Эдмунд Фелпс - Массовое процветание. Как низовые инновации стали источником рабочих мест, новых возможностей и изменений Страница 29

В других странах, где начала формироваться современная экономика, также появились литературные произведения, в которых осмыслялась новая деловая жизнь. Во Франции Бальзак посвятил целый том восторженному описанию феномена парижских кафе XIX века, а Эмиль Золя писал об изменениях, происходивших в Париже. Иоганн Вольфганг Гёте, один из первых романистов, ставших писать о личностном развитии, в своих произведениях рассказывал об экономической современности, складывавшейся в 1820-х годах в регионе Рейна, но хотя он и изучал все новое, сердцем оставался со старым. Роман Томаса Манна «Будденброки», впервые опубликованный в 1901 году, повествует о пяти поколениях одной семьи, первое из которых зарабатывает состояние благодаря бизнесу. Книга показывает постепенную утрату жизненных сил по мере того, как каждое следующее поколение все больше удаляется от мира бизнеса.

Можно было бы предположить, что и в Америке должно было появиться много литературных произведений об экономической жизни, поскольку все больше населения включалось в нее. Американцев увлекло общее движение: они бросились создавать новые вещи, селиться в новых местах, они искали приключений и испытывали себя, совершенствовались и шли вперед. Но именно поэтому там было не так много людей, которые предпочли бы писать о новой жизни, а не участвовать в ней. Если бы в Америке было столько же новых произведений, как в Европе, немногие из них нашли бы читателей, готовых потратить время на чтение. Однако романы Германа Мелвилла, величайшего мастера американской литературы XIX века, наполнены гулом формирующегося делового мира.

В двух важнейших романах Мелвилла рассказывается о доверии, надежности и неопределенности. В «Человеке доверия» (1857) действие происходит на пароходе «Верный» и весь бизнес крутится вокруг вопроса о том, доверять ли деньги предпринимателю или потенциальному партнеру. Как заметил один из друзей Мелвилла, «хороший роман <...> и уже то, что человека можно надуть, хорошо говорит о человеческой природе». В романе Мелвилла «Моби Дик» (1851), ставшем его величайшим успехом, множество страниц посвящено процессу ловли китов, причем упор делается на воодушевление и случайности, которые, как мы понимаем, невозможно просчитать. «Гарпунный линь», в котором могут запутаться моряки, что иногда грозит им смертью, выступает метафорой процессов, в которых могут безнадежно запутаться участники экономики 57. Хотя деловая жизнь — и в хороших ее сторонах, и в плохих, — вместе с умножением профессий оказали большое влияние на Диккенса, понадобился американский наблюдатель с поэтическим даром, чтобы понять притягательность и в то же время неопределенность новой жизни.

Книга Вашингтона Ирвинга «Книга эскизов Джеффри Крэйана, джентльмена», хорошо принятая в 1820 году в Англии и Америке, включает несколько рассказов о глубоких изменениях, произошедших в городах. В «Легенде о Сонной лощине», где действие происходит в местечке, расположенном в 25 милях к северу по реке Гудзон от Нью-Йорка, Ирвинг описывает городок, изолированный от бушующих экономических перемен, происходивших тогда в Америке. Сонная лощина — это место, где «ни население, ни нравы, ни обычаи не претерпевают никаких изменений. Великий поток переселений и прогресса, непрерывно меняющий облик других областей нашей беспокойной страны, проходит здесь совсем незамеченным». Относительно образованный человек — Икабор Крейн — приезжает работать и преподавать в этом городе «безмятежности и тишины», но единственное, чего он в скором времени добивается,— это жесткий отпор со стороны упрямых обитателей, погрязших в предрассудках. Ирвинг остроумно критикует тех, «кто не имеет ни малейшего представления об усилиях, требуемых интеллектуальным трудом». Увлеченность трудом резко контрастирует с праздностью, которую Ирвинг связывает с упущенными возможностями и отгораживанием от перемен.

Формирование современной экономики привело к изменениям не только в литературе, но также и в живописи. До XIX века живопись была в основном статичной и колоритной, и примерами могут быть не только буколические полотна Клода Лоррена или Томаса Гейнсборо, портреты в домашнем интерьере Джошуа Рейнольдса или Диего Веласкеса, но даже то, что Уильярд Шпигельман назвал (несколько неудачно) «живописью действия»:

...живописи действия, в которой могли использоваться мифические, религиозные или исторические события, а иногда изображалось и насилие, не хватало подлинной энергии. Во Франции великолепные цвета и симметрия Пуссена (XVII век), акцентированное благородство Давида (конец XVIII века) и приглаженная красота Энгра (начало XIX века) уступили место взрывному развитию романтизма 58.

Во Франции романтическое движение началось в 1820-х годах с ошеломляющего полотна Теодора Жерико «Плот „Медузы“», на котором, как пишет Шпигельман, изображены измученные ветром и морем люди с разбившегося судна, высматривающие спасательный корабль: по их фигурам можно прочесть весь спектр эмоций — «от воодушевления и ликования до недоверия и истерии». Вскоре появились огромные полотна Эжена Делакруа. Как отмечает Э. Г. Гомбрих, в его картине 1834 года «Арабская фантазия» «нет ясного контура <...> нет ни позерства, ни сдержанности в композиции, нет даже патриотического или поучительного сюжета. Все, к чему стремится художник,— сделать нас участниками захватывающего зрелища романтический сцены с арабскими всадниками и разделить с нами радость от восприятия движения и красоты великолепных чистокровных животных, вздыбившихся на первом плане»59. В Британии Дж. М. У. Тёрнер своими эпохальными полотнами — такими, как «Голландские лодки в бурю» (1801), «Пароход у входа в гавань во время шторма зимой» (1842) и «Дождь, пар и скорость» (1844),— передавал едва ли не тактильное ощущение опасностей и возбуждения, присущих рискованным предприятиям современного бизнеса:

Тёрнер — это художник тревоги, беспрерывного вихря движения, мира, который на поверхности может казаться все той же старой, вековечной доиндустриальной планетой, которую писали мастера, с которыми он желал тягаться, но на самом деле это мир, который в самом своем основании сокрушен войной, промышленностью и революцией.

Этот романтизм уносит вас <...> как приливная волна — пробку <...> На картине [художника XVIII века] ван де Вельде «Нарастающий шторм» изображается бушующее море, но в сравнении с «Голландскими лодками» этот образец выглядит столь же странно, как игрушечная ветряная мельница <...> Тёрнер схватывает движение и угрозу волн в красках как таковых — они и есть море, а не картина моря. Он наделяет предметы и энергию физической реальностью <...> тогда как ван де Вельде словно бы просто создавал виртуальную природу на компьютерном экране.