Общая теория капитала. Самовоспроизводство людей посредством возрастающих смыслов. Часть третья - А. Куприн Страница 35

которым являются супернормы и стратегии организаций, поддерживающих эти супернормы. Эти стратегии не могут быть продуктом одного лишь государства. «Говорят, что в экономических вопросах “государство способно заглядывать далеко вперед”. Однако за исключением отдельных вопросов, лежащих за рамками партийной политики, таких, как сохранение природных ресурсов, оно практически нигде этого не делало» (Шумпетер 2008, с. 545). Политика — дело не государства, но всего общества. Политика, или выбор институтов, является необходимым условием для экономики, то есть выбора технологий. Если рынок — это институт, то есть норма общения, а не технология, не норма вещения, то перед тем, как выбирать товары на рынке, нужно «выбрать» сам рынок. Нужно согласиться с Олсоном, что уровень экономического развития определяется способностью общества в целом делать политический выбор, балансировать свои интересы. Экономисты не учитывают этот ежедневный процесс выбора, поскольку для целей своей науки предполагают, что в каждый момент времени этот выбор уже сделан, что все риски разделены и все конфликты разрешены:

«Каждый набор прав начинается с конфликта по поводу того, что кто-то делает или хочет делать то, что затрагивает других. Некоторые довольны, а другие возражают. С дракой или без нее возникает соглашение или компромисс, которым определяются права. Те, кто извлекает выгоду из деятельности, получают одобрение тех, кто возражает, давая им что-то, чтобы заставить их согласиться … Что я хочу особо подчеркнуть, так это то, что решение — это, по сути, трансформация конфликта из политической проблемы в экономическую трансакцию. Экономическая трансакция — это решенная политическая проблема. Экономика завоевала титул королевы социальных наук, выбрав своей областью решенные политические проблемы» (Lerner 1972, p. 259).

Подход к экономике как решенной проблеме мог существовать до тех пор, пока институты оставались стабильными. Но поскольку мы вновь вступаем в переходный период от одного способа самовоспроизводства к другому, экономистам придется учитывать выбор не только относительно технологий, но и относительно институтов и психологий. Экономисты когда-то рассматривали физику как образец для подражания и много преуспели в перестройке своих теорий на естественнонаучный лад. Теперь из инженерной дисциплины экономика в мучениях превращается в политическую экономию — не только математическое, но и политическое, и культурное* приложение:

«Как заметил экономист Абба Лернер в 1970-х годах, “экономика завоевала титул королевы социальных наук, выбрав своей областью решенные политические проблемы”. Мы утверждаем, что достижение процветания зависит от решения некоторых основных политических проблем. Именно потому, что экономическая теория исходила из того, что политические проблемы решены, она не смогла найти убедительного объяснения для мирового неравенства. Чтобы объяснить мировое неравенство, по-прежнему нужна экономическая теория — чтобы понять, как различные типы политики и социальных механизмов влияют на экономические стимулы и поведение. Но для этого также нужна политика» (Acemoglu and Robinson 2012, p. 68–69).

Переход от «экономики» к политической экономии меняет и структуру экономической теории и политики. Деление на потребление, производство и обращение становится важнее, чем деление на микро- и макроэкономику. Все три раздела тесно интегрируются между собой. Например, никакие решения в сфере денежно-кредитной политики, в управлении процентными ставками, не принимаются в отрыве от решений в сфере потребления и производства. Это меняет роль рынков, правительств и центральных банков.

В своей работе 1990 года «Институты, институциональные изменения и функционирование экономики» Дуглас Норт выделял следующие требования к теории, которая стала бы обобщением неоклассики: сохранение постулата редкости/конкуренции и стимулов как движущей силы, включение неполной информации, субъективных моделей реальности и возрастающей отдачи от институтов:

«Включение институционального анализа в статическую неоклассическую теорию влечет за собой изменение существующего корпуса этой теории. Но создание модели экономических изменений требует разработки целой теоретической системы, потому что такой модели пока просто не существует. Зависимость от траектории предшествующего развития — это ключ к аналитическому пониманию долгосрочных экономических изменений. Перспективность подхода, принимающего во внимание эффект зависимости от траектории предшествующего развития, состоит в развитии наиболее конструктивных идей неоклассической теории — постулата о редкости / конкуренции и идеи о стимулах как движущей силе экономики — при одновременной модификации этой теории путем включения в нее идей о неполноте информации, субъективных моделях реальности и способности институтов к самоподдержанию. Результатом может стать выработка теории, которая позволит соединить микроуровень экономической деятельности с макроуровнем побудительных мотивов, образованных институциональной системой» (Норт 1997, с. 144).

Возвращаясь к основным постулатам общей теории капитала, которые мы сформулировали в этой работе, мы можем отметить, что (1) редкость принимает форму постулата о неопределенности; (2) конкуренция является одним из способов разрешения неопределенности наряду с кооперацией и администрацией; (3) гонка с неопределенностью ведет к приросту смыслов, что создает новую неопределенность; (4) стимулы и психология оказываются важнейшим элементом смыслов наряду с технологиями и институтами; (5) неполная информация и субъективные модели реальности есть выражение неопределенности и смыслов; (6) возрастающая отдача от смыслов позволяет продолжать гонку с неопределенностью.

Обычные рынки замещают корпорации

Обычный рынок — это не только рынок, но и план, интегрированный в этот рынок, не только спонтанная практика, но и стратегия конструирования. Наверное, можно было бы придумать какое-то слово, которое совместило бы в себе оба эти элемента: план-рынок, или рынок-план, но мы будем называть это обычный рынок, памятуя при этом о его двойственной природе. Дело в том, что перспективы персонализации рабочих мест внутри существующих корпораций связаны с возможностью для работников выйти напрямую на рынки продуктов. Основным условием для этого являются единые стандарты технологий, организаций и психологий на всех рабочих местах, которые позволяют посессорам перемещаться между рабочими местами и рынками. Иными словами, основным условием для создания и работы обычных рынков является снижение смысловых барьеров и трансакционных издержек. С этой точки зрения обычные рынки являются как результатом планирования, так и результатом рыночных действий, результатом как централизованных, так и распределенных расчетов. В конечном счете план и рынок оказываются лишь двумя разными способами достичь одного и того же состояния — равенства эффективного и потенциального спроса и предложения:

«План и рынок имплицитно основываются на одном и том же представлении о текучем и однородном пространстве. В пределе, совершенный план и совершенный рынок оказываются эквивалентны в однородном пространстве без преград с беспрепятственной циркуляцией информации. План в такой ситуации лишь делает внешним то, что рынок осуществляет внутренне. В этом случае конечная цель всякого плановика состоит в том, чтобы создать в компьютере фиктивный рынок, который был бы совершенным рынком. Точно так же в теории чистый рынок столь же демократичен, как и совершенный план, установленный государством, если оно демократическое» (Розанваллон 2007, с. 237).

В главе 6 мы показали,