Ребекка Флэйн - Виргиния Страница 10

Он взглянул на Генриетту, и с удивлением увидел в ее руках тонкий французский стилет.

— Кто знает, — ответила она на его молчаливый вопрос, — быть может мне суждено встретиться с ним первой.

— Это не для тебя, Генриетта, — нахмурился Ланс. — Оставь его нам. С такой безделушкой…

— Безделушкой? Да это один из лучших клинков, когда-либо завозившихся в колонию! Я выменяла его у одного француза в Тайндоллз-Поинт на горшок индейской целебной мази. Не знаю уж, помогла ли ему мазь, а стилет превосходен, и я сберегу его для Форка.

Она спрятала нож и продолжила:

— Ты не знаешь ненависти, Ланс. Я имею в виду ненависть, возникающую между мужчиной и женщиной. Бывали моменты, когда я действительно любила этого мерзавца, только не спрашивай меня, почему… Не знаю. Мой муж умер. Уолтер Клейборн погиб. Он же так домогался меня… И я, дура несчастная, поверила. Будь он проклят! Настанет день, когда…

Все это Ланс слышал уже не впервые. Но поверил окончательно лишь сейчас, увидев в ее руках сверкающую сталь. И все же легкий налет комизма на представшей его глазам сцене не укрылся от него, и он не сдержал улыбки.

Генриетта тут же замолчала, внимательно посмотрела в лицо юноши и… широко улыбнулась в ответ:

— А ты сильно изменился, парень! Вырос, возмужал… Голову даю на отсечение, без женщины тут не обошлось. Я вижу это по твоим глазам! Говори, кто она? Ты встретил ее в лесу? Она дикарка?

— Сущая дикарка, — мрачно кивнув, подтвердил Ланс.

Ланс Клейборн часто путешествовал один. Обычно ему это нравилось, но сейчас, возвращаясь домой, он скучал по обществу Натаниэля Бэкона. Его новый знакомый говорил мало, но все прекрасно понимал, и, в отличии от прочих новичков, недавно приплывших из Англии, любил колонию такой, какая она есть.

Проезжая теперь по поросшим лесом холмам, Ланс думал о индейцах, о том, что они, с их умением пользоваться каждым кустом, каждым оврагом, могут в любой момент незаметно окружить приграничные поселки.

Единственным способом остановить их между округами Памунки и Джеймс было держать их силой оружия в их собственных селениях. Подобные экспедиции дорого стоили, а иногда и дорого обходились: в 1656 году полковник Хилл был разбит, а индейцы страшно отомстили, убив по пять белых фермеров за каждого павшего воина.

Ланс слишком хорошо знал индейцев, чтобы их ненавидеть. Петиско был ему как брат, а племя чискиаков заменяло ему семью. Многие же фермеры походили на скот, который выращивали: их глаза не отрывались от земли и не видели первозданную красоту леса. Деревья раздражали их, поскольку бросали тень на посевы…

Ланс пришпорил коня. Утром он должен быть на пристани и отправиться вниз по реке на судне капитана Роджера Джонса до владений Уокеров. Он поклялся себе, что на этот раз не станет ломать комедию и честно скажет Истер, кто он такой на самом деле. А там — будь что будет!

Усак обещал ей вернуться до восхода луны и… Но что это? Глухой дробный звук достиг его ушей, перекрыв даже топот копыт скакуна. К северу от мыса Вест-Поинт грохотали барабаны… Нещадно нахлестывая коня, он понесся вперед. Бум-бум-бум — пульсировал лес, бум-бум — стучали копыта, бум-бум — стучалась в виски тревога…

Он влетел в поселок, опоздав всего на полчаса, и увидел солдат. Спешившись у таверны, Ланс вбежал внутрь, чтобы узнать новости и едва не сбил с ног капитана Джозефа Ингрема, распекавшего за что-то младшие чины.

— Слава Богу! — воскликнул Ингрем. — Само Небо послало вас, Клейборн! Вы едете на восток?

— Да, — ответил Ланс.

— Я попрошу вас передать срочное сообщение губернатору Беркли. Послать своего человека я, к сожалению, не могу.

— Но что произошло?

— Ад разверзся. Перекусите что-нибудь, и я вам все расскажу.

Ланс сел за стол и велел подать себе оленины и вина. Ингрем отложил бумаги и, словно собираясь с мыслями, задумчиво приглаживал рукой свои длинные волосы.

Наконец Ингрем заговорил:

— Я только что вернулся из Потомака. Там, в округе Стеффорд, две недели назад индейцы зверски убили некого Томаса Хена и его слугу. Они прибили их к дверям дома… Это были доэги. Жиль Брент и Джордж Мейсон с Аквила-Крик собрали людей и через несколько дней окружили индейцев в овраге, пока те спали. Когда закончилась стрельба и все были убиты, выяснилось, что там, кроме доэгов оказалась дюжина саскеханноков со своими скво. Вы понимаете, что это значит. Мы отправляемся прямо туда. Расскажите обо всем губернатору. Особо отметьте, что саскеханноки, и без того рвавшиеся на юг, получили теперь отличный повод для вторжения в Виргинию. Я жду нападения после первых заморозков. Индейцы не успокоятся, пока не отомстят за расстрел своих воинов, а по последним донесениям их ударный отряд достигает трехсот человек.

Ланс даже присвистнул.

— Войны не избежать, — продолжал Ингрем. — Саскеханноки столь многочисленны, что под угрозой все наши плантации, отсюда и до Окканичи-Айленда.

— Вы можете дать мне свежую лошадь? — решительно спросил Ланс.

— Конечно.

— Я немедленно отправляюсь в Джеймстаун.

Ланс быстро доел свою оленину. Предстояло страшное: потоки свирепых племен через границу, кровь, огонь, брошенные и разоренные земли…

Хозяин таверны снабдил Ланса припасами и зерном для лошади, и через полчаса юноша был уже в пути.

До памятной встречи на пристани Арчерз-Хоуп, никому еще не удавалось ранить сердце гордой Истер Уокер, хотя привлекала она многих. Ни Тому Хенсфорду, ни Джону Ли, ни даже Артуру Оллену, крайне искушенному в искусстве любви вдовцу, так и не удалось добиться благосклонности юной красавицы.

Она изменилась. Отцу более не приходилось упрекать ее за невнимательность к домашним делам: старый дом в Галл-Коув блестел, как новенький шиллинг, провизия на зиму была запасена…

Истер взяла на себя все заботы по ближайшим плантациям, а так как слуги любили ее, задача оказалась не столь уж непосильной.

Немногие свободные часы она посвящала раздумьям о том, кто спас ей жизнь, сам едва не погибнув. Кто он? Одевается как дикарь, но воспитан и умен. Нет, он не индеец и не фермер, а что-то больше… Но что?

Усак… Стоило ей произнести это имя, и сердце начинало бешено стучать. Он словно был воплощением прекрасной, загадочной, опасной Виргинии, и она любила его.

Истер пыталась расспросить отца о семьях, перебравшихся на крайний Запад. Среди прочих тот перечислил Майлнерзов, Уолкетов и Пейджей, неодобрительно называя их «эти люди», поскольку вместе с расположением губернатора они утратили и положение в обществе, и свои состояния, живя теперь трудом рук своих, как крестьяне. Они вечно будут посылать возмущенные петиции в Совет и Палату Общин. Отныне и навсегда, они — никто.