Михаил Делягин - Россия перед лицом истории: конец эпохи национального предательства? Страница 30

На деле же речь шла лишь о принятии Украиной целого ряда «европейских стандартов», прежде всего о создании зоны свободной торговли с Евросоюзом. Поскольку Украина практически не производит товаров, представляющих интерес для Европы, речь шла об установлении европейскими производителями контроля за все еще заметным в мировом масштабе украинским рынком. Отмена импортных пошлин позволила бы «добить» потенциальных украинских конкурентов демпинговыми методами, — а затем, захватив рынок, уже без помех повышать цены.

Ситуация качественно усугублялась тем, что создание Украиной «зоны свободной торговли» с Евросоюзом вынудило бы Россию создать таможенный барьер для защиты своей экономики от экспорта, в том числе и субсидированного, европейских товаров через Украину. Эта всецело вынужденная мера сократила бы двусторонний товарооборот и нанесла бы экономике Украины дополнительный удар.

Фактически «зона свободной торговли» с Евросоюзом уничтожила бы украинскую экономику и, превратив «золотую» в советское время Украину в зону социально катастрофы, качественно ускорила бы вымирание ее населения.

Характерно, что другим важным положением соглашения об ассоциации Украины с Евросоюзом было введение, по сути дела, внешнего управления со стороны Брюсселя: руководство Украины должно было взять на себя обязательство не вводить в силу ни один закон и ни одно иное существенное решение в случае возражений со стороны Евросоюза. В то же время все решения Еврокомиссии, обязательные для членов Евросоюза, автоматически распространялись бы и на Украину, — которая, тем не менее, не получала бы никаких, даже призрачных прав члена Евросоюза.

По сути дела, речь шла об отказе Украины от государственного суверенитета и ее передаче под внешнее управление Евросоюза.

Характерно, что европейцы, по всей видимости, прекрасно понимали последствия этого закабаления: недаром весьма существенной частью соглашения об ассоциации Украины с Евросоюзом было подробное описание укрепления ее западных границ, — с тем, чтобы украинские фанатики евроинтеграции не имели шансов создать проблемы объекту своего поклонения.

О степени разложения руководства Украины свидетельствует его полное незнание и непонимание текста и смысла договора об ассоциации, которое оно настойчиво и последовательно навязывало своему народу.

Когда российские переговорщики наконец сумели разъяснить Януковичу и его окружению, что именно они собираются подписать и какую именно судьбу готовят своей стране (а главное, себе, — потому что ни о каком переизбрании Януковича в этой ситуации речи быть уже не могло), Янукович заколебался.

Вопреки расхожему мнению, в Вильнюсе он отнюдь не отказался от подписания соглашения об ассоциации, — он всего лишь захотел потянуть время, чистосердечно объяснив, что сначала хочет взять у русских деньги.

Но евробюрократы восприняли даже минимальное отклонение от продиктованной ими линии как побег, и «конвой открыл огонь без предупреждения», форсировав, по сути дела, нацистский государственный переворот.

Урок либерализма предельно прост и нагляден: начав служить глобальному бизнесу, власти любого общества неизбежно предают свой народ, из элиты стремительно вырождаясь в тусовку, пусть даже и правящую.

Пренебрежение коренными потребностями общества невозможно скрыть.

ЛИБЕРАЛЫ ВЫЧЕРКНУЛИ СЕБЯ ИЗ РОССИИ

Украинский кризис и особенно воссоединение Крыма резко разделили не только Россию, но и весь русский мир.

Звонившие своим родным и близким из России в Киев с недоумением выслушивали от тех потоки дикой истеричной брани в свой персональный адрес: в глазах оболваненных нацистской пропагандой «свидомитов» «москали» являются бандитами, грабителями и насильниками уже просто по факту своего существования.

В то же время русская эмиграция, насмерть переругавшаяся и погрязшая в интригах еще до войны, едва ли не впервые после бегства оказалась едина, — и не только друг с другом, но и со своей Родиной.

В России молодые люди, менявшие фамилии из презрения к «быдлорашке» и персонально Путину, в ночь воссоединения Крыма плакали от счастья потому, что Россия впервые на их памяти начала становиться нормальной честной страной.

Президент Чечни Кадыров показал себя в Крыму русским патриотом.

Сенаторы, скулившие под дверями роскошного кремлевского зала об оказавшихся под ударом европейских поместьях и прочих активах, после сухого и сдержанного выступления Путина о воссоединении с Крымом рыдали уже от счастья — и не лукавили: атмосфера в зале была невиданной за все четверть века национального предательства.

