Анн Голон - Анжелика. Война в кружевах Страница 11

На опушке расположилась компания оборванных военных, тех, чей предводитель помог Анжелике и мадемуазель де Паражонк. Когда появился королевский кортеж, двое солдат, стоявших во главе отряда, один с флейтой, а другой с тамбурином, заиграли военный марш. Всколыхнулись знамена, и предводитель двинулся вперед, а за ним тронулись офицеры и все небольшое войско.

— Великие боги, — произнесла какая-то дама, — кто эти пугала в отрепьях, и как они осмелились предстать в таком виде перед королем?

— Поблагодарите Небо за то, что вам не довелось столкнуться с этими пугалами каких-нибудь пару лет назад, — воскликнул, смеясь, молодой сеньор в ярком наряде. — Это бунтовщики из Лангедока!

Анжелика остановилась, словно громом пораженная.

Имя! Имя, которое она пыталась вспомнить, разглядев в тени лесной дороги пересеченное шрамом лицо гасконского дворянина, сейчас чуть не слетело у нее с языка: «Андижос!»

Бернар д'Андижос, тулузский дворянин, веселый прихлебатель с толстым брюхом, который разгуливал по залам отеля Веселой Науки, восхищаясь песнями и балами. Ведь именно он вихрем промчался через весь Лангедок, разжигая пламя одного из самых страшных мятежей, охватившего французские провинции.

Бывшая графиня де Пейрак вдруг отчетливо вспомнила блеклую зарю того печального утра, и еще одного товарища по некогда счастливым дням — юного Сербало. Полупьяный, он вытаскивает шпагу и кричит:

— Мадам, вы не знаете гасконцев. Я объявляю королю войну! За мной! Война королю!

А Сербало? Он тоже здесь, среди этих призраков прошлого, которое казалось Анжелике таким далеким, хотя не прошло еще и семи лет с несправедливого осуждения графа де Пейрака[13], которое послужило поводом для этих волнений?

— Бунтовщики из Лангедока? — жеманно повторила стоявшая рядом молодая дама. — Не опасно ли позволить им приблизиться к Его Величеству?

— Нет, не беспокойтесь, — ответил румяный молодой дворянин, оказавшийся не кем иным, как военным министром Лувуа. — Эти господа пришли, чтобы сдаться. После шести лет разбоев, грабежей и кровопролитных стычек с королевскими войсками мы можем надеяться, что наша прекрасная юго-западная провинция наконец вернется в объятия короны. Но потребовалось личное вмешательство Его Величества, чтобы разъяснить сеньору Андижосу бесполезность его мятежа. Наш государь обещал бунтовщикам спокойную жизнь и полное забвение былых ошибок. Взамен они должны выступить посредниками между короной и капитулами крупных городов юга Франции. Готов поспорить, что отныне у Его Величества не будет более преданных подданных.

— Что бы вы ни говорили, они меня пугают! — вздрогнув, сообщила жеманная дама.

Людовик спешился, и придворные поторопились последовать его примеру.

Андижос, находившийся всего в нескольких шагах от группы придворных, тоже спрыгнул с коня. Его вылинявшая одежда, поношенные сапоги, лицо, перечеркнутое свежим шрамом, резко контрастировали с блестящим обществом, двинувшимся ему навстречу. Он предстал в образе побежденного, у которого осталась лишь его честь, и потому смотрел на короля с гордо поднятой головой.

Остановившись перед государем, он решительным жестом вытянул шпагу из ножен. Придворные вздрогнули, словно в порыве защитить короля. Но тулузец воткнул шпагу в землю, с глухим треском переломил ее на две части и бросил их к ногам Людовика. Затем, сделав еще один шаг, встал на колени и поцеловал бедро короля.

— Прошлое есть прошлое, дорогой маркиз, — заговорил монарх, ласково положив руку на плечо бывшего мятежника. — Ошибаться позволено каждому, и подданные склонны к этому сильнее, чем короли. Благодаря помощи Всевышнего Божии помазанники могут более прозорливо управлять своим народом. Но не думайте, что это право без обязанностей, и одна из них — даровать прощение. У вас, мои мятежные подданные, хватило отваги, чтобы выступить против короны с оружием в руках, но этим вы вызываете у меня меньше возмущения, чем те люди, что находились рядом со мной, заверяя в своем почтении и преданности, между тем как я отлично знал, что они с легкостью предавали и в душе не испытывали ни подлинного уважения, ни настоящей привязанности ко мне. Я ценю честность в поступках. Итак, поднимитесь, маркиз. Я сожалею лишь о том, что вы сломали свою славную шпагу. Мне придется подарить вам другую, ибо я назначаю вас полковником и отдаю под ваше командование четыре полка драгунов. Теперь проводите меня до кареты. Вы поедете со мной, я приглашаю вас в Версаль.

