Коллектив Авторов - Цифровой журнал «Компьютерра» № 165 Страница 17

С мобильной диагностикой меланомы ситуация ещё хуже. Тут ложноположительные результаты не так страшны: ну, сбегаете к врачу, потеряете несколько часов. Проблема здесь в результатах ложноотрицательных, а именно в том, что большинство приложений склонны не замечать или недооценивать реально существующую угрозу здоровью. Предположим, пользователь видит на коже подозрительное новообразование (в самом деле злокачественное). Он запускает приложение, проводит анализ и в каждом третьем случае получает ответ: ничего страшного! И отказывается от визита к врачу, к которому наверняка пошёл бы ещё десять лет назад, когда телефоны не были такими умными. А значит, уменьшает свои шансы справиться с болезнью. Согласно одному из исследований, посвящённых мобильным приложениям против меланомы, три из четырёх таких программ склонны к ложноотрицательным результатам. И улучшить ситуацию качественно едва ли удастся: чтобы распознать опухоль, нужны особая техника съёмки и анализа результатов, квалифицированный врач. Короче говоря, те же самые «мелочи», что и в случае с глистами.

Но больше того, то же правило легко экстраполируется на все области, в которых применяется массовый «медицинский» мобильный софт: контроль за сердцем, помощь в выборе лекарственных препаратов, инструкции по лечебному массажу и прочее, и прочее. В лучшем случае без консультации с настоящим — живым, из плоти и крови! — врачом такие приложения бесполезны, в худшем — смертельно опасны. Пожалуй, единственный положительный эффект от такого софта в том, что человек (возможно) станет внимательней относиться к своему здоровью. Что, впрочем, не компенсирует опасностей.

Медицинские мобильные приложения превратились к настоящему моменту в самостоятельную индустрию с оборотом в сотни миллионов долларов в год, десятками тысяч продуктов, не подконтрольную… никому! Естественно, это беспокоит законодателей и регуляторов в некоторых странах. Полагаю, наш господин Онищенко проявит рвение ещё не скоро. Но вот в Соединённых Штатах, например, Федеральное управление по контролю за качеством пищи и лекарств (FDA) озадачилось проблемой ещё два года назад. Предложенное решение, в общем, простое: заставить разработчиков и производителей таких инструментов проходить ту же жёсткую сертификацию/лицензирование, что и производителей медпрепаратов. Как минимум в случае, если программа работает в паре с каким-либо медицинским устройством, как максимум — во всех случаях, когда мобильное приложение претендует на категорию «медицина».

Как раз в эти дни американские законодатели обсуждают плюсы и минусы такой регуляции. Ограничить разработчиков и производителей легко, но важно и не навредить отечественным разработчикам, действующим в совсем ещё юной области. Запретят приложения «против меланомы» в Штатах — что ж, спрос насытят европейские программеры. Уж очень модная тема!

К оглавлению

Генеративный арт: когда художник убирает руки

Юрий Ильин

Опубликовано 19 марта 2013

Когда в середине десятых годов девятнадцатого века будущий (тогда ещё) ректор Эдинбургского университета Дэвид Брюстер придумал свой калейдоскоп, он вряд ли думал, что это станет чуть ли не самым знаменитым его изобретением. Калейдоскоп вообще был побочным продуктом его исследований поляризации света, и Брюстер едва ли мог предвидеть, с каким восторгом его игрушку встретит Европа, и особенно Россия.

Устройство калейдоскопа относительно простое: тубус с окуляром на одном торце и просвечивающей стенкой (матовым стеклом) на другом, рядом с ним расположено ещё одно прозрачное стекло, и между ними цветная засыпка — кусочки цветного стекла, бисер и/или что-то подобное; также внутри тубуса располагаются три или более продольных зеркала, расположенные под углом друг к другу.

Не просто цветные стекляшки столь радуют глаз, но идеальная математическая их выверенность — строгая геометричность узоров, которую обеспечивают зеркала. И практически полное отсутствие повторений: если стекляшек будет даже всего-то два десятка, степень случайности окажется слишком велика, а жизнь любого человека — слишком коротка, чтобы он дважды мог увидеть один и тот же узор.

Узоры калейдоскопа — это как раз таки пример так называемого «генеративного арта», понятия, плотно ассоциируемого сегодня с алгоритмами и компьютерными технологиями, хоть это и не вполне верно; под такого рода искусством подразумевается создание каких-либо эстетически привлекательных образов с минимальным участием человека, а то и без его участия вовсе. Условным художником тут оказываются Алгоритм и Случайность.

