Утешение красотой. Как найти и сберечь прекрасное в своей жизни - Габриэль фон Арним Страница 3

«я» и заново открыть себя как существо, которое может иметь собственное тело, собственное дыхание, собственную жизнь. Женщину, которая ради своего удовольствия с энтузиазмом сажает цветы на балконе и счастливо смотрит на верхушки деревьев; которая научилась желать красоты и, не имея человека, с которым могла бы разделить счастье этой красоты, обсуждает свою жизнь с облаками. Она пишет. И находит в этом приют и поддержку. «Тебе есть куда идти», – говорит подруга. Она права. Когда я пишу, я не так одинока.

Я стара. Я повторяла себе это уже много раз как что-то само собой разумеющееся. Да, я знала о своей старости, но всякий раз приходила к мысли, что та старуха, о которой я думала, была не я.

Теперь все было иначе. Пропасть сомкнулась. В тот день, когда я поняла, что постарела, я встретила на улице цветущую молодую женщину, лицо которой сияло так безудержно, излучало такую радость, такое блаженное ликование, что я остановилась и растерянно посмотрела ей вслед. Когда в последний раз я радовалась так безоговорочно, так страстно?

Мое язвительное «я» заподозрило, что девушка, должно быть, встречалась с возлюбленным и теперь продолжала думать о предыдущей ночи. Ха, подумала я, скоро ее радость закончится. Я пошла дальше, но вопрос, откуда взялась эта безусловная радость, это кажущееся бесконечным ощущение счастья, остался со мной. Что произошло? Почему это легкое беззаботное чувство воскресло во мне после стольких лет?

Признаюсь, это случилось во время второй волны коронавируса, в период второго локдауна. Я устала от постоянного самокопания, непонимания, что делать, чего не делать, на что решиться, куда не лезть. Я устала от необходимости постоянно выбирать между риском и разумом. Почти каждый момент радости омрачался страхом. «Ура, скоро приедут близкие! Но что, если я подхвачу “корону”?», «Как чудесно гулять в лесу! О боже, еще один запыхавшийся бегун, от которого несет лекарствами».

Но на самом деле предаться радости мне мешал не коронавирус, а груз прожитых лет, который день за днем продолжал меня изматывать. Говорят, что опыт делает нас сильными, и это правда. Но тяжелые времена также изнуряют нас. Исковерканное детство, болезни, травмирующие отношения; осознание того, что мы потерпели неудачу тут и там, причинили боль другим и сами претерпели обиду. Так много боли, с которой приходится жить. А если вы – как и я – каждый день в течение десяти лет ухаживали за больным человеком, который не мог говорить, ходить, читать и писать, и пытались поддержать его жизнь своей собственной жизненной энергией, вы остаетесь измотанными. У вас больше нет сил на стремление к новому. Время, что у вас было, осталось далеко позади.

Выглянув одним весенним утром в окно, я с удивлением обнаружила, что цветы большого каштанового дерева во дворе почти пожухли. Время прошло. Красота увяла, а я не успела ей насладиться. Не смотрела на каштан достаточно часто, жадно и радостно, пока он цвел.

Carpe diem, писал Гораций в 23 году до н. э. в одной из своих од, призывая нас ловить мгновение, день, и наслаждаться им в быстротечной жизни. Желание наслаждаться одним днем кажется мне слишком ненасытным и дерзким. Для меня день уже давно стал моментом – сarpe momentum. Осознавать момент, ценить его, пребывать в нем. Не стоять перед лугом с сотнями цветущих нарциссов, думая в этот момент о придирках начальника, не идти в кино, мечтая об опере, и не сидеть с друзьями за ужином, дожидаясь, пока все уйдут. Тит Нат Хан, знаменитый и широко почитаемый вьетнамский монах, с улыбкой воскликнул бы в ответ на такое легкомыслие: «Вы пропустили свою встречу с жизнью!»

Время слишком ценно и быстротечно, чтобы тратить его впустую. Самая быстрая птица – сапсан – летит с максимальной скоростью 322 километра в час. Скорость жизни нельзя измерить, но ее можно почувствовать. Она мчится. Я всегда знала об этом, но поняла только сейчас. Я вдыхала жизнь не задумываясь. Сегодня я не всегда могу безмятежно улыбаться убегающему от меня времени, но хочу поманить его и позвать обратно. Потому что я до сих пор не прожила всего, что хотела прожить. Потому что я все еще хочу думать, любить, спорить, видеть и узнавать. Осмелиться на чувства.

Я должна научиться наконец жить в темпе улитки. Очень неторопливо, очень осторожно. Больше видеть, больше чувствовать, уметь на мгновение остановиться. Любоваться не только величественным, но и малым: формой и устройством миндаля или грецкого ореха, красотой апельсиновой кожуры, каждой пылинкой и зернышком. Отвечать на вызовы мира, который твердит нам: «Выше, быстрее, дальше», – более вдумчиво.

У меня есть пример для подражания – подруга, которая незадолго до своего девяностолетия призналась мне, что хочет научиться петь. «Я должна идти дальше», – сказала она, воздев свои немощные руки так высоко в воздух, как только позволяли ее старые суставы. Она энергично постучала себя кулаком в грудь. Теперь она берет уроки пения, поет и выводит трели каждый день. Она обожает петь и радуется, когда выпадает возможность рассказать об этом.

Я хочу расширить собственное эго, освободиться, позволить жизни быть такой, какой она должна быть – яркой и громкой. Хочу испытать радость. Посадите жажду жизни в себя, как семя, и позвольте ей прорасти. Поливайте ее, очищайте от сорняков и наблюдайте, как она пробивается на поверхность вопреки всему.

«Наше существование подобно тому, как слепые роются в стогу сена в поисках иголки. Я думаю, это настоящая дерзость», – говорит комик Йозеф Хадер в интервью газете Die Zeit (нем. «Время»).

Но что бы мы делали без этой иголки, которую нужно найти? И остался ли бы в нашей жизни вызов, если бы существование не было дерзостью? Кем бы мы стали без наших невзгод – будь то душевная боль, болезнь или страх перед миром? Кем бы мы стали, если бы ничто не выводило нас из равновесия, если бы ничто не требовало от нас обратиться внутрь себя?

Наверное, мы становимся теми, кем должны быть, только когда мечтаем и стонем, отчаиваемся и смеемся во весь голос, перелезаем через заборы, взлетаем на церковные шпили, плачем солеными, как морская вода, слезами и стрекочем вместе с цикадами. Разве это не происходит от желания разрушить границы, от тоски по музыке и искусству, по фильмам и книгам, по лесам и рекам, по мыслям и чудесам? От тоски по красоте? Красоте, которая раскрывает нас, когда мы ее чувствуем, которая пробуждает в нас нежность и, возможно, даже смелость любить, которая делает нас благодарными и молчаливыми?

Однажды внучка сказала мне, что если бы я была животным, то была бы черепахой. Но иногда