Компьютерра - Журнал «Компьютерра» № 24 от 27 июня 2006 года Страница 20

А и то верно, о чем можно волноваться, если информация исчезает даже без стирания: устарел формат файла, перестал производиться привод для чтения дисков — и огромный, бережно собранный архив обращается в хлам. Нынешние поколения призраками проходят по истории, не оставляя следов и памяти о себе: что мои внуки станут делать с «дедушкиным фотоальбомом» (а вот, смотри, наша с бабушкой свадьба!), сохраненным на диск, который уже сорок лет не читает ни одно устройство в мире Это не говоря о том, что CD-диски, к примеру, в принципе рассчитаны на срок службы 8—10 лет. То есть никто и не собирался ничего хранить[]? Пока нет понимания, что информацию нужно беречь гораздо больше, чем любимую чашку; пока автор программы не отвечает за сохранность данных пользователя; пока информационная среда беспамятна — мы будем находиться на грани информационного Апокалипсиса: полного разрушения этой новой реальности. А мы в ней уже живем.

— Мне домой надо, — буркнул, проглотив комок, Петропавел. — Тут у вас с ума можно сойти.

— Можно, — согласился Гуллипут, — если обращать внимание на частности.

Но самая радикальная проблема — то, что в компьютере, помимо памяти, есть еще и процессор. Без дураков, я не шучу. Если бы вся эта информация была просто пассивной вещью, «где положил — там и лежит», это еще полбеды. Да, это была бы вещь со странными, непривычными свойствами, но вполне постижимая. К сожалению, помимо «чистой», пассивной информации, есть еще и программы, и сама операционная система. И эти фиговины невнятной структуры и еще менее внятного назначения добавляют к фундаментальному закону несохранения и его следствиям тысячи законов и правил, которые невозможно постичь.

Если в физической реальности все достаточно очевидно вытекает из привычных с детства свойств среды (чашка падает — чашка разбивается, деревья качаются — ветер дует), все понятно и предсказуемо в определенных пределах, то свойства среды, существующей сию секунду на данном конкретном компьютере, — величина переменная и малопредсказуемая (упадет ли мой Word сегодня в третий раз?). В комплекте с легкостью исчезания результат получается вполне термоядерный, его можно кратко выразить фразой «что угодно может исчезнуть когда угодно, и ни черта ты с этим не сделаешь». Речь здесь не только и не столько о багах, сколько о штатном поведении каждой конкретной программы, которое ее создателю казалось разумным и прекрасным8, а тебя однажды приведет в бешенство. И не из-за локальной глупости и неудобства, а из-за того, что закон природы в цифровой реальности зависит от настроения левой пятки далекого заокеанского программиста.

— Долго вы намерены еще меня морочить? — с нервным смешком спросил Петропавел.

— Да нет, — вздохнула старушка. — Долго с вами не получится. Вы слишком скучный и все время ищете того, чего нет, — определенности.

Что тебе еще сказать, дорогой друг? Я ведь не Ричард Столлман и не Евгений Козловский (у меня и борода-то толком не растет), я не могу подавлять авторитетом и жечь глаголом; и даже если я призову ко всеобщему равенству и братству немедленно — кто услышит?

Есть легенда, что в одном нечеловечески прекрасном месте альпийских гор стоит маленькая кафешка. Так себе кафешка, в общем: и скатерти не очень чистые, и готовят невкусно, и официанты хамят; зато с веранды открывается самый нечеловечески прекрасный вид в этих краях. На стене кафешки крупная надпись краской: «Здесь — так». Так вот, дорогой друг, это прекрасный новый мир, и он совсем другой; здесь — так. Бессмысленно бороться с его законами; и если они тебе не по нраву — в мире, слава Аллаху, есть еще куча профессий, где компьютера ты даже не увидишь.

Превед, что ли…

Кое-что о независимости

Мелкие независимые предприниматели зачастую честнее и лучше крупных корпораций, давно выросших из штанишек морали. Впрочем, среди предпринимателей от софта (очень не любящих, когда их называют шароварщиками) «независимость» означает лишь меньшие масштабы при той же ублюдочной модели «плати за каждую копию».