Во второй половине восемнадцатого века (во времена Моцарта) в Западной Европе распространилась салонная забава под названием Musikalisches Würfelspiel — музыкальная игра в кости. Суть игры состояла в том, чтобы составлять готовое музыкальное произведение из заранее заготовленных музыкальных фраз, последовательность которых определялась метанием костей (или, в более поздних вариантах, выбором случайного числа).

В 1792 году Николаус Симрок, берлинский музыкальный издатель, выпускавший, в частности, ноты произведений Моцарта (к тому времени уже почившего в бозе), выпустил «свою» версию такой игры. Она позволяла составить (собственно, «сочинить») 1116 вальсов, разных и в то же самое время весьма сходных между собой.

Авторство игры приписывали Моцарту, однако достоверно подтвердить это или опровергнуть никому не удалось.

Компьютерная версия такой игры, позволяющая составлять бесчисленное количество менуэтов, доступна здесь. На выходе получается MIDI-файл.

Переносимся в настоящее время: знаменитый музыкальный экспериментатор Брайан Ино в сентябре прошлого года выпустил приложение для iPad под названием Scapes, смысл которого состоит в том, чтобы формировать и воспроизводить звуковые ландшафты, так или иначе ассоциируемые с визуальными образами. Пользователю предлагается довольно обширный набор графических образов (геометрических фигур и фонов), и при появлении на экране каждого из них начинается воспроизведение связанной с ним последовательности звуков, записанных лично Брайаном Ино. В результате, просто перемещая по экрану все эти геометрические фигуры, пользователь формирует и видоизменяет, когда надо, «звуковой ландшафт». Получается музыка, которая почти что «сама себя сочиняет», с минимальным участием пользователя. И что поразительно, слушать её подолгу не надоедает (а вот для того, чтобы отсекать лишние разговоры в офисе, такой музыкальный фон в наушниках подходит как нельзя лучше).

Брайан Ино сам говорил, что долго мечтал о чём-то подобном ещё в 1960-е годы: ему было интересно частично терять контроль над музыкой. «Как композитору, мне было интересно создать систему или процесс, которые «будут сочинять музыку за тебя», тебе бы только оставалось задавать какие-то начальные условия, которые система преобразует и сама создаст нечто, чего ты не мог предвидеть», — отметил Ино.

По большому счёту, Ино и является одним из ключевых популяризаторов понятия «генеративная музыка», хотя до него экспериментами в этой области занимались такие корифеи, как Терри Рили, Стив Райх и Филип Гласс.

Хотя насколько у Ино получилось создать систему, которая производит «сочиняющую себя саму музыку», на самом деле, большой вопрос. Scapes можно представить как колоду карт, каждой из которых соответствует определённая звуковая комбинация, а пользователю приложения остаётся их лишь тасовать, как понравится, получая малопредсказуемые результаты: контролировать итоговое звуковое нагромождение он может лишь постольку-поскольку.

В этой частичной (или полной) непредсказуемости и заключается, собственно, суть генеративного арта.

Художник, университетский преподаватель и теоретик Филип Галантер (Philipgalanter.com) в 2003 году написал обширную работу Что такое генеративное искусство (PDF), в которой попытался дать определение всему явлению. Он отмечает, что в своей работе предпочитает использовать следующее определение:

«Понятие «Генеративный арт» относится к любой художественной практике, где художник создаёт процесс, например набор языковых правил, машину или какое-либо другое процедурное устройство, которое затем запускается в действие с определённым уровнем автономии и которое в итоге и создаёт — целиком или частично — произведение искусства».

При этом Галантер отдельно подчёркивает, что, во-первых, термин «генеративный арт», или «генеративное искусство», — это не более чем описание процесса создания произведения искусства (не относящийся к его содержанию), и, во-вторых, генеративный арт совершенно не обязательно привязан к какой-либо технологии. Генеративное искусство вообще не обязано быть высокотехнологическим. По словам Галантера, как частный случай генеративного искусства можно рассматривать визуальную симметрию, узоры, повторения, — всё то, что встречается даже у самых древних культур, тем самым генеративное искусство (даром что сегодня это понятие плотно ассоциируется с компьютерами), «старо, как само искусство».