Лютые ненавистники «Единой России» и власти в целом печалились лишь о том, что воссоединение коснулось лишь Крыма, а не всего Юга и Востока, — и выражали робкую надежду, что руководство страны, возможно, «еще не совсем потерянные для общества люди».

На этом фоне реакция российских либералов была абсолютно патологичной в своей честности.

В конфликте России с украинскими нацистами и поддерживающим тех Западом они за редчайшим исключением решительно и последовательно встали на сторону врагов России.

Строго говоря, это их исторический выбор: живя в нашей среде и питаясь ее соками, считать ее мерзостью и искренне верить, что солнце всходит на Западе. Бежать на свою ментальную родину — Запад — им не интересно: они там значительно более чужие, чем здесь, а главное — там нужно труднее и честнее работать. Выступая же в России и от имени России реальными представителями ее врагов и конкурентов, они получают, если можно так выразиться, двойной доход, — в полном соответствии с принципом «ласковое теля двух маток сосет».

Критерий современного либерализма — вера в то, что государство должно служить глобальному бизнесу, а не своему народу, — делает либералов лютым, непримиримым, классовым врагом любого народа, в котором они живут, — и нас тоже.

Их позиция предельно резко проявилась еще во время нападения Грузии на Южную Осетию и наших миротворцев: раз Путин плохой, — русских надо убивать, а протестовать против этого недопустимо.

Понятно, что эта позиция абсолютно неприемлема для абсолютного большинства россиян, — и не просто придерживающиеся, но и агрессивно пропагандирующие ее либералы сами вычеркнули себя из российского общества.

Но они не унывают — и, по всей вероятности, прекрасно понимают, что теперь для укрепления своего положения они оставили себе лишь внеполитические, наиболее разрушительные для общества методы.

КРЫМ ДЛЯ РОССИИ — ПЕРВЫЙ ШАГ ВОЗВРАЩЕНИЯ В МИР

Этот город вернется назад:

Севастополь останется русским.

Крым принадлежит России с XVIII века, населен и освоен преимущественно русскими, и даже этнические украинцы, живущие там, в основном воспринимают себя как людей русской культуры.

Его принадлежность остро ощущалась даже на сугубо бытовом уровне: тамошние экскурсоводы изумлялись, что историей Крыма (в значительной части татарской), экскурсиями по нему, в том числе в палящую жару, интересовались почти исключительно туристы из России. Украинские в основном лежали на пляжах, — и это показывает, что украинский народ, каким бы близким он нам ни был, так и не ощутил Крым своим.

Украинское государство почти не развивало Крым, — так Болгария не развивает самую южную часть своего побережья (за Синеморцем), когда-то принадлежавшую Турции, с неофициальной мотивацией «может быть, придется отдавать». Так поляки, переселенные в когда-то немецкие районы Силезии, до сих пор не селятся в брошенные после войны и до сих пор стоящими пустыми добротные дома немцев: «хозяева могут вернуться».

Не только сам Крым так никогда и не счел себя украинским — «незалэжная» Украина тоже так и не начала считать его своим, и российскому руководству в 2014 году, во многом поневоле, пришлось проявить уважение к этим почти совпадающим позициям.

Возможно, отношение украинских властей к Крыму было вызвано и тем, что, с сугубо юридической точки зрения, в 1954 году Хрущев передал Крым Украине, пусть и в рамках одного государства, не просто «волюнтаристски», но и с прямым даже не нарушением, а игнорированием всех существовавших в то время правовых норм. Так что юридически эта передача, увы, была недействительной, — и нужно обладать феноменальным отечественным правовым нигилизмом, чтобы не замечать это в течение 60 лет.

Крымские татары составляют официально 12, а по заявлениям их собственных представителей — аж 14 % населения (при этом значительную их часть образуют турки-месхетинцы и представители других народов Средней Азии, спасавшиеся от этнических чисток и «прихваченные» руководителями крымскотатарской диаспоры для увеличения ее численности и, соответственно, представительности). Почти половина их, вопреки официально объявленному руководителями их диаспоры бойкоту и совершенно дикой пропаганде (большинство не раз и не два в течении двух недель получило листовки о том, что русские якобы собираются их выслать в Северный Казахстан и уже договорились с Назарбаевым), пришла на референдум. Социологические исследования показывали, что из числа тех, кто социализован, то есть работает и зарабатывает деньги вне рамок своей общины и своего клана, большинство выступает за воссоединение с Россией, так как эти люди хотят жить по нормам современного мира, а не потерпевшего поражение средневековья.