Общая теория капитала. Самовоспроизводство людей посредством возрастающих смыслов. Часть третья - А. Куприн Страница 15

Проблема справедливости, которую решает общество-сложность — как сделать из людей общину, то есть как найти для каждого человека свою особую мерку. Коммерческое общество обобществляло людей, обычное общество персонализирует порядок. Обычный порядок основан на сочетании разума и практики — не на буржуазном утилитаризме, который все сводит к пользе, и не на социалистическом идеализме, который эксплуатирует мечту, а на медленных практиках, которые ищут равновесия между пользой, долгом и мечтой. В этом состоит прагматизм обычного общества.

Валовой продукт и валовая репутация

В своей книге «Социальные пределы роста» (1976) Фред Хирш провел различие между двумя частями капиталистической экономики: материальной и позиционной. Материальная экономика — это производство и потребление материальных благ, ограниченное не только уровнем производительности, но и биологическими потребностями людей: человек не может съесть больше, чем влезает в его желудок. Позиционная экономика — это производство и потребление благ, которые удовлетворяют небиологические, культурные потребности. По существу, Хирш сводит удовлетворение культурных потребностей к потреблению демонстративных, или, как он их называет, позиционных благ — редких благ, обладание которыми повышает социальный статус их владельцев, указывает на их богатство. Хирш возвращает нас к завистническому соперничеству, о котором говорил Торстейн Веблен:

«Жажду богатства в силу ее природы почти невозможно утолить в каждом отдельном случае, а об удовлетворении общего стремления к богатству большинства, очевидно, не может быть и речи. Как бы всеохватывающе, поровну или “справедливо” ни распределялся общий прирост общественного благосостояния, он нисколько не приблизит насыщение той потребности, почвой для которой является стремление каждого превзойти всякого другого в накоплении материальных ценностей. Если бы, как иногда полагают, стимулом к накоплению была нужда в средствах существования или в материальных благах, тогда совокупные экономические потребности общества понятным образом могли быть удовлетворены при каком-то уровне развития производственной эффективности, но, поскольку борьба по сути является погоней за престижностью на основании завистнического сопоставления, никакое приближение к определенному уровню потребления невозможно» (Веблен 1984, с. 80).

Сама природа позиционных благ не допускает, чтобы их потребление распространилось на основную массу населения, позиционные блага — это блага для элит. Рост в капиталистической экономике поддерживается двумя факторами: индивидуалистическим стремлением к позиционным благам и моральным коллективизмом, наследством докапиталистической эпохи. Но индивидуализм разрушает коллективизм (см. Hirsch 2005, p. 177):

«Во-первых, это парадокс изобилия: экономический рост в развитых обществах несет в себе некоторые элементы встроенного разочарования: процесс роста, если его поддерживать и распространять на всех, не в силах выполнить все свои обещания. Процесс роста сталкивается с социальной редкостью. Во-вторых, неохотный коллективизм: продолжение процесса роста само по себе опирается на определенные моральные предпосылки, которые сам успех роста ставит под угрозу из-за своего индивидуалистического этоса. Экономический рост подрывает свои социальные основы. Таковы двойные социальные ограничения роста» (Hirsch 2005, p. 176).

Чем выше производительность, чем слабее моральные нормы, чем шире индивидуализм и стяжательство, тем менее эффективной становится рыночная система. Оказывается, эффективность зависит от справедливости: «Капитализм, рационалистическая система, живущая ради результата, не может дать ясное оправдание своему самому главному результату — тому, кто сколько получает» (Hirsch 2005, p. 165). Но именно моральное оправдание является условием для функционирования рыночной системы:

«Социальные основы общества опираются на моральное оправдание. Сильная сторона либерального капитализма заключалась в его способности обходиться без четких этических стандартов распределения вознаграждений. Оправдание обеспечивалось благоприятным исходом автономных нерегулируемых процессов. В своем современном варианте это оправдание больше не зависит от предположения о естественной гармонии во всех аспектах рыночной экономики. Оно скорее зависит от способности системы обеспечить устойчивый рост. Модель социальной гармонии появляется вновь, но в динамическом контексте: со временем все получают выгоду. Но моральное оправдание на этой основе не может быть связано с ростом, имеющим социальные пределы, не способным обеспечить равенство с течением времени, что является обещанием — и, следовательно, моральным оправданием — безудержного роста» (Hirsch 2005, p. 176–177).

Коммерческая революция привела в движение локальные общества-культуры, интегрировала их в общество-систему и запустила вертикальный рост мирового населения и валового продукта. Но мировое общество-система оказывается в конечном счете неустойчивым, не способным поддерживать ни численность и связность своего населения, ни темпы роста ВВП. И чем более неустойчивым становится рост, чем больше он замедляется, тем меньше моральных оправданий для него остается. При этом мораль является более важным общественным благом, более критической частью инфраструктуры, чем автомобильные и железные дороги, мобильная связь или интернет.

«Общепринятые, взаимные стандарты честности и доверия — это общественные блага, затраты которых в значительной степени необходимы для выпуска продукции. Функциональный аспект религии всегда занимал видное место в социологическом подходе: Конт подчеркивал вклад веры и ритуалов в социальную солидарность, а Дюркгейм — роль религии в стимулировании участия в социальной жизни. Экономическая концепция общественных благ предоставляет инструмент для интеграции морально-религиозных норм в экономическую структуру. Она рассматривает религию как поведенческий стандарт, который поддерживает коллективные действия и отношения сотрудничества. В этом контексте следует подчеркнуть, что эти нормы необходимы не для амбициозной или оптимистической цели создания какого-то идеального или совершенно рационального общества, а для более скромной и ограниченной цели поддержания некоторых ключевых основ нашего нынешнего договорного, рыночного общества» (Hirsch 2005, p. 143).

Управление устойчивым ростом требует пересмотра понятия ВВП, как ключевого показателя, на основе которого и измеряется рост. Обращаясь к факторам производства, которые определяют объем ВВП, экономисты заново обнаруживают, что не все эти факторы допускают денежную оценку, что социальный капитал в особенности представляет собой проблему с точки зрения рыночных цен:

«… Устойчивость требует одновременного сохранения или увеличения нескольких “запасов”: количества и качества не только природных ресурсов, но также человеческого, социального и физического капитала» (Стиглиц, Сен и Фитусси 2016, с. 199). «… Для весьма большого числа активов, которые важны для будущего благосостояния, не существует рыночных цен. Даже когда они есть, нет гарантии того, что они адекватно отражают то, какую роль эти разные активы будут играть в будущем благосостоянии. В отсутствие таких ценовых сигналов нам приходится прибегать к вменению, что увеличивает и нормативные, и информационные трудности. Все это подсказывает, что требуется более скромный подход, а именно необходимо сосредоточиться на тех пунктах, для которых существуют разумные технологии оценки, таких как физический капитал, человеческий капитал и природные ресурсы, которые торгуются на рынках» (Стиглиц, Сен и Фитусси 2016, с. 200).

Оказывается, что для управления ростом недостаточно стоимости, как