Натали Голдберг - Человек, который съел машину: Книга о том, как стать писателем Страница 8

Ваши стихи – это не вы

Проблема в том, что мы думаем, будто существуем. Мы думаем, что наши слова вечны, прочны и впечатываются в нас навсегда. Это неправда. Мы пишем в конкретный момент. Иногда, читая свои стихи незнакомым людям, я вдруг понимаю: они думают, что эти стихи – это я. Но это не я, даже если я писала их от первого лица. Это были мои мысли, моя рука, мир и эмоции в момент написания. Взгляните на себя. Вы меняетесь каждую минуту. Это дает вам огромные возможности. В любой момент вы можете отойти от застывшего образа себя и своих идей и начать все заново. Так происходит написание текста. Оно не замораживает, а освобождает нас.

Если вы можете зафиксировать что-то на бумаге, отразить в словах то, что вы ощущаете внутри – чувства к бывшему мужу или к старым туфлям, воспоминание о бутерброде с сыром пасмурным утром в Майами, – то в этот момент вы освобождаетесь, потому что перестаете бороться с этими чувствами и воспоминаниями внутри себя. Вы принимаете их, становитесь едины с ними. У меня есть стихотворение под названием «Безнадежность» – длинное стихотворение. Мне оно всегда кажется радостным, потому что, сумев написать об отчаянии и пустоте, я почувствовала себя снова живой и отважной. Однако, когда я читаю его людям, они замечают: «О, как это печально!» Я пытаюсь объяснить, но никто не слушает…

Очень важно помнить, что ваши стихи – это не вы. Люди могут реагировать, как им вздумается; если вы пишете стихи, привыкайте к тому, что не будет вообще никакой реакции. Это нормально. Вся сила всегда заключена в самом акте написания. Возвращайтесь к этому снова, снова и снова. Не попадайтесь в ловушку восхищения вашими стихами. Это приятно, конечно. Но потом публика будет раз за разом заставлять вас читать то, что ей больше всего понравилось, пока вас не начнет тошнить от этих стихов. Пишите хорошие стихи и уходите от них. Публикуйте их, читайте их и пишите дальше.

Мне довелось услышать, как Галуэй Киннелл читал в Энн-Арборе стихи из своей изумительной «Книги кошмаров» (Book of Nightmares), когда она только вышла. Дело было в четверг. Я ничего о нем не знала – я и имя-то его толком не могла произнести. Он пропевал свои стихи; они были новыми и восхитительными для него самого, это было его великое достижение. Шесть лет спустя я слышала, как он читает стихи из той же книги в Санта-Фе, Нью-Мексико. За эти годы он прочел их уже столько раз, что безумно устал от них. Он быстро оттараторил свое выступление, положил книгу и спросил: «А где будет вечеринка?» Для него в этих строчках больше не было ничего опасного. Воздух больше не искрился и не дрожал от напряжения.

Очень болезненно оказаться замороженным в своих стихах, удостоившись слишком большого признания за какую-то их подборку. Подлинная жизнь – там, где вы пишете, а не там, где годами снова и снова читаете одно и то же. Мы все время нуждаемся в новых идеях, новых открытиях. Мы не существуем в застывшей форме. Нет никакой вечной истины, которую можно было бы загнать в угол своего стихотворения и превратить в неиссякаемый источник удовлетворения. Не нужно слишком сильно отождествлять себя со своей работой. Там, в глубине, за этими черными буквами на белом листе вы должны оставаться подвижными. Они – это не вы. Они были мигом прекрасного, который вы пропустили через себя. Тем мигом, когда вы оказались достаточно открыты и чутки, чтобы поймать и запечатлеть его на бумаге.

Человек, который съел машину

Несколько лет назад в одной газете была опубликована статья (я ее не читала, мне только рассказывали) про индийского йога, который съел автомобиль. Не сразу – постепенно, за целый год. Мне нравятся такие истории. Сколько веса он набрал? Сколько ему было лет? Все ли зубы у него остались целы? Он что – съел и карбюратор, и руль, и радиоприемник? Какой марки была эта машина? А моторное масло он выпил?

Я рассказала эту историю группке третьеклассников из города Оватонна, штат Миннесота. Они сидели напротив на голубом ковре и, глядя на меня с недоверием, задали самый очевидный вопрос: «Зачем он это сделал?» – а потом прокомментировали: «Фу, какая гадость!» Но среди них был один растрепанный кареглазый мальчишка, который потом стал моим другом на всю жизнь; он просто посмотрел на меня и принялся безудержно хохотать – и я расхохоталась вслед за ним. Вот это да! Человек съел машину! С самого начала во всей этой истории не было никакой логики. Она совершенно абсурдна.

