой дверью виднелась крохотная ванная комнатка. Баптистский пастор уже спал и слегка похрапывал, свернувшись калачиком на кровати у окна.

Внезапно мной овладела неимоверная усталость. Я быстро сбросил одежду, влез в спортивные брюки, поставил будильник на пять часов и лег в постель. Я был уверен, что не смогу встать так рано, но подумал, что заведенный будильник послужит доказательством добросовестности моих намерений.

Я попытался уснуть, но в голове неотступно звучал один и тот же голос: «Найди Симеона и выслушай его!» А что, если это брат Симеон? Неужели я его нашел? Может ли это быть простым совпадением? Как вообще я позволил втянуть себя во все это? «Тебе, должно быть, самой судьбой предназначено отправиться туда». Надо же, пять богослужений в день, когда я едва мог выдержать больше одного в месяц! Чем я буду заниматься всю эту неделю? А как же мой сон – на кого будет похож этот Симеон? Что он собирается мне сказать? Почему я здесь? «Найди Симеона и выслушай его!»

И тут меня разбудил будильник.

Глава первая

Формулировка

Стоять у власти так же трудно, как быть настоящей леди. Если тебе приходится напоминать людям, кем ты являешься, значит, на самом деле это не так.

– Доброе утро, – бодро окликнул меня со своей кровати сосед по комнате, раньше чем я успел выключить будильник. – Я пастор Ли из Висконсина. А ты кто?

– Джон Дэйли из Детройта. Приятно познакомиться, Ли, – удостоить его «пастором» я тоже не посчитал нужным.

– Нам пора одеваться, если мы собираемся успеть на службу к половине шестого.

– Иди сам. Я, пожалуй, еще поваляюсь, – пробормотал я, постаравшись придать голосу оттенок усталости.

– Ну как знаешь, партнер, – усмехнулся он и уже через пару минут, полностью одетый, закрыл за собой дверь.

Я повернулся на другой бок, накрыл голову подушкой, но вскоре обнаружил, что окончательно проснулся и чувствую себя немного виноватым. Вместо того чтобы подождать, пока это чувство пройдет, я быстро умылся, оделся и отправился искать часовню. Еще не рассвело и земля была мокрой после грозы, которая, наверное, прошла ночью.

Ориентируясь на шпиль, едва различимый на фоне предрассветного неба, я добрался до часовни. Оказавшись внутри, я увидел, что старое шестиугольное деревянное сооружение содержалось в образцовом порядке. Стены были украшены окнами с прекрасными витражами на библейские темы. Потолок словно вырастал из шести стен и соединялся в центре, образуя шпиль, как в соборе. Сотни свечей горели во всех углах часовни, по стенам и витражам метались мерцающие тени, создавая симпатичный калейдоскоп форм и оттенков. Напротив входной двери размещался простой алтарь, роль которого выполнял маленький деревянный стол с разложенной на нем утварью, используемой во время мессы. Прямо напротив алтаря полукругом стояли три ряда простых деревянных стульев, по одиннадцать в каждом ряду. Они явно предназначались для тридцати трех монахов. Один из стульев имел подлокотники и был украшен большим распятием, вырезанным на спинке. Я решил, что это кресло аббата. Вдоль одной из примыкающих к алтарю стен стояло шесть складных стульев, на которых, по всей видимости, должны были сидеть шестеро гостей. Я тихо прошел к одному из трех свободных стульев и сел.

Мои часы показывали 5:25, но из тридцати девяти стульев была занята всего половина. Пока часовня бесшумно заполнялась народом, никто не издал ни звука, и единственное, что я слышал, – это мелодичное тиканье высоченных напольных часов у задней стены часовни. Монахи были облачены в длинные черные рясы и подпоясаны веревками; форма одежды приезжих была свободной. К 5:30 все стулья оказались заняты.

Внезапно громадные часы у задней стены пробили середину часа. Монахи немедленно поднялись и начали служить литургию, к моей радости, на английском языке. Участникам ретрита выдали сборники текстов, чтобы они могли следить за ходом службы, однако мне было слишком трудно перелистывать туда-сюда страницы в поисках нужных псалмов, молитв и песнопений. В конце концов я бросил эти тщетные попытки, просто сел и стал слушать.

Я вспомнил, как наш пастор говорил, что монахи проводят богослужения по грегорианскому обряду, которому уже много сотен лет. В прошлом году Рейчел купила популярный компактдиск «Церковные песнопения» (запись испанских монахов), и он мне понравился. То, что я слушал сейчас, было очень похоже, только по-английски.

Некоторые из относительно молодых монахов периодически обращались к сборникам церковных гимнов и другим книгам, но большинству такая помощь не требовалась, и они легко декламировали тексты по памяти. Мастерство, с каким они это делали, впечатляло.

Минут через двадцать служба закончилась так же внезапно, как началась, и вслед за аббатом монахи один за другим вышли из храма через заднюю дверь. Я вглядывался в лица проходивших мимо меня, пытаясь вычислить Лена Хоффмана. Какой он?

Сразу после службы я отправился в маленькую библиотеку, которая находилась буквально в двух шагах от часовни. Я хотел залезть в интернет, и какой-то пожилой и чрезвычайно услужливый монах помог мне подключиться к Сети.

Я нашел больше тысячи ссылок на Леонарда Хоффмана. Примерно после часа просмотра я наткнулся на опубликованную десять лет назад в журнале «Fortune» статью о Хоффмане и с увлечением ее прочел.

В 1941 году Лен Хоффман окончил факультет бизнеса в колледже Лейк-Форест с дипломом бакалавра. Вскоре после этого Пёрл-Харбор подвергся нападению японцев, одной из жертв которого стал его лучший друг. Этот сокрушительный удар заставил его присоединиться к многотысячной волне добровольцев, хлынувшей на призывные участки. Хоффман записался во флот офицером, быстро поднялся по служебной лестнице до должности капитана патрульного торпедного катера и получил назначение на Филиппины. В ходе очередного патрулирования он получил приказ взять на борт дюжину японцев, сложивших оружие после жестокой схватки на одном из маленьких островков. В группу пленных входили три офицера. Хоффман должен был приказать японским офицерам и их людям раздеться догола, а затем цепочкой выйти из джунглей, чтобы на них можно было надеть наручники, погрузить на катер и перевезти на эсминец, дрейфовавший в нескольких километрах от берега. Несмотря на всю враждебность, которую Хоффман питал к японцам, убившим его друга в Пёрл-Харборе, он не потребовал от солдат и офицеров раздеться догола и тем самым «потерять лицо». Он разрешил им выйти из джунглей в форме, с поднятым над головой оружием, во главе со старшим офицером верхом на лошади.