Валентин Катасонов - Экономическая теория славянофилов и современная Россия. «Бумажный рубль» С. Шарапова Страница 13

Святитель Феофан Затворник о «западной тьме»

На бездумное, некритическое увлечение европейскими теориями и науками «просвещенной» публики в России обращал внимание святитель Феофан Затворник. Вот как описывают современные российские авторы отношение святителя Феофана к тогдашней науке: «Святитель Феофан видел односторонность и ущербность современной науки в том, что она отвернулась от изучения духовных явлений в мире и человеке. Это попросту означало – исказить действительность, вырвать самую важную страницу из книги жизни. Особенно страдали от этого науки о человеке. В их выводах не могло быть и речи ни о какой справедливости и полноте знаний без ясного представления о внутренней жизни человека, о духовной стороне его естества. По мнению святителя Феофана, следовало одухотворить науку, привлечь ее внимание к проявлениям духовности в человеке, а это значит, что она не должна противопоставлять себя вере и отталкивать ее от себя, это значит, что они должны повернуться лицом друг к другу. Без этого в объяснении многих явлений наукам не избежать ошибок и упрощений, без этого они во многом останутся на уровне голых и абстрактных теорий»[80]. А теории, настаивает Феофан Затворник, следует отличать от подлинных фактов: «Теории – личное дело учащих; факты – общее достояние. Истинною, настоящею теориею может быть только та, которая согласна с христианскими истинами»[81], ибо Христианство открыло миру подлинное знание о явлениях духовной жизни человека, о ее непреложных законах. Защищая смелость своих суждений, Феофан Затворник пишет: «Верующие имеют полное право втесняться с духовным в область вещественного, когда материалисты лезут со своею материею, без зазрения совести, в область духовного», тем более что «материальное не может быть ни силою, ни целью»[82]. Наиболее яркое выражение материального как цели проявлялось в экономической «науке», которую многие в то время называли еще «наукой о богатстве»[83], стремление к богатству в русской традиции считалось гибельной страстью.

Даже так называемые «естественные» науки были поставлены на службу атеизма и безбожия, а в итоге, чтобы обосновывать различные социальные и экономические теории, служившие интересам «миродержителей» (выражение С. Шарапова, которое он употреблял в отношении «королей биржи» и ростовщиков). Со второй половины XIX века, в частности в России, стали активно насаждаться такие материалистические теории, как гипотеза Лапласа о происхождении мира и теория Дарвина о происхождении человека из обезьяны и его же теория «естественного отбора». Некоторые «естественные» теории прямо проецировались на человека и общественную жизнь. Например, те авторы, которые развивали и пропагандировали «теорию конкуренции» (ту самую, которую Шарапов подверг резкой критике в работе «Бумажный рубль…»), постоянно апеллировали к дарвинизму: мол, как и в живой природе, в обществе также происходит «естественный отбор» в результате конкуренции между товаропроизводителями.

О «западной тьме», пришедшей в Россию, писали и говорили также почти славянофилы. Возникает вопрос: а откуда на Западе взялась эта самая «тьма»? Об этом кратко и точно сказал святитель Николай Сербский. В одной из своих публикаций (1941 г.) он писал об организованной «оппозиции Богу», которая оформилась в различные этические и научные формулы. Последние, в свою очередь, начали последовательно вытеснять христианскую этику и догматику. Святитель отмечает, что: а) эта организованная «оппозиция Богу» зародилась не в простом народе, а в среде образованных верхов общества; б) сначала эти верхи утвердили грех в качестве этической нормы жизни (используя в том числе свои способности в литературе и искусстве), а затем обосновали это «научно», возведя свои домыслы в ранг «догматов позитивного знания».

«Оппозиция Богу на Западе, – писал святитель Николай Сербский, – зародилась не в простом народе, а в среде людей хорошо образованных и ученых; иными словами – в среде книжников и фарисеев, как и во времена древние. В первую очередь был нанесен удар по христианской этике, а затем и догматике. Сначала легкомысленные борзописцы сочиняли скандальные книги, а близорукие… художники тиражировали соблазнительные картины… Так с истреблением нравственности была подготовлена почва для ниспровержения догматики, для развала богооткровенных истин веры. Это разрушение продолжалось два последних столетия. Сперва включились в него французские энциклопедисты и английские утилитаристы, вслед за ними социологи и составители законов, затем растлевающие всех и вся романисты и приверженцы так называемого «реализма» в искусстве, потом ученые со своими упрямыми и фантастическими теориями и, наконец, лица, злоупотребившие научными открытиями в своих корыстных целях и обратившие их на подрыв веры и морали у европейской молодежи»[84]. Для «подрыва веры и морали» в Европе активно стали использоваться школы и особенно университеты, которые христианские нормы этики и догматы стали замещать антихристианскими нормами и догматами.