Общеизвестная и навязшая в зубах метафора «украсть программу — не лучше, чем украсть машину, квартиру, кофемолку, телевизор, любимый тапок» — неверна в корне (хотя и выгодна с морализаторской точки зрения). Доводя сравнение до «жизненной правды», придется описать ситуацию как-нибудь так: вы легально получили машину (кофеварку) у производителя (или без всяких затрат скопировали у друга), 30 дней на ней ездили, а на 31-й двери перестали открываться. Машина — вот она, в руках (в гараже). Заведомо неполоманная, новенькая, уже привычная, своя. В таких условиях неоткрывающаяся дверь становится «мелкой технической проблемой», которую быстро и дешево решит ближайший кустарь-умелец. Нет?[Отсюда, при желании, можно вывести разницу в масштабах софтопиратства «здесь» и «там» — сродни способам выправления любых «мелких поломок»: у нас — «пойти к монтеру дяде Васе», у них — «обратиться в сертифицированный сервис-центр». Но мы таких выводов делать не станем] Известно ведь, что служба поддержки шароварных программ время от времени сталкивается с персонажами настолько незамутненными, что при сообщении «программа не работает, потому что ключ краденый» делают прекруглые глаза и немедленно покупают нормальную лицензию.

Шароварщики искренне ненавидят и крякеров, и кардеров. Шароварщики обсуждают лучший пакет для защиты своих программ. Шароварщики отсекают китайский трафик. Шароварщики шлют Голубицкому недобрые и неумные письма. И мало у кого (действительно мало у кого) из «сопричастных» возникает классическая мысль: «а может, в консерватории что-то не так?!» В конце концов, модель работает уже десятки лет (и, не дай бог, проработает еще столько же). Пользователи идут. Денежки капают. Так что тут неверного-то? «Чего ты суитисся?» — робко интересуется шароварная часть моего рассудка у не-шароварной части. А что я ей отвечу?

Только одно: продавать можно то, что есть у тебя и нет у других. В цифровой реальности возможность скопировать и использовать любой контент есть у кого угодно. Может быть, усилия нужно приложить не к тому, чтобы отобрать у пользователя эту естественную возможность? Может быть, стоит поискать: что именно есть у автора программы такого, чего нет у пользователей? Может, в «правильной модели» не существует кошмара украденного ключа (сгенерированного кейгена)? Например, автор и только автор владеет будущим программы: направлением ее развития, планируемыми «фичами», временем жизни — не стоит ли об этом задуматься? А может, стоит прислушаться к словам наивного хитрюги, «ничего не понимающего в нашем бизнесе», Сергея Михайловича Голубицкого? [См. «Голубятню» в «КТ» #634. Там, кстати, помимо советов шароварщикам, есть совершенно потрясающий анализ доступности пиратского софта. Не это ли признак проблемности сегодняшней модели продаж?] Его предложение «зарабатывать на общении вокруг своего софта», может, и имеет кучу недостатков, но уж точно осмысленнее сегодняшней «торговли ничем». Братцы, а ведь вы ничем торгуете. В курсе, да?

Фонд подаст…

Автор: Константин Курбатов

Экономический кризис в России сильно ударил по прикладным исследованиям. В результате множество молодых людей из университетов, академических и отраслевых НИИ были вынуждены искать средства на пропитание не в своих институтах, а на стороне и чаще всего — в областях, далеких от их прежней научной деятельности. Конечно, до мытья посуды дело не доходило, но и слово «инновация» в устах перебежчиков поневоле звучало редко.

За рубежом давно поняли, что для перехода к инновационной экономике (которая сейчас является главным приоритетом для большинства развитых стран) необходимо строить цельную непрерывную систему (включающую и финансовую инфраструктуру) «выращивания» компаний-новаторов и работающих в них кадров — причем строить в первую очередь силами государства.

Чтобы инновационная компания могла расти, ее до определенного момента следует регулярно подпитывать внешними инвестициями. Это можно представить как спираль: «научные разработки — новая технология — начало производства — массовые продажи — новые научные разработки». Но эту спираль не удастся закрутить без дополнительных инвестиций на каждом из витков, особенно на самом первом. К сожалению, в России до сих пор не сформировался рынок частных инвестиций, который позволил бы на средства частных фондов дожить начинающим фирмам до этапа массового производства.

На Западе ситуация иная. Например, в Соединенных Штатах основными инвесторами являются частные банки и различные фонды (их, правда, несколько отрезвил треск лопнувшего пузыря доткомов). Тем не менее и там существует мощная государственная поддержка малых инновационных предприятий. Все федеральные агентства США отчисляют 2,5% своих расходов на НИОКР в специальный фонд SBIR (Small Business Innovation Research). Да что ходить за океан — в той же Франции имеется аналогичный, финансируемый в основном из бюджета фонд ANVAR (Agence nationale de valorisation de la recherche) для целенаправленной поддержки именно малых наукоемких предприятий.