Коллектив Авторов - Цифровой журнал «Компьютерра» № 40 Страница 12

Но и рынок пребывает в зависимости от развития технологий. Вот Первая мировая, — ну что, эрцгерцога что ли кому было жалко? Да плевать всем на эрцгерцогов, их в Шёнбрунне навалом. Другое дело — рынки сбыта. Ну не могла Британия допустить строительство Багдадской железной дороги (и простодушному русскому союзнику Босфор и Дарданеллы тоже не отдала б…). А почему — да потому, что рыночная экономика требует расширенного воспроизводства, а то предполагало увеличение рынков. Территориальное, пространственное.

Сегодня императив расширенного воспроизводства никуда не ушел — только в глобальном мире после Второй мировой он принял форму постоянного притока инноваций, обрекающих старые товары на моральное старение и побуждающих покупать новые. И дизайном тут не отделаешься — владельцы «Волг» когда-то были в шоке, увидев, что обладатели «Жигулей» могут съездить в Крым без шинельки в багажнике, с охапкой инструмента в ней… И ныне сменные панельки и стразы вызывают дружное веселье. Заменять кровавую борьбу за рынки бескровной гонкой новинок можно лишь при условии развития технологии и науки. А это требует образованных людей. Но перед образованием стоит очень серьёзный искус, созданный информационными технологиями.

Образование, во все времена, состояло в немалой степени во вдалбливании в ученика навыков и фактов, а уж дальше происходило обобщение этих фактов, интеграция навыков. А ИТ на это покусились. Сначала прекраснодушные учителя радостно разъясняли, что, в связи с наличием калькуляторов детей уже не нужно учить арифметическим операциям, есть, мол, куда более интересные занятия — формировать полноценную и гармоничную личность. Последствия такой либерализации были забавные — старый преподаватель ТФКП к середине нулевых вдруг с ужасом отмечал, что больше половины второкурсников не умеют решать квадратные уравнения…

Но появление баз данных, электронных энциклопедий, поисковых машин, всеобъемлющей сети, — все это привело к новому искусу. Ну зачем проводить лучшие годы молодости в образовательном гетто, заучивая скучные факты. Ведь всегда можно обратиться к поисковику — и вот он, нужный ответ.

Ну, встречается непонятный значок ћ. Скопировать его в поисковик затруднительно, но при некотором навыке, или при помощи френдов можно установить, что значок обозначает постоянную Планка, равен эйч курсивному, деленному на два пи, где эйч курсивное — высота этой планки… Но и не попавшись на бородатый студенческий анекдот, взыскующий знания получит численную величину и… И всё! Модель «странного» ((с) Д. Данин) мира, мира, в котором действие неумолимо поделено на порции, как в харчевне, мира квантового, останется ему недоступна. Один факт, или даже группа фактов, почерпнутых из сети или электронной энциклопедии, никогда модели в сознании не сформируют. Как не могла бы сформировать её и традиционная, бумажная энциклопедия.

Но бумажная энциклопедия — вещь безобидная. Стоит себе на полках, редко используется. Энциклопедии делаются не годами, а десятилетиями. Текст из неё легко опознает каждый специалист. А сеть ­ многогранна, сеть интерактивна, сеть — место жизни многих… Вытянув из неё реферат и курсовую можно впасть в иллюзию владения знаниями. Но знания-то к этому отношения не имеют. Речь идет лишь о цепочках символов (именно этим является текст, скачанный из сети), в лучшем случае — об отдельных фактах. Которые в общую и цельную картину сложатся вряд ли… А именно общая и цельная картина способна превратиться в модель, в отражение окружающего мира. Причем модель эта должна быть динамической. Способной к развитию. Такому, которое приведёт, — в какой-то момент, — к её ломке и замене новой. Ну, на уровне науки — это смена парадигм. На уровне технологий — смена техпроцессов и комплектующих. На бытовом… Ну, вот краснокирпичные особняки, возведенные в девяностые. Их обладатели сейчас, проапгрейдив спутниц жизни, оставили их устаревшим женам. Те, столкнувшись с невозможностью содержать, пытаются продать… А тут — проблемы. Кидаются за советом, а им задают вопросы. Почему строили из кирпича, а не из ячеистых бетонов? (Ячеистый бетон уже где-то при плотности 600 кг на кубометр имеет теплопроводность сухой сосны поперек волокон…) Молчание в ответ… Почему нет системы рекуперации тепла из вентиляции? (Впрочем, как и грамотной системы вентиляции…) А результат — чрезмерный расход энергии на отопление/кондиционирование! И невозможность сбыть дорогое, но малоэффективное имущество… Ячеистый бетон в момент стройки терема был доступен — другое дело, что никому не приходило в голову поискать сведения о нем, модели его в мозгах не было… Но это — проблемы в быту и личной жизни. А в глобальном объёме противоречие между сложностью цивилизации и ее фрагментарным восприятием может породить такие процессы, перед которыми Мировые войны покажутся невинной забавой. ИТ, конечно, предлагают покупателю и e-book, рассчитанные на работу с длинными текстами, но сравните объёмы их продаж с устройствами, порождающими клиповое мышление…

