Эмма Драммонд - Танцовщица Страница 104

Январь незаметно перешел в февраль. Дни походили один на другой, и никто уже не утруждал себя изучением календаря. Затем Кимберли пережил страшный удар — смерть Джорджа Лабрама, погибшего, когда снаряд попал в Гранд-Отель. Настоящий герой — такой, каким мечтал стать фон Гроссладен, — американец пользовался огромной популярностью. Как ни глупо это выглядело, но многие верили, что буры специально убили человека, создавшего «Длинного Сесила». А когда во время его похорон, назначенных на поздний вечер для большей безопасности, начался обстрел, прошел слух, что это местные голландцы сообщили соотечественникам о времени и месте траурной церемонии, чтобы их месть преследовала Лабрама и в могиле. Общественное мнение вновь резко осудило жителей города буров, приведя к их полной изоляции.

В начале второй недели февраля появился еще один слушок, разраставшийся с невиданной быстротой. Все знали наверняка, что было получено сообщение, объявившее начало операции английских войск на следующий день. Все знали наверняка, но никто не видел самого сообщения. Информация передавалась как самая что ни на есть достоверная, и лица людей светлели. Затем на улицах города появились листовки, подписанные самим Родсом, призывающие женщин и детей прятаться во время обстрелов под землей. Советовали прийти к шахтам, где на лифтах людей опустят вниз, а там сразу же проведут в самое безопасное место.

Подобные объявления, видимо, означали, что Роде получил сведения о грядущей попытке врага захватить город или разбомбить его до прихода спасателей. Началась паника. Женщины, захватив одеяла и драгоценности, кидались к шахтам. Имеющие детей требовали, чтобы их пропустили в первую очередь, и тем, кто занимался спуском людей, чуть было не пришлось усмирять женский бунт.

Лейла весь день провела в одиночестве. Сильная головная боль приковала ее к кровати, а запах пороха и звуки взрывов лишь ухудшили состояние. Когда наступили сумерки, она встала, чувствуя себя разбитой и подавленной, — головная боль осталась в виде пульсирующих уколов за глазами. Флоренс, которая перед тем, как стать хористкой, работала в чайной, принесла последние кусочки хлеба, поджаренные и смазанные жиром, на котором она часом раньше готовила их дневную порцию мяса. Напиток, поданный с ними, был просто водой, которой залили старые чайные листики, но он оказался горячим и вполне подходящим, чтобы запить тосты. Салли получила чашку молока и оставшуюся половинку яйца. Они старались растягивать еду как можно дольше, так как каждое принятие пищи становилось важным событием в эти дни, когда больше нечего было делать.

Они все еще сидели за столом, когда звук шагов заставил Лейлу поднять глаза. Вивиан, в полном вооружении и очень серьезный, стоял за дверью, ожидая, пока его впустят. Лейла почувствовала тревогу.

— Что случилось?

Он посмотрел поверх ее головы на двоих оставшихся за столом и отвел Лейлу в дальний угол комнаты.

— Я сегодня встретил Джорджа Пика. Он сказал, что ты себя плохо чувствуешь, и я понял, что ты не видела объявлений. С тобой все нормально?

— Да. Какие объявления, Вивиан?

— Женщины и дети должны спуститься в шахты сегодня вечером. Я пришел, чтобы проводить тебя.

— В шахты?.. Кимберли будут атаковать? Скажи мне правду.

— Я не знаю правды, — признался Вивиан. — Есть определенные признаки того, что идущие нам на помощь войска начали наступление, но мы не знаем, чего ждать от буров. Если они уверены, что разобьют Робертса и его людей, то все внимание будет направлено на дорогу из Магерсфонтейна. Однако буры могут пойти на все, что угодно, лишь бы не допустить провала такой длительной осады. Они не любят терять людей в открытой борьбе, но, возможно, их командиры рискнут атаковать наших почти умирающих от голода солдат, чтобы захватить приз, о котором долго мечтали. С другой стороны, они могут усилить артиллерийский обстрел, который, как они надеются, заставит Кекевича сдаться, чтобы сохранить жизни людей и предотвратить разрушение города. В любом случае, тебе будет безопаснее с другими женщинами в шахтах. Вивиан взял ее за руку, добавив:

— Быстро собирай одеяла и подушки. Мои лошади ждут снаружи.

Лейла отчаянно сопротивлялась его попыткам подвести ее обратно к столу.

— Ты имеешь в виду, что Кимберли может вот-вот пасть?

Вивиан покачал головой, но выражение его лица было почти неразличимо в тени, отбрасываемой шлемом.

— Мы не позволим этому случиться. Иначе английская армия будет покрыта позором. Пожалуйста, собирайся. Я должен вернуться как можно быстрее.

Подсадив Флоренс на Тинтангеля и забросив ей на колени сумку с постельным бельем, Вивиан затем устроил Лейлу и Салли впереди себя на Оскаре и направился к шахтам, находившимся на другом конце города.

Лейла испытывала сильный страх, когда они скакали по пустынным темным улицам, где ежеминутно рвались снаряды и дрожала земля. Из детства вдруг всплыла фраза, которую им любил повторять священник: «Хотя я иду через долину, темную от смерти, я не должен ничего бояться». Ей казалось, что улицы Кимберли вполне подходят под то описание. Лейла подумала, а боится ли человек, который сейчас тесно прижимает ее к себе, понимает ли он, что каждый момент может стать последним.

Затем как яркий луч света мелькнула мысль, что в настоящий момент смерть станет залогом того, что они навсегда останутся рядом. Если их убьют, ей не придется видеть, как он уходит. Любовь к Вивиану охватила все ее существо, и Лейла откинулась назад, поближе к нему — все страхи были забыты, — повинуясь судьбе, решившей снова свести их вместе.

Прижавшись лицом к его груди, она слушала ровные удары сердца под ее щекой. Почему она отказалась от любви два года назад? Почему проделала то же самое здесь? Рози умерла с разбитым сердцем, но не жалея о любви к Майлсу Лемптону. Все, что она сделала ради любви к Вивиану, — только ранила их обоих и довела его до женитьбы, которая разрушила душу ее любимого.

Вскоре они добрались до шахт, присоединившись к потоку людей, толпящихся около подъемников; это место стало похоже на ад. Женщины визгливо ссорились с мужчинами, пытавшимися как-то организовать их. Дети хныкали от страха, усталости, голода, а матери почти не замечали этого, ни на минуту не прекращая борьбу за место в очередях, которые безуспешно пытались сдержать усталые шахтеры.

— Боже мой! — вскрикнул Вивиан, осаживая коня. — Неужели они не хотят, чтобы им помогли?

Подняв голову, Лейла тихо заметила:

— Они боятся, только и всего.

— Как и ты — заметил он с грубой нежностью. — Но если ты в состоянии оставаться спокойной, то почему они не могут?