Меган Маккинни - Часы любви Страница 11

– Я не подчинюсь ему. Судьба Лира в моих руках, и гейс тут ни при чем. – Надменный и возмущенный Тревельян вновь уставился в окно кареты.

– В вашей гордости и ваше величие и ваше падение, милорд, – серьезно проговорил священник.

– А я полагал, что падение мое произойдет от гейса, – кольнул Тревельян сарказмом, словно рапирой.

Отец Нолан счел излишним отвечать.

Карета проехала под барбаканом[24] и загрохотала по двору замка. Она остановилась перед дверями большого зала, однако лакеи не спешили отворять дверцы кареты, пока Тревельян не дал им знак, означавший, что всякие разговоры в карете окончены.

– Вы направлялись домой, отец, когда я подобрал вас, но, может, вы хотите чего-нибудь выпить, прежде чем мой кучер доставит вас до места? – обратился Тревельян к священнику.

– Не женитесь на этой девушке.

Ниалл замер, не успев поднести занесенный палец к окошку кучера.

Он опустил руку, глаза загорелись гневом.

– Я женюсь через две недели. Элизабет – прекрасная женщина. Из нее выйдет превосходная жена. Я не собираюсь отказываться от нее.

– Вы не любите ее.

– Ну, это я узнаю в брачную ночь, и о подобных вещах мне бы не хотелось разговаривать со священником.

– Четыре года назад, когда вы собрались жениться на Мэри Морин Уилан, вы дошли до самого алтаря, прежде чем я заставил вас признаться в том, что вы не любите ее. Я спросил, будете ли вы любить Мэри Морин, как подобает любить жену, и вы не смогли солгать мне. Не следует делать этого и теперь, сын мой. Вы не любите Элизабет и добиваетесь новой трагедии.

Тревельян вскипел.

– Мне тридцать три года. Я имею право взять в дом жену, и никто не остановит меня.

– Любовь остановит вас, Тревельян. Вы не любите эту девушку. Она не подходит вам, и вы знаете об этом.

– Тогда поговорим о той, которая подходит, – проговорил Тревельян. – Сколько ей сейчас? Двенадцать? Тринадцать? Вы хотите, чтобы я взял в жены дитя и слушал рыдания этой девочки в брачную ночь? Таково ваше представление о любви?

– Вам нужно набраться терпения. Скоро она превратится в женщину, и тогда, завоевав ее любовь, вы поймете, что ждали целую жизнь ради нее, единственной и благословенной.

– Если мне предстоит подобное счастье, почему бы не поторопить события. Я расскажу девчонке о гейсе и заставлю ее выйти за меня.

– Рассказав ей о гейсе, вы ничего не добьетесь. Вы должны завоевать ее любовь без хитростей и принуждения. Если вы расскажете Равенне о гейсе, она выйдет за вас уже ради того, чтобы спасти графство Лир от гибели.

– Ах да, скорбная участь, грозящая Лиру, – усмехнулся Тревельян. – Объясните мне, почему Лир еще стоит на земле, раз ваш гейс существует. Прошло столько лет, гейс не выполнен, а если поглядеть вокруг, Лир, как и прежде, процветает и пребывает в покое. Так где же ваш гейс?

– Удача не оставит вас, пока Равенна не станет женщиной. Сейчас она только ребенок и еще не способна на зрелую любовь. Вы ничего не можете сделать, Ниалл. Вам остается просто ждать.

– Пора кончать эту муку, отец, – проговорил Тревельян, едва сдерживая гнев. – Я был добр к девочке. Всем, что у нее есть, она обязана мне. Дочь Бриллианы не выжила бы, если бы я не пожалел дитя и не предоставил ей возможность окрепнуть. Неужели никто не пожалеет меня?

– Милорд, щедрость ваша не была чрезмерной. Девочка общается с хулиганами, потому что остальные дети презирают незаконнорожденную. Лицо ее всегда в грязи, ноги босы. У нее есть одно только преимущество: ваши учителя научили девочку кое-чему, что может удержать ее от пути матери, но это все.

– Девочка может получить больше, если захочет. Расходы меня не смущают. Если у нее нет ничего большего, то лишь из-за упрямства Граньи. Старая ведьма не хочет брать от меня денег сверх того, что нужно Равенне.

Священник откинулся на спинку сидения и проговорил:

– Отмените венчание, милорд. Вы должны сохранять терпение.

– К тому времени, когда эта девочка, эта Равенна превратится в добрую женщину, способную сделаться моей подругой, мне пойдет пятый десяток. Столько ждать ради девушки, которая может не захотеть связать свою жизнь со стариком. – Тревельян постучал в окошко, стиснув губы в мрачной гримасе. Кучер спустился вниз, лакей открыл дверцу кареты.

– Сын мой, отмените свадьбу, – простонал отец Нолан, не делая движения вслед за графом. – Вы не хотите верить, но ведь гейс уже оправдался. Случится новое горе, если вы женитесь без любви.

