Александра Турлякова - Нуманция Страница 12

Наконец, она вырвалась, хрипло дыша, заговорила:

— Вы что..? Вы с ума сошли… Пустите меня..! Ну пустите же! — Рванулась, и он не стал удерживать её. Смотрел, как она прячется в своём углу, видел её открытые ноги. Улыбнулся, прощаясь:

— Ещё увидимся.

Вышел.

Утром он вернулся с дежурства уставший и злой, Гай помогал ему снимать кирасу, крутился рядом.

— Где она?

Раб поднял выцветшие глаза, дрогнул седыми бровями, шепнул:

— Спит, наверное… Я не видел её со вчерашнего дня…

Когда же он отдёрнул штору — её место оказалось даже не расправленным, она не ночевала дома, её не было!

— Где она?! — крикнул он, замахиваясь на раба. Гай вжал голову в плечи, оправдываясь:

— Я не знаю, господин, я не видел её… Со вчерашнего не видел…

Вылетел на улицу, усталость как рукой сняло, приказал приготовить себе коня, а сам пошёл к разведчикам просить собаку.

* * * *

Нуманция выглядела жутко. Всё, что можно было сжечь — сожжено, разрушено, превращено в развалины, вороны крутились над трупами, а по улицам пробегали брошенные собаки. Разброшенное тряпьё, мебель, битая посуда — всё это не представляло ценности для солдат и тех, кто пришёл после них.

Жуткое зрелище!

Но собака привела его именно в город, Марций шёл, ведя храпящего коня следом, старался дышать через раз, чувствуя тошноту от этого дурного запаха гари и разложения.

Конечно, он мог бы и сам догадаться, что она сбежит именно в Нуманцию, именно в свой дом. Сейчас он, правда, мало был похож на тот в день захвата, тем более, что сейчас он ходил по нему в сумерках, а не среди ночи.

Собака всё обнюхивала, настораживала лохматые уши, потом вскинулась и стремглав бросилась вверх по лестнице на второй этаж. Пока Марций привязывал коня к колонне, он услышал наверху девичий крик, бросился следом за собакой. Она лаяла оглушительно и звонко на весь пустой дом, и он легко нашёл её по этому лаю.

Свистнул, отзывая собаку, но она не услышала его, продолжая лаять. Марций вошёл в комнату и замер на пороге. Девчонка была здесь, стояла у стены, глядя ошарашено на бросающуюся на неё собаку. Видимо, та успела уже её укусить — на подоле туники у колена Марк заметил свежую кровь.

Рабыня вскинула подбородок, заметила вошедшего центуриона, закричала дрожащими губами:

— Уберите собаку!

Марций свистнул, подхватил собаку за ошейник, коротко приказал что-то, выводя за дверь. Когда вернулся, рабыня уже пыталась открыть ставни окна, но не успела, увидела его и повернулась к нему лицом, убирая руки за спину — упёрлась ими в подоконник.

— Не подходите ко мне… Я лучше в окно выброшусь…

— В закрытое?.. — Усмехнулся.

— Я уже открыла его, только толкнись…

— Второй этаж. Максимум, что ты сделаешь — это сломаешь себе ноги — небольше. Я тебя там и оставлю, в саду… Прыгай!

Рабыня забралась на подоконник, села боком, поджимая ноги, подтянула колени к груди, пряча в них лицо, зарыдала.

— Что вы сделали с моим домом?.. С моим детством… Вы всё… всё разрушили… Всех убили… Проклинаю вас за это… Ненавижу… Всю жизнь мою, семью мою, отца… Всё, что дорого было, что я любила… Дом мой… Боже!..

Он подошёл к ней и встал рядом, заговорил:

— Зачем ты вообще сюда вернулась? Ты же представляла себе, что увидишь. Что ты хотела?

— Оставьте меня! — Она быстро стёрла слёзы с лица, спустила ноги с подоконника, спрыгнула на пол. — Я не вернусь с вами… Я не буду… Что хотите, то и делайте, вы вообще обещали, что убьёте меня… Я не вернусь к вам… — Глядела прямо большими уверенными глазами.

— Я не обещал, что убью тебя.

— Мне всё равно. — Она попыталась обойти его, но он поймал за локти, прижал к стене, притиснулся к рабыне всем телом, шепнул:

— Так уж и всё равно?

Она отвернулась, глядела в сторону, а он рассматривал её лицо, поджатые губы. Немое сопротивление, желание освободиться во что бы то ни стало только рождали стремление подавить, заставить делать по-своему.

— Чего вы хотите? — Она подняла лицо к нему, смотрела снизу. — Вы уже получили всё, что хотели… Вам мало этого? Я уже отдала вам всё, что у меня было… Чего вы добиваетесь?.. Вам нравится мучить меня?.. Может быть, вы ненормальный человек?.. Вы преклоняетесь перед насилием? Да?

— Нет.

— Зачем вы ищите меня? Отпустите, дайте мне уйти, вы уже сделали это однажды в этом доме… в моём доме! Почему-то же сделали. И я…

— Нет! — он резко перебил её.

Ацилия сузила глаза:

— Я не вернусь с вами. Вы потащите меня силой? Свяжите?

— Если надо будет — свяжу!

— Вы не справитесь со мной, вы не посмеете…

— Потому что ты сенаторская дочь?

— Это мой дом! Это моя комната! Я родилась и выросла здесь!

— Да мне всё равно, сейчас ты МОЯ рабыня, МОЯ наложница… Хочешь ты этого или не хочешь! И если надо будет — я справлюсь, я возьму силой, то, что моё — это моё…

Она опустила голову, закусив губу. Позволив ему однажды, она оказалась в его власти целиком и полностью, и он это знал, он чувствовал свою власть.

— Я никогда не буду вашей. Даже если вы будете владеть телом, вы никогда не тронете мою душу, а в душе — я ненавижу вас! — Она вскинула на него глаза. — Слышите? Ненавижу! На всю жизнь… И почему в первый раз вы показались мне хорошим человеком? Когда отпустили почему-то, когда выкупили у этого Овидия… Если бы я больше ни разу не встретила вас, это мнение так и осталось бы, но вы — ненавистный мне человек, и нет в вас ничего хорошего…

Он отступил, отпуская её, произнёс:

— Пойдём…

Развернулся и пошёл к выходу, зная, что она всё равно пойдёт следом. Собака встречала его у выхода из комнаты, он погладил её по голове, потрепал мягкие уши, мельком глянул назад — рабыня по-прежнему стояла у окна. Но когда он спустился в атриум и завозился с конём, девчонка уже спускалась с лестницы с немым выражением отчаяния и предельной жертвенности на лице.

Марций подсадил её на коня, сам повёл его в поводу; собака бежала следом. Всю дорогу они не разговаривали. Ацилия смотрела по сторонам и часто оборачивалась назад, провожая Нуманцию глазами.

В лагере уже горели костры и постовые на воротах долго не хотели их пропускать, ведь Марций был не по форме.

У своей палатки он подхватил рабыню за пояс и снял с коня, Гай уже ждал их у входа, суетился, выламывая руки.

— Нагрей воды помыться!

— Хорошо, господин… — закивал в ответ головой.

Девчонка, прямо держа голову, зашла в палатку, Марций поставил трипод посредине, приказал:

— Садись!

— Зачем? — Она изогнула брови.

— Садись, кому говорю.