Карин Монк - Чужая вина Страница 12

— И все-таки я готов держать пари, что парень знает больше, чем говорит. — Начальник тюрьмы погладил седую бороду, пытаясь выглядеть проницательным. — Вы должны не спускать с него глаз. Сразу дать нам знать, если в доме что-нибудь исчезнет.

— Могу вас заверить, что буду внимательно наблюдать за Джеком. Но возвращать его в тюрьму я не собираюсь. А как же поиски лорда Рэдмонда? — спросила Женевьева, меняя тему. — Что вы намерены делать?

— Наши люди не пропустят ни одной таверны или гостиницы. Склад и другие подобные места в Инверэри мы тоже осмотрим, — ответил констебль Драммонд. — Мы обыскиваем каретные и прочие сараи во всех здешних домах и расспрашиваем людей, не заметили ли они чего-то необычного — например, не пропадала ли у них еда или одежда. Мы также проверяли все экипажи, выезжающие из Инверэри, особенно в Эдинбург или Глазго. Опасные преступники часто бегут в большие города, надеясь найти там работу и скрыться среди тысяч людей. Конечно, мы предупредили власти в Инвернессе, чтобы они немедленно его арестовали, если он там появится. У маркиза поместье на севере графства.

— Он совершил чудовищное преступление, — заметил Томпсон, наконец решившись расстегнуть одну пуговицу обтягивающего его жилета.

— Самое жестокое убийство, какое я когда-либо видел за двадцать с лишним лет, — добавил Драммонд, не сводя глаз с Женевьевы.

Ей неприятно было это слышать. Она никак не могла поверить, что беспомощный человек, лежащий сейчас на втором этаже ее дома, мог быть повинен в таком злодеянии.

Тем не менее Женевьева не удержалась от вопроса:

— А что именно произошло?

— Лорд Рэдмонд проломил одному бедняге голову камнем, — ответил начальник тюрьмы. — Впрочем, с его стороны это было милосердным поступком, ведь до этого лорд успел избить свою жертву до полусмерти.

Женевьева ощутила горечь во рту. Неужели все-таки Хейдон действительно жестокий, хладнокровный убийца? Она не хотела этому верить, но суд признал его виновным. Не напрасно ли она защищает его?

— Кого он убил?

— Власти не смогли опознать жертву. — Темные глаза Драммонда, казалось, сверлили ее насквозь. — Лицо было изуродовано до неузнаваемости.

Мысленному взору Женевьевы представились большие, сильные и в то же время изящные руки с длинными пальцами, словно предназначенными для того, чтобы касаться клавиш фортепиано или щеки любимой женщины. Она мыла эти руки, стараясь не причинить боли их хозяину. Она думала о том, как эти руки отшвырнули прочь надзирателя и Джек был спасен.

Неужели такие прекрасные руки могут забить человека до смерти?

— Кто-нибудь видел, как он сделал это? — слова давались ей с трудом, во рту внезапно пересохло.

— Свидетелей не было, — признал констебль. — Но несколько человек видели лорда Рэдмонда бегущим из доков, где нашли тело. Его руки и одежда были в крови. В суде это сочли убедительным доказательством.

Женевьева тщательно стряхивала воображаемую пылинку с платья, пытаясь не выдать своих чувств.

— А как это объяснил сам лорд Рэдмонд?

— Как и следовало ожидать. На него, видите ли, напали несколько человек, и, защищаясь, он случайно убил одного из них. Он утверждал, что не имеет понятия, кто это такие и какие у них могли быть причины напасть на него, кроме обычного ограбления. Ему не удалось убедить присяжных.

— Почему?

— Никто не мог подтвердить, что на него напали четверо. Как ему удалось от них отбиться? Скорее всего драка была один на один. Во время предполагаемого ограбления у него ничего не украли. А если лорд Рэдмонд в самом деле защищался, то почему он убежал, а не обратился к властям, как поступил бы на его месте всякий невинный человек? Наконец, он не смог найти никого, кто дал бы показания о его добропорядочности.

— Но ведь в его защиту могли выступить родственники или близкий друг?

— Никто его не защищал, кроме адвоката, который приехал для этой цели из Инвернесса. Обвинению же удалось заручиться свидетельствами многих знакомых лорда Рэдмонда о том, что он обладает буйным характером и пристрастием к выпивке. Некоторые видели, как он напился в таверне в тот вечер, когда произошло убийство, и едва не ввязался в драку с хозяином, прежде чем буяна вышвырнули оттуда.

— Какой стыд! — Томпсон сплел пухлые пальцы на круглом животе. — Обладать титулом и состоянием и абсолютно не уметь сдерживать себя! — Он говорил так, словно считал, что на этом основании упомянутые блага вполне могли бы принадлежать ему.

Женевьева ощутила тошнотворное чувство страха. Если человек, лежащий наверху в ее спальне, так опасен, как утверждают эти люди, она должна немедленно выдать его полиции, чтобы они могли арестовать его и вернуть в тюрьму. Но, если она признается, что помогала ему, ее арестуют тоже. Что же тогда будет с детьми? Конечно, Оливер, Юнис и Дорин охотно присмотрят за ними, но согласно ее договору с начальником тюрьмы право опеки принадлежит только ей. Никто не сможет убедить суд передать опекунство трем пожилым бывшим преступникам.

— Ну что ж. Мальчишка оказался совершенно беспомощен в этом деле, а мисс Макфейл не обнаружила никакой пропажи. Полагаю, мы можем откланяться, — предложил Томпсон, неуверенно глядя на констебля.

— Еще нет, — возразил Драммонд, не сводя глаз с Женевьевы. — С вашего позволения, мисс Макфейл, я бы хотел произвести здесь обыск.

Женевьеву бросило в жар.

— Я хотел бы осмотреть ваш каретный сарай, — уточнил констебль, заметив внезапный испуг девушки. — Маловероятно, что мы найдем нашего заключенного, но, как я уже упоминал, мы обыскиваем все наружные строения. Возможно, лорд Рэдмонд провел здесь ночь без вашего ведома.

Женевьева облегченно вздохнула.

— Конечно. Оливер проводит вас.

— В этом нет надобности, — вставая, произнес Драммонд, — Я уверен, мы сможем найти сарай сами.

— Нет уж, лучше я вас провожу, — сказал Оливер, неожиданно появляясь в дверях. — Не хочу, чтобы вы топтались по моему саду, — цветы хотя и в зимней спячке, но им это не понравится. Сейчас возьму куртку. — И он снова исчез.

— Еще один, которого вам никогда не удастся исправить, — заметил констебль Драммонд, почесывая бакенбарды. — Надеюсь, мисс Макфейл, вы присматриваете за ценными вещами, держа в доме столько преступников. Будет жаль, если вас ограбят в ответ на ваше великодушие — пускай даже опрометчивое.

— Кроме детей, у меня здесь нет никаких подлинных ценностей, констебль, — спокойно отозвалась Женевьева. — Все остальное не составит труда заменить. И никто из здесь живущих, включая Оливера, не помышляет о том, чтобы украсть что-нибудь в этом доме или, если на то пошло, где-нибудь еще.