– Отвезите его домой, – приказал Тревельян кучеру, поворачиваясь к священнику, оставшемуся в карете. – Слушайте меня, отец, и слушайте внимательно: ваша Равенна меня не интересует.

Он захлопнул дверцу и проследил взглядом за отъезжающей каретой.

Равенна едва сумела найти спальню Тревельяна среди многочисленных комнат замка. Были здесь комнаты для средневековых доспехов, оставшихся от рыцарей Тревельянов, комнаты для слуг, комнаты для купания, даже современные, обитые бархатом салоны для ухаживания за дамами, но лишь поднявшись по винтовой каменной лестнице в северную башню, Равенна обнаружила спальню хозяина замка.

Она сразу же поняла это. На двери был вырезан герб Тревельянов – гадюка и щит. Четыре трилистника на поле, разделенном зловещей полосой в форме гадюки… змия. Святой Патрик изгнал из Ирландии всех змей, но англичане Тревельяны символически вернули их в своем гербе. У Тревельянов не было девиза. Герб говорил все.

Глубоко вздохнув, чтобы собраться с духом, она открыла двери и заглянула внутрь. Прихожая, в которой она оказалась, служила библиотекой. Стен не было видно за шкафами красного дерева, заставленными книгами в кожаных переплетах. Возле очага стояли два кресла, но лишь одно из них обнаруживало признаки потертости на коже цвета бутылочного стекла, тем самым свидетельствуя об одиночестве хозяина.

Сердцем ощущая осуждающий скрип петель, Равенна прикрыла за собой дверь. Теперь она вошла в спальню. Постель Тревельяна, огромная, о четырех столбах резная каверна черного дерева, задрапированная зеленым бархатом, сама по себе являлась комнатой. Прошлое оставило следы на древнем дереве… особо впечатляющий разрез остался на одной из огромных луковиц на макушке столба. Обходя кровать, Равенна представляла себе захватчиков, вторгавшихся в замок в предшествующие столетия. Она была еще слишком юна, чтобы думать о ревнивых любовниках и обманутых мужьях.

Внимание ее привлекла небольшая дверца слева. Ступая по пышному оксминстерскому[25] ковру, Равенна все удивлялась тому, как приятно греет он ее босые ноги. Повернув бронзовую рукоятку, она оказалась в туалетной комнате лорда. С каждой стороны часовыми стояли украшенные инкрустацией гардеробы красного дерева. А под сделанным в форме щита зеркалом, на бюро, опиравшемся на четыре резные львиные лапы, лежал гребень Тревельяна.

Она поднесла вырезанную из черепахового панциря вещицу к свету окна, располагавшегося довольно высоко в стене туалетной комнаты. В зубцах гребня запутались три светлых волоса. С победным восторгом Равенна сняла их с расчески и зажала в ладони, удивляясь тому, как не похожи эти золотые нити на ее собственные волосы.

Внезапно послышавшиеся голоса заставили заледенеть ее кровь. Равенна уставилась на дверь гардеробной. Звуки то приближались, то удалялись, и она отчаянно пыталась определить, не находится ли их источник на лестнице в башню, или же она слышит лишь эхо, создаваемое движениями слуг. Голоса сделались громче, и вдруг раздавшийся скрип петель парализовал ее.

– Кевин, скажи Гривсу, чтобы приготовил наверху ванну и подал сюда обед. Сегодня я останусь в своих комнатах. – В голосе мужчины угадывался сдерживаемый гнев, он словно сосулькой пронзил Равенну ледяным страхом.

– Хорошо, милорд. Я пришлю наверх лакея, чтобы занялся очагами. Мы не ожидали вашего раннего возвращения, иначе камины были бы уже затоплены.

– Отлично. Отлично, – отозвался властный голос.

Двери скрипнули, закрываясь. Наступила тишина.

Равенна не смела вздохнуть. Осуществились самые худшие ее опасения. Владетель Тревельяна вернулся в свою спальню, и она попалась – в его собственной гардеробной.

Встав на стул под небольшим двойным окошком, она поглядела вниз. От усыпанного гравием двора ее отделяла сотня футов. Верная смерть. Неслышно девочка соскочила вниз, коснувшись пола грязными босыми ногами. Из башни можно было выйти лишь тем же путем, которым она вошла сюда: через спальню и прихожую, вниз по крутой винтовой лестнице.

Равенна подобралась к двери гардеробной под звуки сердца, выбивавшего в ее груди тяжелое стаккато[26]. Что он сделает, когда поймает ее? Воров иногда вешали. Значит, ее тоже повесят, или он все-таки помилует ее. Она заглянула в комнату.

Тревельян стоял возле окна. Равенна редко видела своего господина, она встречала его не более двух или трех раз, но он всегда производил на нее впечатление. Не слишком рослый, он всегда казался каким-то особенным; что-то злое в изгибе бровей, властный, пожалуй, даже жестокий блеск красивых голубых с зеленым отливом глаз, вполне убеждал ее – да что там ее, всех жителей Лира – в том, что он дьявольское отродье.