Если в первой половине XIX века русская аристократическая молодежь ездила за «просвещением» в Европу то с середины того века массовое «просвещение» было налажено уже в самой России на базе университетов. Процесс духовного и умственного разложения дворянства и иных сословий пошел гораздо быстрее. Западные «миссионеры» стали насаждать кафедры и курсы политической экономии в российских университетах.

Опять обратимся к Феофану Затворнику которого очень тревожил процесс отделения светского образования от духовного. Светское образование, не освященное светом Евангелия, по его мнению, наносило непоправимый ущерб молодежи. В высшей школе уже зачастую давалось не «чисто светское» образование, а образование, которое было направлено на дискредитацию Христианства – чаще всего, в закамуфлированной, но оттого еще более опасной форме. Из стен российских университетов стали выходить вольнодумцы, протестанты, атеисты и даже революционеры (с формальной отметкой в паспорте: «православный»): «Они прошли все науки в наших высших заведениях. И не глупы и, не злы, но относительно к вере и Церкви никуда негожи. Отцы их и матери были благочестивы; порча вошла в период образования вне родительского дома. Память о детстве и духе родителей еще держит их в некоторых пределах. Каковы будут их собственные дети? И что тех будет держать в должных пределах? Заключаю отсюда, что через поколение, много через два, иссякнет наше Православие»[85].

Впрочем, по мнению святителя Феофана, данный процесс не является фатальным. У русского человека тогда (во второй половине XIX века) еще было время одуматься и изменить свою судьбу: «Что общего у Христианства с характером времени, в которое оно зачалось? Оно засеменено несколькими лицами, которые не были порождением необходимого течения истории; оно привлекало желающих, крепко расширялось и стало общим делом тогдашнего человечества, а все-таки оно было делом свободы. То же и в худом направлении: как развратился Запад? Сам себя развратил: стали вместо Евангелия учиться у язычников и перенимать у них обычаи – и развратились. То же будет и у нас: начали мы учиться у отпадшего от Христа Господа Запада и перенесли в себя дух его, кончится тем, что, подобно ему, отшатнемся от истинного Христианства. Но во всем этом ничего нет необходимо определяющего на дело свободы: захотим и прогоним западную тьму; не захотим – и погрузимся, конечно, в нее»[86]. Обратим внимание: святитель Феофан говорит о «западной тьме». В его времена это были, конечно, и многочисленные секты, приходившие из Европы и развращавшие русского человека; и католицизм, который со времен Александра Невского не оставлял надежды поставить Святую Русь под свой духовный и политический контроль; и забрасываемые из-за границы всевозможные ереси, призванные разложить Православие изнутри. Но у святителя не меньшее внимание уделяется так называемой «науке» и «светскому» образованию, особенно высшему (через которое и происходило заражение наших верхов западными экономическими и финансовыми теориями).

Святитель Феофан высказывает парадоксальную на первый взгляд, мысль: если русский народ добровольно не вразумится, не отойдет от «западной тьмы», тогда Господь, как опытный врач, будет лечить его с помощью самого же Запада (известный принцип в медицине: «подобное лечится подобным»), в том числе избавлять русский народ от гипноза западных теорий. Например, святитель писал о сильном влиянии немецкой протестантской литературы на богословскую науку в России и предсказывал, что сами же немцы избавят наших богословов от этого влияния: «Жаль смотреть, как у наших богословов все немчура да немчура. – Вот пошлет за это на нас Господь немчуру, чтоб она пушками и штыками выбила из головы всякое немецкое (неправославное) мудрование»[87]. Подобные мысли, отличающиеся исторической проницательностью, мы встречаем у него постоянно: «Нас увлекает просвещенная Европа… Да, там впервые восстановлены изгнанные было из мира мерзости языческие; оттуда уже перешли они и переходят и к нам. Вдохнув в себя этот адский угар, мы кружимся, как помешанные, сами себя не помня. Но припомним двенадцатый год: зачем это приходили к нам французы? Бог послал их истребить то зло, которое мы у них же переняли. Покаялась тогда Россия, и Бог помиловал ее. А теперь, кажется, начала забывать тот урок. Если опомнимся, конечно, ничего не будет; а если не опомнимся, кто весть, может быть, опять пошлет на нас Господь таких же учителей наших, чтоб привели нас в чувство и поставили на путь исправления. Таков закон правды Божией: тем врачевать от греха, чем кто увлекается к нему»[88].