К оглавлению

Василий Щепетнёв: Самоидентификация

Василий Щепетнев

Опубликовано 28 октября 2010 года

Признаюсь, меня несколько смущает неопределённость собственного социального положения. Действительно, быть причастием в значении существительного и юному, и взрослому человеку как-то… Зыбко, нетвердо, и вообще, как это понимать — служащий? Кому служащий? Зачем? Из каких побуждений? И если, положим, с восьми до пяти, находясь в присутствии, я, действительно, служащий, то по какой причине я продолжаю им оставаться в другое время и в другом месте? Дома, заперев дверь и занавесив окно, почему я всё служащий? Что мужик и в бане мужик, звучит совершенно не обидно. А служащий и в бане служащий… Прислушайтесь! Нельзя ли переменить участь, за собственным письменным столом вдруг взять да и стать вольным, независимым человеком?

И ведь есть же хорошее слово, настоящее существительное: интеллигент. Но в двадцатом веке его стали чураться, интеллигент в частности и интеллигенция в целом оказались в положении летучей мыши, и птицам, и млекопитающим одинаково подозрительной. То прослойкой ославят, то прокладкой. Правые клеймили интеллигенцию за то, что слюнявые либералишки отдали власть черни — будто она, власть, когда-то принадлежала либеральной интеллигенции. Левые же обвиняли интеллигенцию в том, что в светлое царство труда она норовит войти чистенькой, незапятнанной, не желая понять, что кровь и есть истинная благодать революции.

Тут, конечно, интеллигенция и сама клубок запутала, не без того. Было слово, как слово, обозначало «работников умственного труда, имеющих специальные знания в различных областях науки и культуры». Ан, показалось, что этого мало, и тогда Петр Дмитриевич Боборыкин решил, что в России оно будет обозначать «лиц высокой умственной и этической культуры», этакий чисто русский моральный феномен, как будто среди немцев лиц высокой умственной и этической культуры постоянный недород. Это сегодня Боборыкина помещают на полку третьестепенных писателей, при жизни же, в пору расцвета творчества, он считался титаном, авторитет его был высок, Шекспир, не меньше. В том числе и потому, что Боборыкин выражал настроения активной части интеллигенции. Каждому ведь приятно быть не просто работником умственного труда, а лицом высокой моральной и этической культуры. Хотя конкуренция велика, всяк норовит стать моральным эталоном. Вот и пришёл разлад в и без того недружную семью российских интеллектуалов, где каждый норовит доказать, что он один весь в белом, а остальные пять минут, как из хлева выползли. Почитайте полемику тех лет, Буренина, Скабического, да кого угодно.

Ленин своё знаменитое определение интеллигенции дал в письме Максиму Горькому от пятнадцатого сентября тысяча девятьсот девятнадцатого года. Владимир Ильич взял вышедшую из-под пера лучшего, по мнению Ленина, интеллигента, Короленко, который «почти меньшевик», брошюру «Война, отечество и человечество», взял, да и разобрал на составные части. И оказался Короленко «жалким мещанином, пленённым буржуазными предрассудками», разбираемая брошюра — «гнусной, подлой, мерзкой» защитой империалистической войны, прикрытой слащавыми фразами, а «гибель сотен тысяч людей в справедливой гражданской войне против помещиков и капиталистов вызывает охи, ахи, вздохи и истерики», после чего Ленин и вынес приговор не то Короленко, не то всему, что Короленко олицетворяет: «Это не мозг, а говно!»

Тут ещё такая деталь: когда Горького, по распоряжению Николая Второго, исключили из почетных академиков, именно Короленко и Чехов в знак протеста тоже вышли из рядов академиков. Чехов-то успел умереть, а вот по Короленко Ильич прошёлся, безусловно, зная, какие отношения связывали писателей, и, говоря «Короленко», Ленин метил и в Горького.