Хесус Уэрта де Сото - Деньги, банковский кредит и экономические циклы Страница 123

Хотя это утверждение может быть справедливым в контексте неоклассической школы того времени, оно никоим образом не соответствует австрийской школе, если принять во внимание уровень развития, уже продемонстрированный австрийской теорией капитала и циклов к тому времени, когда вышла «Общая теория». Таким образом, Кейнс ошибается, называя Хайека неоклассиком[573]. Хайек принадлежит к субъективистской традиции, резко отличавшейся от неоклассического наследия Маршалла. Более того, при помощи субъективистской теории денег, капитала и цикла Мизеса (т. е. теории, полностью разработанной в рамках австрийской школы), Хайек к этому времени уже детально проанализировал те условия, за пределами которых закон Сэя временно перестает действовать, и исследовал разрушительные последствия, которые имеют для экономики повторяющиеся атаки, связанные с кредитом.

Кейнс очевидным образом пытался отрицать, что банковский кредит играет какую-либо роль в искажении соотношения между сбережениями и инвестициями. К тому времени, когда он опубликовал «Общую теорию», он провел достаточно времени в спорах с Хайеком, чтобы уяснить его центральный аргумент: кредитная экспансия порождает временное, нестабильное разделение между инвестициями предпринимателей и реальными добровольными сбережениями общества. Если тезис Хайека верен, это наносит смертельный удар по всей теории Кейнса. Поэтому для Кейнса было жизненно важно лишить убедительности аргумент Хайека. Тем не менее рассуждения Кейнса о банковском кредите оказались слишком путаными, чтобы опровергнуть теорию Хайека. Рассмотрим аргументы Кейнса по очереди.

Во-первых, Кейнс утверждает, что банковский кредит не оказывает никакого эффекта расширения для агрегированных инвестиций. Он обосновывает это утверждение с помощью абсурдного бухгалтерского аргумента, согласно которому позиции кредитора и должника без остатка сальдируют одна другую: «Мы должны, понятно, сделать поправку на заключение займов и погашение долгов (включая изменения в объеме кредита или размерах денежного обращения). Но, поскольку для общества в целом увеличение или уменьшение общей суммы денежных обязательств, принадлежащих кредиторам, всегда точно соответствует изменению совокупной задолженности заемщиков, эти величины также взаимно погашаются, когда мы рассматриваем общие размеры инвестиций»[574].

Однако утверждения, подобные этому, не могут скрыть факта искажающего воздействия кредитной экспансии на инвестиции. Верно, что лицо, получающее кредит в банке, является должником банка в размере кредита и кредитором в размере депозита. Тем не менее, как указывает Б. Андерсон, долг заемщика не является деньгами, в то время как полученный им кредит в форме депозита до востребования со всей очевидностью представляет собой деньги (или, если быть совсем точным, совершенные заместители денег, как установил Мизес). Когда заемщик решает инвестировать средства, предоставленные ему в кредит, в капитальные блага и услуги факторов производства, он использует деньги (созданные банком ex nihilo) для увеличения инвестиций, при том что никакого соответствующего увеличения добровольных сбережений не произошло. Он осуществляет эти инвестиции, не изменяя номинальной задолженности банку[575].

Во-вторых, Кейнс, понимая слабость своего бухгалтерского аргумента, выдвигает следующий, еще более нелепый аргумент. Он настаивает на том, что новые средства, созданные в форме кредитов, который банк выдает своим клиентам, не используются для финансирования новых инвестиций сверх добровольных сбережений, поскольку вновь созданные деньги, полученные заемщиком, могут быть израсходованы на приобретение потребительских благ. Кейнс полагает, что в той мере, в какой новые деньги не использованы для покупки потребительских товаров и услуг, они неявным образом «сбережены», и таким образом, когда они инвестируются, их объем в точности соответствует тем, «подлинным, предварительным» сбережениям. Вот как сам Кейнс излагает этот свой аргумент: «[Дополнительные] сбережения, возникающие в результате таких решений, носят ничуть не менее “подлинный” характер, чем любые другие сбережения. Разумеется, никого нельзя заставить держать дополнительные средства, соответствующие новому банковскому кредиту, в форме наличных денег, если только он сам по своему усмотрению не предпочтет хранить именно деньги, а не богатство в другой форме»[576].

Здесь Кейнс очевидно основывается на ex post facto[577] эквивалентности сбережений и инвестиций, чтобы избежать рассмотрения губительных последствий, которые кредитная экспансия имеет для инвестиций и производственной структуры[578]. Однако любые сбережения всегда требуют воздержания и предварительного отказа от потребления товаров и услуг, а не просто отказа от потенциального потребления при получении новых денежных единиц ex nihilo. В противном случае любое увеличение предложения денег посредством кредитной экспансии было бы равносильно «увеличению сбережений», что является полнейшей бессмыслицей[579]. Даже если допустить, что все инвестиции, которые профинансированы из новых денег, мгновенно и одновременно были «сбережены», проблема все равно остается. Предположим, что новые деньги дошли до конечных держателей (работников и владельцев капитальных благ и первичных факторов производства). Если эти люди решат потратить все или часть этих денег на предметы потребления и услуги, тут же выявится тот факт, что производственная структура слишком смещена в сторону преобладания капитальных благ, и разразится рецессия. При всей своей изощренности Кейнс не смог опровергнуть того очевидного факта, что искусственная кредитная экспансия не гарантирует, что экономические агенты будут вынуждены сберегать и инвестировать в больших масштабах, чем они делают это в нормальных условиях[580]. Далее, Кейнс парадоксальным образом настаивает на том, что добровольные сбережения не гарантируют дополнительных инвестиций, и в то же самое время утверждает, что все инвестиции предполагают существование предшествующих сбережений. Если принять во внимание тот факт, что лица, делающие сбережения, не совпадают с теми, кто инвестирует, и что отсутствие координации в их действиях может не позволять наступать состоянию равновесия, то необходимо признать, что такая рассогласованность может иметь место не только для добровольных сбережений (сбережение без инвестирования), но и для инвестиций (дополнительные инвестиции без предшествующих сбережений). В первом случае имеет место увеличение спроса на деньги. Как было показано в предыдущей главе, такое увеличение порождает несколько последствий, реализующихся одновременно: как характерных для добровольных сбережений (изменения структуры относительных цен, ведущих к удлинению инвестиционных процессов), так и вызванных ростом покупательной способности денег[581]. Во втором случае (дополнительные инвестиции без предварительных сбережений) создается искусственно длинная производственная структура, т. е. такая, которая не может поддерживаться до бесконечности, поскольку экономические агенты не желают сберегать на достаточном уровне. Это также объясняет кризисы и спады, следующие за периодами кредитной экспансии.