Эйна Ли - Любовные хроники: Флинт Маккензи Страница 11

По тому, как Флинт колебался, Гарнет поняла, что ему не хочется рассказывать о себе. Но вдруг, к ее удивлению, он стал продолжать:

— Нет, папа умер в Аламо. Мать привезла нас обратно на ранчо и там воспитала.

— Нас? — переспросила молодая женщина.

— Брата Люка, на два года старше меня, и Клива, который был на подходе.

— Мать снова вышла замуж?

— Нет. Вырастила нас одна.

— Должно быть, удивительная женщина.

— Больше такой не встречал.

Гарнет собралась было напомнить, что пришлось вынести южанкам во время войны, но побоялась, что Маккензи снова уйдет в себя, и вместо этого проговорила:

— Надо иметь большое мужество, чтобы хозяйничать на ранчо и воспитывать троих сыновей.

— Мужеством Бог ее не обделил. Мать погибла во время набега на ранчо команчерос, когда мы с братьями сражались за Конфедерацию. Убили и жену Люка, а его сын остался жив.

Флинт замолчал, и Гарнет спросила:

— А где теперь ваши братья?

— После войны Люк решил для разнообразия послужить шерифом в Калифорнии. Потом снова женился и теперь опять пасет скот на ранчо. Туда я и направлялся, но завернул в Дос-Риос.

— Мистер Маккензи, какая разница между команчами и команчерос? Они из разных племен?

— Команчерос не индейцы, а белые, но нападают вместе с краснокожими. — В голосе Флинта послышалась такая горечь, что Гарнет стало не по себе. — Жертвами негодяев становятся приграничные ранчо. Они воруют скот, насилуют женщин, убивают детей.

Его стали захлестывать мрачные воспоминания, и Гарнет поспешила спросить:

— А что с братом Кливом?

— Я слышал, он собирался в Даллас. Но думаю, тоже объявится на ранчо. Надо помочь Люку оклеймить скот.

Флинт встал и насыпал в котелок кофейных зерен. Он явно давал понять, что разговор о его родных окончен.

— Как было бы здорово, если бы и мой брат остался жив, — печально заметила Гарнет.

— А вы давно овдовели? — вежливо поинтересовался ее спутник, не переставая ворошить угли длинной палкой в костре.

— По правде сказать, я овдовела дважды. В шестьдесят первом году вышла замуж за Бобби Джо. Тогда нам с ним было по восемнадцать лет. Но вскоре после свадьбы он ушел на войну, и больше я его не видела.

— Где его убили?

— Его не убили… Он умер… э… в результате последствий болезни.

— Какой? — Флинт с интересом ждал продолжения.

— Подхватил… м-м-м… заразную болезнь.

Его удивило колебание женщины.

— Что-нибудь кишечное? — предположил проводник.

— Гонорея, — едва слышно прошептала Гарнет.

— Не понял. Что вы сказали?

— Бобби заразился гонореей в доме с дурной репутацией. — Она быстро поднялась, отошла в угол и, повернувшись спиной к спутнику, принялась возиться с волосами.

— Ваш супруг умер от венерического заболевания! — не сдержавшись, громко воскликнул Флинт.

— Именно так, сэр. — Гарнет круто обернулась и посмотрела ему в лицо. — Почему бы вам не выйти из пещеры и не объявить об этом с вершины самой высокой горы?

— Все равно, кроме Сэма, меня никто не услышит. А он в отличие от других не разносит слухов.

— К тому же я утверждала, что мой муж умер от последствий болезни, а не от самой болезни.

— Каких последствий?

— Когда он лежал на излечении, из-за того, что его болезнь считалась заразной, ему отказывали в удобствах, — и, заметив недоумение на лице Флинта, добавила: — Не подавали к постели «утку».

— Понимаю, понимаю, миссис Скотт. Продолжайте. — Флинт явно силился сдержать смех, чем еще больше раздражал Гарнет.

— Однажды ночью во время грозы ему пришлось выходить на улицу. Вот так поступали с заразными больными! В дворовый туалет, сэр! — Она сложила на груди руки и быстро закончила: — И когда он находился в нем, туда ударила молния.

Глаза Гарнет так сверкнули, что Флинт не осмелился расхохотаться.

— Из чего же вы заключили, что ваш супруг умер от последствий гонореи?

— Разве это не очевидно? — На лице женщины появилось презрительное выражение. — Если бы не болезнь, он никогда бы не оказался в дворовом туалете и его бы не убило молнией.

Качая головой, Флинт уселся на одеяло.

— Только женщины способны обладать подобной логикой.

Воцарилось долгое молчание, казалось, длившееся целую вечность. Наконец он мрачно спросил:

— И что же, этот самый Бобби Джо заразил и вас?

Гарнет задохнулась от гнева:

— Как вы посмели это спрашивать — даже не спрашивать, только подумать? Чудовищный вопрос! В нашу брачную ночь, сэр, Бобби Джо Ренфрю был так же невинен, как и я. Он был девственником! А на следующее утро отправился исполнять свой долг, и больше я его не видела.

— Видимо, он очень спешил исполнить то, что понимал своим долгом, — согласился Флинт, поглаживая густую бороду. — А что случилось с вашим вторым мужем?

— За мистера Скотта я вышла замуж в шестьдесят пятом голу. Он умер трагически. Оказывается, несколько лет испытывал мучительные боли. Как-то раз, когда меня не было дома, мистер Скотт написал, что больше не в силах мучиться, и застрелился в своем кабинете.

— Не он первый, — посочувствовал Флинт. — Во время войны я видел много мужчин с развороченными животами, которые приставляли пистолет к собственному виску. Куда он был ранен?

— Источник его боли находился в пальце ноги.

— Его ранили в палец? — Глаза Флинта от изумления полезли на лоб.

— Это была не рана. Мистер Скотт страдал подагрой.

— Подагрой! Сколько же ему стукнуло?

— Мистер Скотт был моим школьным учителем. Ему исполнилось пятьдесят пять, когда…

— Пятьдесят пять! Не так уж много, чтобы стреляться из-за боли в пальце.

— Я не договорила. Ему исполнилось пятьдесят пять, когда он стал моим наставником. Мне тогда было восемь.

— Вам восемь, а ему пятьдесят пять… — С устным счетом Флинт был явно не в ладах. — Значит, во время свадьбы жениху подходило к семидесяти. — Он встал и швырнул палку в огонь.

— Шестьдесят девять, — сухо поправила Гарнет и уставилась в костер, где, подобно ее гневу, ярким пламенем вспыхнула палка. — Но что это за допрос, мистер Маккензи? Мне вовсе не нравится чувствовать себя подследственной.

— Извините. Но, пожалуйста, продолжайте. Сколько лет вы были за ним замужем?

— Два года… Он умер в шестьдесят седьмом… Только не пытайтесь говорить о нем неуважительно. Мистер Скотт был достойным джентльменом и дал мне образование.

— А у него было имя?

— Фредерик. Фредерик Скотт. Но я привыкла звать его мистером Скоттом, потому что…

— Потому что он учил вас в школе, когда вам было всего восемь лет.

— Будьте добры, сэр, извольте не ухмыляться!