Александра Рипли - Из золотых полей Страница 12

Его мать умерла от плеврита, когда Фрэнк учился в университете. Может быть, ма было и к лучшему — пожалуй, его женитьба на Кэтрин разбила бы ей сердце. Они поженились так внезапно и так далеко. Я узнал об их браке задним числом. Фрэнк познакомился с нею, когда путешествовал по Европе после окончания университета. Ему тогда было только двадцать три года. Наверное, столько же сейчас и вам?

Старик не ждал ответа на свой вопрос. Он смотрел в бокал.

— Он говорил, что это была любовь с первого взгляда, род сумасшествия. Фрэнк совершенно потерял голову. Он женился на ней всего лишь через неделю после того, как они познакомились. Обряд совершил мэр одного маленького городка в Швейцарии.

Нэйт подумал о Лили. Счастливец Фрэнк! Теперь Лили и Гидеон женаты уже почти четыре года, а его боль все не утихает и, наверное, не утихнет никогда.

— Кэтрин, разумеется, была авантюристкой без роду без племени, но мне это было неважно. Она была Фрэнку хорошей женой, хорошей матерью для его детей, и из нее вышла великолепная хозяйка дома. О многодневных приемах в Хэрфилдсе говорила вся округа, а о рождественском бале вспоминали почти до той поры, когда надо было устраивать следующий. Но самое главное — это то, что Фрэнк не переставал любить ее и был с нею очень счастлив.

Конечно, проблемы у них были. У кого их нет? — Графин со звоном ударился о край бокала. — После того как родился их первый сын, Кэтрин стала все время плакать. Врач говорил, что это ничего, с молодыми матерями такое бывает. Но когда очень скоро после первого родился второй мальчик, с нею случился нервный срыв, который длился несколько месяцев. К счастью, доктор подобрал для нее микстуру с опием, которая помогла ей оправиться. Кэтрин всегда была легковозбудимая, нервная. Но та микстура стала ее спасением. Нед и Чарльз были хорошими мальчиками, но ведь от мальчиков много шума, они залезают на деревья, падают с них, ломают себе руки и ноги и не всегда делают то, что им говорят. А для нервов Кэтрин это было тяжело.

Когда мальчикам было одному семь лет, а другому восемь, Фрэнк повез Кэтрин в Европу. Он сказал, что у них будет второй медовый месяц. Возможно, на самом деле он просто хотел дать сыновьям возможность подрасти на приволье без изнеживающей материнской опеки. У них был замечательный учитель, молодой парень, умный как черт и сильный как бык. Спуску он им не давал, но не подавлял их натуру. В общем, чем бы Фрэнк ни руководствовался, когда увозил жену в Европу, вышло как нельзя лучше. Когда через два года они с Кэтрин вернулись, Неду было десять, Чарльзу девять, и более мужественных мальчишек, чем были они, вам вряд ли доведется увидеть. Теперь у них была еще и маленькая сестричка, родившаяся в Венеции, и они в ней души не чаяли с самого первого дня, как ее увидели. И я с тех пор тоже очень ее люблю.

Франческа. Такое имя дала ей Кэтрин, но я с самого начала стал звать ее Чесс. Не люблю иностранных вычур. Мы все звали ее Чесс[3], и ей это имя как-то подходило. Все, кроме Кэтрин. Ей нравилось называть ее Франческой, она говорила, что это звучит романтично.

Но имя именем, а малышку она обожала. Она говорила, что ей всегда хотелось иметь маленькую дочку, чтобы наряжать ее. Как же чудесно они выглядели вдвоем в своих нарядных платьях с кружевами и оборками, и волосы у обеих одного цвета — серебряно-золотистые и блестят на солнце. Мальчики были чернявые, во Фрэнка, а Чесс — вылитая мать. И она была самой счастливой девочкой на свете, все-то она смеялась или пела, а то и одно и другое разом. И какая была умница! Я научил ее играть в шахматы, когда ей было еще только пять. Она сразу полюбила эту игру и думала, что ее назвали так в ее честь. Она любила все: собак, кошек, лошадей, птиц, цветы, деревья, даже облака на небе. И еще любила всех людей, даже свою гувернантку, которую все остальные ненавидели. Правда с Чесс даже она становилась совершенно другой женщиной. Из классной комнаты весь день доносился смех.

Но когда пришла война, смех в нашем доме умолк. Мальчики тогда только что закончили университет. Они сели на коней и вместе со своим отцом уехали на войну, похожие на трех мушкетеров. Чарльз погиб в той битве в диких лесах Виргинии, где Ли надолго задержал армию янки. Нед — в битве под Геттисбергом.

Кэтрин так и не смогла поверить, что они мертвы. Даже когда их тела привезли домой и мы похоронили их на семейном кладбище, она продолжала ждать от них писем и раздражалась, что они такие нечуткие, потому что не пишут ей, что с ними все в порядке.

Она даже пожаловалась тому офицеру янки, который командовал войсками, явившимися сюда. Она обвиняла янки в том, что они будто бы перехватывают почту.

Тогда на многих окрестных плантациях хозяевам пришлось туго, но Хэрфилдс почти не пострадал. Кэтрин приглашала офицеров к ужину, и так их очаровывала, что они забывали обо всем. И держали своих солдат в строгой узде. Кроме коров, свиней и лошадей, мы почти ничего не потеряли. До того дня, когда разом было потеряно все.

Фрэнк был ранен четыре раза, но все раны были легкие. Во время осады Питерсберга его отправили домой для поправки здоровья, но причиной тому были малярия и дизентерия, а не пулевое ранение. Он приехал в Хэрфилдс, чтобы набраться сил, а потом собирался опять вернуться под начало генерала Ли. И чем отчаяннее становилось наше положение, тем непреклоннее Фрэнк верил в дело Юга.

Он почти совсем уже поправился, когда до нас дошло известие о том, что Ли капитулировал перед генералом Грантом в Аппоматоксе. Я в тот день ругался на чем свет стоит, а Фрэнк — тот не сказал ни слова. Он сам навел блеск на свои сапоги и почистил форму. Пуговицы и те отполировал. Потом он пошел на кладбище, где были похоронены его сыновья, отдавшие свои молодые жизни за дело Конфедерации. Там Фрэнк засунул себе в рот свой офицерский пистолет и выстрелил.

Голова у него превратилась в кровавое месиво. Мы бы не смогли его опознать, если б не перстень с печаткой — гербом Стэндишей.

Бедняжка Чесс, это она его нашла. Потом она много недель каждую ночь просыпалась, захлебываясь от крика.

А Кэтрин не пролила ни одной слезинки. Она просто отгородила свое сознание от гибели Фрэнка, как раньше отгородила его от гибели сыновей. Только теперь она вычеркнула из него вообще всю войну и все, что с нею было связано. В том времени, в котором живет она, нападения на форт Самтер[4] не было. Сейчас все еще 1860 год, ее мальчики в университете, а муж вернется домой с минуты на минуту. Мы все подыгрываем ей, и она счастлива. Возможно, она единственный по-настоящему счастливый человек во всей Виргинии.

Огастес Стэндиш отодвинул свой стул от стола.