Стивен Леви - Хакеры: Герои компьютерной революции Страница 47

Офицеру было явно не по себе. Разговор шел в присутствии понятого. Все о чем шла речь было внесено офицером в протокол, в котором Ли расписался на каждой странице. На его столе также лежала форма безопасности N398, которую Ли заполнил при приеме на работу. Офицер продолжал расспрашивать Ли о том, не знает ли он кого-нибудь, кто является членом Коммунистической Партии? Ли отвечал, что не знает. В конце концов, очень вежливым тоном, офицер поинтересовался: «Разве ты не знаешь, что твои родители являются коммунистами?».

Ли этого никто никогда не говорил. Он считал, что слово «коммунист» является просто уничижительным словом, которым люди травили либералов-активистов, вроде его родителей. Наверняка это знал его брат, ведь его даже назвали в честь Сталина! Но Ли этого никто не говорил, и он был честен когда заполнял эту злополучную форму N358, проставив «нет» в графе «Знаете ли вы кого-нибудь из коммунистов?».

«Вот так меня выкинули из рая», —говорил позднее Ли, — «начальник службы безопасности сказал мне: 'Не суй свой нос, куда не надо, пару лет, и если у тебя не будет никаких проблем, то мы возьмем тебя обратно'. До сего момента я всегда чувствовал, что меня выкинут, и я всегда ожидал, что меня выкинут. И вот, неожиданно для меня самого, это случилось. Меня в буквальном смысле выбросили за порог, в самую глушь. А вокруг, о, Господи, была только пустыня Мохаве!»

Ночью, 14 октября 1964 года, Ли Фельзенштейн, несостоявшийся инженер, сел на обратный поезд в Беркли. Ли слышал радиорепортажи о студенческих манифестациях, которые начались за две недели до того, но он не придавал им большого значения, полагая, что это новая версия легендарной «чулочной демонстрации», состоявшейся в 1952 году. Но по возвращении, он обнаружил в Беркли целое сообщество, которое сотрудничало с Движением За Право Свободно Говорить (Free Speech Movement). «Секретность — это краеугольный камень любой тирании», — говорил главный герой книги Хайнлайна «Восстание в 2100 году», который призывал не только к свершению революции в Беркли, но и взывал к Хакерской Этике. Ли Фельзенштейн тоже сделал решительный шаг и вступил в «Кабальный Совет». Он собирался объединить революционный пыл со своими способностями к технике и хотел поставить технологию на службу восстанию.

Так как у него был собственный магнитофон, то он пришел в Пресс Централ, являвшийся пресс-центром движения, и предложил свои навыки в качестве техника по аудиоаппаратуре. Ему приходилось заниматься всем понемногу: набивать трафареты и делать всякую дерьмовую работу. Его поразила и вдохновила децентрализованная структура Движения За Право Свободно Говорить. Второго декабря, когда свыше восьмисот студентов оккупировали Спраул Холл, Ли находился там же вместе со своим магнитофоном. Его, конечно же, арестовали, но администрация движения сумела уладить все проблемы с полицией. Эта битва была выиграна, но война еще только начиналась. В течение следующих лет, Ли балансировал между внешне несовместимыми занятиями — политического активиста и инженера, социального отшельника. В самом движении было небольшое количество людей занимавшихся техникой. Технологии и, в особенности, компьютеры, рассматривались ни больше и не меньше, как силы зла. Ли работал с невероятным усердием, пытаясь организовать людей в их кооперативном общежитии, в Оксфорд Холле, которое в кампусе было самым политизированным. Он редактировал газету активистов общежития, параллельно занимаясь изучением электроники, собирая различные устройства и погружаясь в мир логических схем и диодов. Ему удавалось одновременно достигать обеих целей, в частности он сумел объединить два устройства в одно: мегафон и дубину, которой можно было отбиваться от «копов». Но в отличие от многих участников движения, которые вели в Беркли необузданную общественную жизнь, Ли сторонился близких контактов с людьми, а в особенности с женщинами. Демонстрирую окружающим свою немытую физиономию и рабочий комбинезон, Ли сознательно следовал облику странноватого инженера-электронщика. Он не принимал регулярно ванну, а свою старомодную прическу на голове мыл, наверное, только раз в месяц. Он не принимал наркотиков, не занимался сексом, оставляя за бортом весь «свободный секс», который шел параллельно со «свободой выражать мысли вслух». «Я всегда боялся женщин и не имел ни малейшего представления о том, как с ними поступать», — объяснял он потом, — «У меня было какое-то предубеждение против развлечений. Мне не дозволено было весело проводить время. Веселье содержалось в моей работе… Я вел себя так, как если бы единственный способ реализации моих возможностей заключался в создании вещей, которые бы работали и нравились другим людям».