— Ваше Величество удостаивает меня великой чести, — дрогнувшим от волнения голосом сказал храбрец Андижос, — но я не посмею сесть рядом с вами. Моя форма…

— Пусть вас это не беспокоит! Я люблю пропахшие порохом и войной формы, а ваша уже стала знаменитой. Я пожалую вам в точности такую же, и на ближайшем празднике вы появитесь в голубом жюстокоре с красной отделкой, только он будет расшит золотом, а не продырявлен пулями. Но это навело меня на мысль… Господа, — продолжил Людовик, оборачиваясь к придворным, — я уже давно намеревался учредить специальный наряд для тех, кто достоин особого уважения. Что вы скажете на это? Орден Голубого жюстокора! Мессир д'Андижос станет его первым рыцарем.

Придворные дружно зааплодировали в ответ. Не стоило сомневаться, что в скором времени голубые жюстокоры станут предметом всеобщего вожделения.

Бернар д'Андижос представил трех своих доверенных офицеров.

— Я распоряжусь, чтобы вашим людям был обеспечен самый радушный прием. Пусть они сегодня пируют, — и король обратился к одному из придворных: — Мессир де Монтозье, извольте позаботиться о наших храбрецах.

Все заспешили к экипажам. Охотники умирали от жажды и мгновенно раскупили прохладительные напитки: за королевской свитой всегда следовали мелкие торговцы, прикрепленные ко двору. Наконец, пришло время трогаться. Король торопился в Версаль. Наступала ночь, слуги кругом зажигали фонари и факелы.

Анжелика, удерживая Цереру на поводу, не знала, что делать. Она еще не оправилась от пережитого волнения, вызванного появлением Андижоса и бунтовщиков из Лангедока. Слова короля и его голос — красивый голос, в котором, невзирая на молодость монарха, порой прорезались отеческие нотки, — пролились на ее испуганное и изболевшееся сердце живительным бальзамом. Его речи она приняла и на свой счет.

Нужно ли подойти к Андижосу, показать, что она узнала его? Заговорит ли он первым? Что они скажут друг другу? Между ними встанет имя. Имя, которое они никогда не осмелятся произнести. И черная тень казненного опустится на обоих, заслонив собой яркое сияние праздничных бумажных фонариков…

Какая-то карета при развороте чуть не задела Анжелику.

— Что вы тут делаете? — прокричала мадам де Монтеспан, приоткрыв дверцу. — Где ваш экипаж?

— По правде говоря, у меня вовсе нет экипажа. Моя карета опрокинулась в канаву.

— Тогда садитесь ко мне.

Чуть дальше они подобрали мадемуазель де Паражонк и Жавотту, и все направились к Версалю.

Глава 4

Церемония раздела добычи. — Встреча со старыми друзьями

В ТУ эпоху леса почти вплотную подступали ко дворцу. Стоило выехать из густой сени деревьев, как на холме уже виднелись сверкающие в ночи высокие окна, за которыми бесчисленными звездами горели свечи.

Вокруг царила страшная суматоха. Король объявил, что не поедет в Сен-Жермен, как это было предусмотрено ранее, а намеревается провести в Версале еще три дня. Поэтому вместо того, чтобы собирать багаж, следовало устроить на ночлег Его Величество, членов его семьи и многочисленных почетных гостей, разместить в конюшнях лошадей и приготовить ужин.

Подъездной двор был настолько переполнен экипажами, охранниками и слугами, что карета госпожи де Монтеспан остановилась еще у ворот. Дамы вышли из экипажа. Атенаис сразу же «захватила в плен» веселая группа придворных, а Анжелика подошла к мадемуазель де Паражонк.

— Вам надлежит поторопиться, дабы не пропустить церемонию раздела добычи, — с глубокомысленным видом изрекла старая дева. — Ни в коем случае не опоздайте к началу церемонии.

— Но как же вы? — забеспокоилась Анжелика.

— Я собираюсь усесться на эту каменную тумбу. Только происки дьявола могут помешать какой-нибудь возвращающейся в Париж знакомой заметить меня. Ведь у меня нет королевского приглашения. Так что поспешите, красавица моя. Единственное, о чем я настоятельно вас прошу, — это заглянуть ко мне по возвращении в Париж и рассказать о тех чудесных мгновениях, которые вам суждено испытать в сиянии светила.

Анжелика обещала приятельнице рассказать обо всем, что она увидит, расцеловала ее и ушла, оставив в ночном тумане одинокую старушку в старомодной накидке с розовыми бантиками, набеленное лицо которой светилось от наивной радости — ведь сегодня ей довелось побывать так близко от королевского двора.