В каком-то смысле именно так мы и должны писать. Не спрашивать: «Зачем?», не выбирать придирчиво только леденцы (или только свечи зажигания), а позволить своему уму жадно набрасываться на все и выплескивать это на бумагу со всей мыслимой энергией. Мы не должны раздумывать: «Это хорошая тема… А вот об этом говорить не стоит…» Писать нужно обо всем, не ставя никаких условий. Между текстом, жизнью и разумом нет границ. Если ваш разум способен вместить в себя историю о том, как человек съел машину, значит, вы сможете разглядеть слонов в муравьях и женщин в мужчинах. Вы будете способны увидеть прозрачность любых форм – и все границы растают.

Вот что такое метафора. Я не говорю, что муравей похож на слона. Это, вероятно, в самом деле так – в конце концов, оба они – животные. Но нет: метафора – в том, чтобы сказать, что муравей и есть слон. С точки зрения логики я знаю, что разница есть. Я убеждена, что если передо мной окажутся слон и муравей, то я в любой момент смогу отличить одно животное от другого. Так что метафора должна рождаться не в логическом разуме. Она родом из какого-то другого места, где нам хватает смелости отступить от предвзятого взгляда на мир и открыться настолько, чтобы разглядеть единство муравья и слона.

Но на метафорах не следует зацикливаться. Не увязайте в раздумьях вроде: «Чтобы мой текст был высокохудожественным, я обязан использовать метафоры». Во-первых, не нужно никакой высокой художественности. Метафоры нельзя придумывать насильно. Если в момент написания вы не верите всем своим существом в то, что муравей и слон суть одно и то же, это прозвучит фальшиво. Если же вы по-настоящему поверите в это, кто-то может, конечно, решить, что вы сошли с ума, – но лучше быть сумасшедшим, чем фальшивым. Вопрос в том, как заставить свой мозг верить в это и создавать метафоры.

Не заставляйте свой мозг что-либо делать. Просто сойдите с наезженной колеи и фиксируйте мысли, протекающие сквозь вас. Писательская практика смягчает сердце и разум, помогает нам сохранять гибкость, разрушая жесткие границы между яблоками и молоком, тиграми и сельдереем. Мы можем пройти сквозь луну прямо в медведя. Если вы последуете за своими мыслями, подобные внезапные пируэты будут даваться вам легко, потому что они естественны для вашего мышления. Вы сами это знаете. Можно ли очень долго удерживать в голове одну и ту же мысль? Нет, обязательно возникнет какая-то еще.

Когда прыжки совершает ваш разум, то такие же прыжки появятся в вашем тексте – но они не будут искусственными и натянутыми. В них просто отразится природа первичных мыслей – то, как мы видим мир, когда свободны от предубеждений и способны разглядеть глубинную основу. Все мы связаны воедино. Метафора хранит в себе это знание и потому религиозна по своей сути. Между слоном и муравьем нет границ. Все границы исчезают, как будто вы смотрите сквозь дождь или щурите глаза на городские огни.

Текст – это не гамбургер из «Макдоналдса»

Иногда у меня бывают такие ученики, которым все удается с самого начала. Особенно мне запомнился один из них. Когда он читал свои тексты, воздух был насыщен электричеством, и его самого часто пробирала дрожь. Он полностью раскрывался в процессе их написания; он мог рассказать о том, что значит в четырнадцать лет лежать в психушке, что такое гулять по улицам Миннеаполиса под ЛСД, каково это – сидеть у тела своего мертвого брата в Сан-Франциско… Он говорил, что мечтал писать много лет. Его убеждали, что он должен стать писателем, но стоило ему сесть за стол – и он понимал, что у него не получается соединить слова на бумаге с событиями или чувствами, которые он испытывал.

А происходило это потому, что он представлял себе, что хочет сказать, прежде чем усаживался перед листом бумаги. Разумеется, у вас могут быть какие-то мысли в голове, когда вы еще только садитесь за стол. Но форма их выражения должна зародиться в вас и вылиться на бумагу. Не сдерживайте себя, позвольте им течь так, как им хочется; не пытайтесь управлять этим процессом. Да, эти переживания, воспоминания и ощущения находятся внутри вас, но вы не можете выложить их на бумагу заготовленными, одним движением, словно повар пиццу из печи.

Садясь писать, отпустите все мысли и начните с попытки выразить то, что скрывается внутри вас, самыми простыми словами. Не всегда начало бывает гладким. Позвольте себе корявость и нескладность. Вы обнажаетесь. Вы выводите под лучи света свою жизнь, представляя ее не так, как хотелось бы вашему эго, а как подлинное человеческое бытие. Именно поэтому я считаю, что писательство сродни религии. Оно заставляет вас раскрыться и делает ваше сердце более терпимым к обыденности.