Александр Аузан - Институциональная экономика для чайников Страница 32

Модернизация — это проблема, и вовсе не факт, что проблема имеет решение. во всяком случае, не приходится говорить о какихто универсальных решениях. национальная формула модернизации в каждом случае будет уникальна. необходимо найти неповторимое сочетание формальных институтов, которые мы можем вводить более или менее сознательно, с институтами неформальными, которые свойственны ровно этой стране, связаны с ценностями этой страны. если соединить первое и второе, то энергетика страны повышается, и она начинает двигаться по более высокой траектории. при этом россия сейчас еще даже не решает проблему соединения формальных и неформальных институтов, а всего лишь стоит у входа в модернизацию. и здесь нас ожидает то, что в американский экономист дуглас норт называет эффектом блокировки, а российский академик виктор полтерович — институциональной ловушкой. мы стоим на входе, но дверь заперта. почему же не удается «войти» в модернизацию?

Споры о том, какой должна быть модернизация в россии — авторитарной или демократической, проектной или институциональной, — сейчас упираются в один и тот же момент. сторонники проектного подхода к модернизации, для которых знаменем является сколково и 38 инновационных проектов в пяти направлениях, пытаются продвинуть эти начинания с немалой энергией. я им периодически говорю: «если вы с такой силой будете пропихивать проект в страну, вы сломаете либо проект, либо страну». потому что спроса на изменение, которое пытаются провести проектным методом, в стране нет. но в ответ я получаю вполне резонный и очень похожий аргумент: «вы считаете, что нужно менять институты, но как именно вы хотите это сделать?» поменять законы в россии — пара пустяков, тем более что никто их не исполняет и в лучшем случае это сигналы: а теперь пошли налево, а теперь — направо. в реальной жизни от изменения законов мало что меняется. при этом, напомню, с точки зрения экономистов, неработающий закон вообще не является институтом, правило может работать только в том случае, если кому-то нужно, чтобы оно работало. мы опять приходим к тому, что должен существовать спрос на определенные институты.

Таким образом, главная проблема российской модернизации — спрос на изменения. означает ли это, что сейчас в россии никому не нужны изменения? вовсе нет. изменения нужны почти всем, но только если мы думаем о долгосрочной перспективе, о наших детях и внуках. если же мы думаем в пределах одного года, то изменения нам абсолютно не нужны — в этом году у нас и так все должно быть в порядке: нефтяных денег хватает, да и бюджеты поделить лучше до того, как они дойдут до реальных проектов, потому что больше достанется. оказывается, именно ог «долготы» взгляда зависит существование спроса на изменения и модернизацию, на проекты, и на институты у одних и тех же людей.

Давайте посмотрим, к примеру, на доминирующие группы: заинтересованы ли они в том, чтобы существовал суд? да, конечно. в первую очередь потому, что не они первые управляют страной. они пришли к власти в результате того, что оттеснили другие доминирующие группы и перераспределили их имущество. и они прекрасно понимают, что может прийти следующая волна и, чтобы защищать свою собственность, надо иметь на нее легальные права и автономный суд, который будет эти права защищать. иначе тот, кто в следующий раз захватит власть, захватит и суд, и имущество.

Идея судебных институтов как важного шага в модернизации абсолютно понятна и лишена какого бы то ни было идеализма. достаточно вспомнить, откуда возник один из главных принципов великой хартии вольностей, гласящий: «ни один свободный человек не будет арестован или заключен в тюрьму, или лишен владения, или объявлен стоящим вне закона, или изгнан, или каким-либо иным способом обездолен, и мы (английский король. — а.а.) не пойдем на него и не пошлем на него иначе, как по законному приговору равных его (его пэров) и по закону страны». этот принцип возник из довольно некрасивого конфликта, когда зарвавшийся король иоанн безземельный вешал направо и налево своих невежественных баронов, и невежественные бароны сказали: «ну нельзя же так, давайте договоримся, что вешать и отбирать имущество можно, только когда двенадцать других баронов, то есть нас же самих, скажут, что да, этот человек несомненно виновен перед королем и богом». эта была нормальная самозащита жизни и имущества, к которой, кстати, прибегли не очень просвещенные и образованные люди.

Поэтому, несмотря на то что в россии есть критические ситуации, самой вопиющей из которых, пожалуй, является дело ходорковского, элиты вообще-то понимают, что им нужно защищаться от подобных дел, что им нужен независимый суд. но только в средней или длинной перспективе. а мы живем в этом, 2011-м, году, и нам нужно решать текущие задачи имущественного и личного толка.

Когда все думают в короткую, получается, что самая правильная игра — это игра, основанная на недоверии. нужно максимально быстро удовлетворить свои нужды, поделить все средства, а вот инвестировать что-либо куда-либо вовсе не стоит. в теории игр подобное поведение было просчитано несколько десятилетий назад в рамках модели, которая именуется «дилеммой заключенного». специалисты rand corporation изначально разрабатывали ее для того, чтобы описать отношения ссср и сша, их взаимные страхи, связанные с нанесением ядерного удара, и возможность поверить в то, что удар нанесен не будет. но модель получилась полезная, и ее стали использовать в самых разных областях, например, анализируя поведение игроков на рынке. суть дилеммы в следующем: в тюрьме сидят два преступника, предположительно — сообщники, и каждому предлагают дать показания против другого. если один из них свидетельствует против другого, а тот хранит молчание, то первый заключенный получает свободу за помощь следствию, а второй получает максимальный срок — десять лет. если показания дают оба, то оба получают по два года — за преступление, совершенное в сговоре. если оба молчат, то оба получают по полгода — за преступление, совершенное в одиночку. так вот, из теории игр точно известно, что, если вы имеете одноходовую игру, то никакая кооперация не имеет смысла, доверять никому не следует и самое эгоистичное и корыстное поведение (сдать сообщника) является самым правильным. но это если вы имеете одноходовку, а жизнь все-таки представляет собой игру многоходовую. получается, что появление «долгого» взгляда и спроса на изменения зависит от того, удастся ли нам преодолеть разрыв между одноходовым рассуждением и многоходовостью жизни.

Я бы сказал, что есть два фактора, которые способны сделать взгляд более «долгим», и оба связаны с институтами. первый связан с формальными институтами, и тут все просто: даже плохой институт, когда он устойчив, создает так называемый координационный эффект — вы начинаете думать надолго. именно поэтому жители россии, которые, как показывает социология, в последние годы все меньше и меньше склонны планировать свою жизнь, начинают думать аж на 18 лет вперед, когда в семье рождается мальчик: они знают, что в стране есть институт воинского призыва — скверный, но работающий. координационный эффект налицо.