Ли прекратил работать в Беркли в 1967 году и решил определиться для себя, что же ему более важно — электроника или работа в движении. В 1968 году, он вступил в подпольную организацию Berkeley Barbв качестве «военного редактора» их газеты. Вступив в компанию таких писателей, как Сержант Пеппер и Джефферсон Долбаная Польша, Ли написал серию статей, в которых демонстрации рассматривались не с точки зрения повседневных проблем, а с точки зрения структуры, организации и соответствия требованиям элегантной системы. В одной из своих первых статей, в марте 1968 года, Ли рассуждал о грядущей демонстрации посвященной Неделе Борьбы Против Призыва[32], делая упор на возможный неудачный результат из-за недостаточного планирования и перебранки между организаторами: «Акция будет полусырой, хаотичной и точно такой же, как и остальные демонстрации. Политики движения, похоже, не понимают, что в реальном мире акция требует не только добродетели идеологического размежевания, но также времени и физических ресурсов… и моя ответственность как техника заключается не только в критике этого, но и в вынесении предложений».

И он выносил предложения. Он настаивал на том, чтобы демонстрации проводились также четко, как электронное оборудование собирается в соответствии со схемой. Он хвалил демонстрантов, когда они разбивали «правильные окна» (офисы банков, а не мелкий бизнес). Он защищал атаку только для того чтобы выгнать врага. Он называл забрасывание самодельными бомбами призывных участков «освежающим». В его колонке под названием «Домашние советы военного редактора» рекомендовалось: «Помните, что ваши динамитные шашки при жаркой погоде надо поворачивать каждые две недели. Это предотвратит выделение нитроглицерина».

Главный герой Хайнлайна в «Восстании в 2100 году» говорил: «Революция не делается кучкой подпольщиков, шепчущихся около гаснущей свечи в заброшенных развалинах. Она требует несчетного количества ресурсов, современную технику и современное оружие… Кроме того здесь нужна определенная лояльность… и отличная организация всех, кто этим занимается.». Ли Фельзенштейн в 1968 году писал: «Революция это несколько больше чем случайная уличная драка. Ей нужна организованность, деньги, четкое разделение функций, способность уметь проигрывать и строить все заново на руинах прошлого».

Определенное действие это все возымело. Во время суда над оклендской семеркой, адвокат защиты Малькольм Барнштейн сказал: «Нам здесь не требуются адвокаты… Нам здесь нужен Ли Фельзенштейн».

Летом 1968 года, Ли Фельзенштейн поместил в Barbобъявление. Текст его был кратким и ясным: старомодный человек, инженер и революционер ищет диалога. Спустя некоторое время его прочитала женщина по имени Джуд Милхон. Она подумала, что по сравнению с другими тонкими излияниями на задворках страниц Barb(«ТОЛЬКО ДЛЯ ДЕВУШЕК! Я умоляю вас и припадаю к вашим ногам!»), оно выглядело, как если бы его написал приличный и скромный человек. Это было как раз то, что ей нужно в этом сумасшедшем году. Для нее как для ветерана и активиста движения за гражданские права, были удивительны все политические и общественные события 1968 года. Весь мир, похоже, стремился развалиться на части.

Джуд была не только активистом, она была еще и программистом. Она была хорошей знакомой Ефрема Липкина, который также был участником движения, а он был компьютерным гением, который присылал ей головоломки для развлечения, так что она не засыпала, пока не ей не удавалось их все решить. Она изучала программирование и нашла его крайне занятным, хотя она так и не смогла понять, почему хакеры занимались им столь одержимо и всепоглощающе. Ефрем приехал к ней на побережье с востока страны и находился в ее обществе уже несколько месяцев, но все равно она чувствовала себя достаточно одинокой, чтобы связаться с человеком, который дал объявление на последних страницах Barb.

Джуд была худощавой и решительной блондинкой с твердым взглядом голубых глаз. Она немедленно окрестила Ли «квинтессенцией технопресмыкающихся» исключительно собственного производства. Непроизвольно, из-за ее позиции, и в особенности из-за ее настойчивой прямолинейности, закаленной в бессчетных испытаниях в различных коллективах, Джуд начала длительный процесс вытягивания личности Ли Фельзенштейна на поверхность. Их дружба была больше чем просто встречи и свидания, и продолжалась спустя много времени, после того как ее друг Ефрем приехал с восточного побережья. Ли подружился с Ефремом, который был не только активистом движения, но также компьютерным хакером. Ефрем не разделял взглядов Ли на то, что технология может как-то помочь миру; тем не менее десятилетняя боязнь компьютеров Ли начала подходить к концу. И вот, в 1971 году у Ли появился новый товарищ по комнате — компьютер XDS-940.