Барбара Картленд - Доллары для герцога Страница 10

— Герцога! — с презрением воскликнула Магнолия.

— На самом деле, — ответил отец, — я знаю, что твоя мать рассчитывала на принца, но, учитывая, что в Европе уже не осталось достойных и свободных от брачных уз кандидатов, английский герцог — не худший вариант. Все короли, которых она раскопала, к сожалению, соглашались соединить свою кровь тоже только с королевской!

В устах отца это звучало так забавно, что Магнолия невольно расхохоталась.

— Ты все обращаешь в шутку, папа, — произнесла она, посерьезнев. — А мне совсем не до смеха.

— Я понимаю, — ответил отец, — и, как только узнал, что задумала твоя мать, навел некоторые справки о герцоге Оттербернском.

— И что же ты узнал, папа?

— То, что он совершенно неожиданно унаследовал титул, поскольку его старший брат умер. Что он сделал блестящую карьеру в армии и был в состоянии содержать себя, пока не стал герцогом Оттербернским с кучей унаследованных долгов.

— С которыми он сможет расплатиться… моими деньгами, — резко сказала Магнолия.

— Не вижу другой причины, по которой английский герцог унизится до брака с простой американкой.

— Унизится? Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, — ответил отец, — что английские аристократы считают, что делают нам одолжение, разрешая подпирать их рассыпающиеся фамильные замки и модернизировать ветхие усадьбы в обмен на то, что наши дочери получат право разгуливать в их поеденных молью мантиях.

Магнолия от всей души рассмеялась, и смех ее был весьма мелодичным. Впрочем, улыбка вскоре сошла с ее губ.

— Но ведь… герцог будет… моим мужем. Я… думаю, вы можете… и так дать ему деньги… и… попросить его… оставить меня в покое.

— Это далеко не идеальное предложение, дорогая. Твоя мать спит и видит, как будет хвастаться: «Моя дочь — герцогиня!»

— Ты так говоришь, папа, словно… если я откажу этому герцогу, то мне… придется выйти замуж за другого?

— Точно! — согласился отец. — Но как бы то ни было, этот выглядит несколько лучше, чем все прочие кандидаты, которых рассматривала твоя мать начиная с того момента, как ты покинула классную комнату. Вот и все, что я могу сказать о человеке, которого ни разу не видел и который даже не удосужился пересечь Атлантический океан, чтобы познакомиться со своей невестой. Впрочем, все могло быть и хуже!

— Ах… папа!

В голосе Магнолии вновь послышался плач испуганного ребенка, внезапно ощутившего свою беззащитность.

На этот раз она не смогла удержать слез и, посмотрев на отца, отрывисто произнесла:

— Я думала… я надеялась, что ты спасешь меня. Я ждала, что ты наберешься храбрости возразить маме… Я была уверена, что ты придумаешь выход… Я не хочу выходить замуж за этого ужасного авантюриста, которого даже не волнует… белая я… черная… или мулатка… Что у меня может быть… заячья губа… или уродливая фигура… И все только лишь потому… что я богата!

— Ну, это не совсем так, — возразил отец. — Леди Эдит, несомненно, рассказала ему, что ты очень красива.

Увидев на лице дочери слезы, мистер Вандевилт прижал ее к себе и изменившимся голосом произнес:

— Не плачь, дорогая. Если тебе тяжело, подумай, каково мне. Можешь ли ты представить себе мое существование без тебя? Ты ведь знаешь, как я буду скучать по тебе?

Услышав в его голосе неподдельную муку, Магнолия расплакалась навзрыд на плече у отца, как в детстве, когда была еще совсем маленькой.

— Это… это так… так нелегко, папа!

Сообразив, что своими признаниями он только еще больше расстраивает ее, мистер Вандевилт усилием воли заставил себя заговорить бодрее:

— В наше время можно пересечь Атлантику за девять дней, и я обещаю, что, если твой муж меня пригласит, я буду приезжать к тебе дюжину раз в год. Кроме того, я думаю, у герцога найдется несколько неплохих картин.

— Если… они… у него и были… он их, наверное, давно уже продал.

— Весьма вероятно, что он не имеет права этого делать, — пояснил мистер Вандевилт. — Впрочем, есть у него картины или нет, я теперь стану частым гостем в Англии, потому что не смогу жить без тебя.

Магнолия подняла голову.

Она была очень красива, несмотря на то, что ее длинные темные ресницы слиплись от слез, ручьями стекающих по щекам.

Глядя на нее, мистер Вандевилт думал о несправедливости судьбы, обрекающей его дочь на брак с человеком, который интересуется лишь ее банковским счетом.

Но он слишком хорошо знал: все, что он говорил Магнолии, — правда.

Среди тех мужчин, кого мистер Вандевилт хотел бы видеть своим зятем, никто не согласился бы жениться на столь богатой невесте.

Остальные же обладали настолько дурной репутацией, что он не мог даже помыслить о том, чтобы подвергнуть свою дочь унижению, которое неизбежно повлечет за собой такой брак.

Некий юный итальянский принц, например, скандально прославился в Нью-Йорке своими экстравагантными выходками, сразу же после того как женился на одной богатой американской наследнице. Мистер Вандевилт надеялся только, что слухи об этом еще не достигли ушей его дочери.

Говорили, что за семь лет, прошедших после свадьбы, принц умудрился потратить более пяти миллионов долларов из наследства жены.

Он тратил их направо и налево: на азартные игры, на женщин разного сорта и цвета, на яхты, на дома, на фейерверки, на танцы, на музыкантов и на целое море выпивки.

Такой образ жизни сделал принца знаменитым в Европе и Америке, в то время как его жена, чьи деньги он расходовал с устрашающей скоростью, наоборот, превращалась в какого-то призрака: ее давно никто не узнавал в лицо и постепенно о ней забывали.

«С Магнолией этого не произойдет!» — поклялся себе мистер Вандевилт.

До него доходили и другие истории того же рода, и они приводили его в ужас.

Беда была в том, что, если супруга мистера Вандевилта хотела что-либо получить, она целиком сосредоточивалась на этом, и ничто и никто не могло остановить ее на пути к поставленной цели.

Мистер Вандевилт много путешествовал по Европе и знал, что английский джентльмен всегда ведет себя крайне почтительно по отношению к супруге. У него существует врожденное отвращение к огласке и скандалам любого рода, что вынуждает его вести себя в большинстве случаев осмотрительно.

Более того, английские аристократы всегда считали своим долгом заботиться о тех, кто от них зависит. Это не только касалось престарелых пенсионеров, обедневших родственников, богаделен и приютов для сирот; в эту же категорию попадали и их жены.

Поэтому, обдумывая будущее Магнолии с дотошностью, с которой он делал все в своей жизни, мистер Вандевилт склонялся в пользу англичан, считая свою любимую дочь слишком умной и тонкой для «золотой молодежи» Нью-Йорка; англичане представлялись ему все-таки меньшим злом.