Мэри Бэлоу - Бессердечный Страница 12

– Да, – вздохнула крестная, – мне было бы спокойнее, если я знала бы, что она устроена в жизни, и увидела бы, как она держит на руках свое дитя.

Лорд Куинн снова сжал ее руку.

Анна чувствовала себя разгоряченной после быстрого танца, и это было заметно. Наполнив тарелки, герцог сел рядом с ней за одним из длинных столов и, открыв веер, начал осторожно обмахивать ей лицо. Анна благодарно засмеялась.

– А в Париже все мужчины пользуются веерами, ваша светлость? – спросила она.

– Конечно. Ведь я так делаю, а мода следует за мной.

– Вот как? Значит, в ближайшие недели в Лондоне появятся мужчины с веерами?

– Без всякого сомнения, – поклонился ей герцог.

– Как, должно быть, чудесно – жить в Париже, – задумчиво сказала Анна.

– Да, если вам нравится жизнь, наполненная легкомысленными развлечениями, ни один город не может сравниться с Парижем. А вам нравится такая жизнь?

– Не знаю, – рассмеялась Анна. – Я никогда не жила так. Я ведь только недавно приехала в город. Здесь я выгляжу, наверное, просто провинциальной простушкой.

Не обращая внимания на еду в тарелке, она поставила на стол локоть, оперлась подбородком на тыльную сторону ладони и улыбнулась ему. Она явно ждала комплимента и не сомневалась, что он последует. Никогда раньше она не вела себя так вызывающе. Это было чудесно.

– Если это так, боюсь, что я был не там, где нужно. Мне следовало бы тоже поселиться в провинции.

– Боюсь, что вы оказались бы в другом конце страны, ваша светлость. Ведь провинции в Англии так обширны.

– Вы правы. – Он на секунду перестал обмахивать ей лицо. – Какая удача, что, приехав, я остановился в Лондоне, вместо того чтобы ехать в провинцию.

Анна весело улыбнулась – она услышала то, чего ждала.

Герцог закрыл веер, и они приступили к ужину. Но, несмотря на то, что рядом с ними сидели лорд Куинн, ее крестная и Агнес с одним из своих кавалеров, которого выбрала леди Стерн, Анна почти не замечала, что происходит вокруг нее. Герцог, казалось, был так же увлечен ею, как она им. Он беседовал только с ней, забавлял ее рассказами о парижских людях и сплетнях. И его манера говорить заставляла Анну чувствовать себя особенной, не такой, как все женщины на этом балу.

Она играла в странную игру, незнакомую ей до этого вечера, на которую она считала себя неспособной всего несколько часов назад. Игру на одну ночь, и ночь эта подходила к завершению.

Ужин закончился, и гости начали подниматься, направляясь обратно в бальную комнату.

– Я буду иметь честь нанести визит леди Стерн завтра днем, если она будет дома, – сказал герцог Гарндонскнй. – Может, если погода будет хорошая, вы не откажетесь прогуляться со мной потом в Сент-Джеймском парке? Это обычное место прогулок всего лондонского света, как вы уже знаете, наверное.

Нет. Она не знала об этом. И она не могла – не должна была – принимать это приглашение. Нельзя заставить сказку стать реальностью. Конечно, для него ничего не значило потанцевать с ней или прогуляться. Ни то ни другое ни к чему не обязывало. Но это могло многое значить для нее. Она уже была влюблена в него, подобно тому, как обычно все девушки, читая «Золушку», влюбляются в сказочного Принца. Это была любовь, которая на следующий день оставляет только вздохи, но не настоящую боль. Однако если завтра они пойдут гулять вместе...

Анна не хотела влюбляться. Жизнь, которую она вела последние несколько лет, станет невозможной, если она будет так неосторожна, чтобы влюбиться. Ее здравый смысл говорил об этом. Она не должна позволять себе такую жизнь более чем на одну ночь.

– Значит, я должна молиться, чтобы погода завтра была хорошей, ваша светлость, – услышала Анна свой голос.

Герцог встал и подал ей руку. Когда она тоже поднялась, он поклонился ей и слегка коснулся губами ее пальцев. Анна с трудом сдержалась, чтобы не отдернуть руку, как от ожога.

Через пять минут она уже танцевала кадриль с незнакомым мужчиной. И улыбалась. Она чувствовала счастливую легкость, не покидавшую ее весь вечер. И чем больше она ругала себя за легкомысленный ответ герцогу, и чем больше говорила себе, что ей придется пожалеть об этом, тем беззаботнее она становилась. Несколько дней назад она пообещала себе два месяца свободы, хотя и не предполагала, что свобода может принести столько радости и новизны. Почему же она должна ограничиться одним днем? Почему не позволить себе повеселиться еще денечек? А может – и все два месяца. Как чудесно было бы жить целых два месяца такой волшебной жизнью.

Разве ее жизнь станет еще бесцветнее, чем была, если она позволит себе два месяца счастья? «Да», – говорил маленький демон внутри нее. Прежняя жизнь станет невыносимой, если она узнает другую, узнает, что можно жить иначе. Но вместе с тем Анна осознавала, что если она не позволит себе этого, то будет сожалеть до конца жизни.

Возможно, ее жизнь потянется унылой чередой серых будней. Она будет благодарна, если получится именно так. Ведь жизнь может стать гораздо хуже, если вернется он. Нет, конечно нет. Одна мысль об этом повергала Анну в панический страх. Она не сможет вынести такой жизни, скорее умрет.

Герцог Гарндонскин не танцевал. Он стоял у дверей, беседуя с маркизой де Этьен и двумя джентльменами. Но смотрел на нее. Поймав его взгляд, Анна послала ему ослепительную улыбку, прежде чем сосредоточить все свое внимание на партнере, с которым танцевала кадриль.

На следующее утро Люк поднялся рано, как делал это всегда, как бы поздно ни ложился. Поэтому он успел совершить долгую прогулку верхом и позавтракать, прежде чем к нему явился нежданный гость. Он пришел не по-светски рано, но в посетителе – которого Люк без труда узнал, хотя минуло десять лет с тех пор, как они виделись, – не было ничего светского. Он слегка располнел и стал чуть солиднее, так что выглядел на все свои двадцать девять, но это была единственная перемена. На нем был небрежно припудренный и завитый парнк, плохо сидевший сюртук, жилет, слишком длинный, чтобы быть модным, и натянутые на манжет бриджей чулки, хотя модным считалось носить бриджи поверх чулок. Это, очевидно, был человек, живущий в провинции и не придающий никакого значения городской моде.

– Вилл, – воскликнул Люк, когда Вильям Уэбб, барон Северидж вошел в комнату, едва не наступая на пятки дворецкому, который объявил о нем. – Приятель!

Лорд Северидж резко остановился, в изумлении открыв рот.

– Люк? Бог мой, это ты?

Несмотря на его слова, было ясно, что он узнал бывшего друга, потому как он схватил Люка за руку и несколько раз тряхнул ее.

– Какого черта сделал с тобой Париж?

– Ах, ты об этом, – догадался Люк, взглянув на свой шелковый утренний халат, который он надел после прогулки.