Ольга Крючкова - Счастливый выбор Страница 12

— Просто неслыханно! Скандал! Поднять руку — и на кого!!!

— Представьте мои эмоции, сударь.

— Да, да, представляю. Как я понимаю, вы хотите дать ход сему делу? — осторожно поинтересовался судья.

— Да, безусловно!

— Тогда мы отправимся с вами в полицейский участок… или нет, я приеду к вам со следователем, и вы напишете заявление в соответствующей форме. А дальше не извольте беспокоиться! Место пребывания негодяя известно, завтра же туда направится судебный исполнитель и по всей форме предоставит повестку к следователю. Мы из него всю душу вытрясем, ваше сиятельство!

— Надеюсь на это. Я остановилась в гостинице «Ренессанс». И вот, голубчик, вам за хлопоты. — Графиня протянула Боголюбскому несколько ассигнаций.

— Ах, ваше сиятельство! Но право же… — Судья сделал вид, что его смущают деньги, но… взял их.

Мистер Треверс просчитал все действия своей хозяйки. Он уже с наслаждением представлял, как графиня читает письмо и как мечется по гостиной в праведном гневе, как едет во Владимир, проклиная жестокосердного майора.

По его подсчетам, судебный пристав должен появиться в Митрофаново спустя три дня после отправки письма, и вероятнее всего днем, так как путь от Владимира неблизкий даже на казенных почтовых лошадях.

Мистер Треверс дождался дня, когда, по его мнению, должно свершиться неотвратимое возмездие, и направился в Митрофаново украдкой насладиться своей победой.

День был пасмурным, но теплым, и мистер Треверс надел плащ на всякий случай — а вдруг дождь все-таки начнется. И действительно, как только гувернер перешагнул через злосчастную межу, разделявшую поместья, начало накрапывать. Он натянул кепи, отогнул «уши» [10] и поднял воротник, решительно двигаясь к усадьбе господина Соболева. Англичанин просто не мог пропустить такого зрелища: фантазия рисовала ему, как пристав передает письмо майору, тот в растерянности, но, увы, — закон есть закон.

Когда гувернер завидел усадьбу, дождь уже набрал силу, и его плащ начал промокать. На отшибе стоял амбар, по всему было видно, что им не пользовались. Мистер Треверс быстро оценил расположение заброшенного строения: его узкие окна, находившиеся почти под потолком, выходили прямо на дом. Обзор из них охватывал весь внутренний двор. Англичанин тотчас направился к амбару и, войдя в него, занял наблюдательную позицию у окна, благо ему позволял это его высокий рост.

Англичанин провел почти час, но пристав не появлялся. Тогда он, снял плащ и разложил его на старом сене, чтобы тот немного обсох, и продолжил наблюдение. Прошло еще два часа: мистер Треверс начал чертыхаться — мол, эти русские вечно не торопятся, никакой у них дисциплины. Вот отправить бы этого пристава к лорду Бассету, тот бы научил его уму-разуму!

Неожиданно дверь отворилась, англичанин присел и притаился за небольшим стожком сена. В амбар вошла женщина в одежде простолюдинки, она развязала цветастый платок, стряхнула с него не успевшие впитаться капли дождя, и накинула на плечи.

Незнакомка огляделась и… увидела клетчатый плащ Треверса. Она ничуть не растерялась, понимая, что здесь явно не хозяин усадьбы: отчего ему таиться в амбаре?

— Кто тут? Отвечайте! Я вижу ваш плащ! Лучше выходите по-хорошему, иначе подниму крик, — пригрозила женщина, но на самом деле она не собиралась кричать.

Мистеру Треверсу ничего не оставалось, как покинуть свое убежище. Перед взором простолюдинки предстал высокий стройный мужчина средних лет, лицо которого украшали ошеломляюще красивые рыжие бакенбарды.

— Кто вы, сударь? — поинтересовалась женщина тоном, совершенно не свойственным простолюдинкам.

— А вы, голубушка? — задал встречный вопрос англичанин, не желая представляться.

— Я… да я решила от дождя укрыться, — ответила незнакомка.

— Хм… Я тоже спасаюсь от сырости…

— Странный у вас акцент, сударь? Вы — иностранец? — докапывалась настырная незнакомка.

— Возможно, — уклончиво ответил Треверс.

— Да, да! Но вы — не француз! Скорее, судя по вашему произношению, англичанин!

Ни один мускул не дрогнул на лице истинного сына Альбиона [11], хотя он и смутился.

— Вы, мне кажется, излишне умны для крестьянки, — заметил гувернер.

— Возможно, — ответила женщина в тон англичанину. — Значит, мы с вами не так просты…

— Что вы имеете в виду? — встрепенулся Треверс.

— Да ничего. Просто мы с вами находимся на земле помещика Соболева…

— И что? — перебил англичанин.

— У вас потрясающее самообладание, — констатировала незнакомка. — Признайтесь мне: за кем вы следите?

Треверс понял, что крестьянка вовсе таковой не является: чего она хочет? Он решительно направился к уже просохшему плащу и попытался поднять его. Но, увы, не успел.

Таинственная незнакомка прыгнула на него, словно тигрица, и вмяла своими формами прямо в сено.

— Су… сударыня… Что с вами? Встаньте…

Но незнакомка и не собиралась вставать.

— О! Как я люблю англичан! Вы такие сильные и выносливые! Возьми меня, мой Ланселот! — взмолилась она.

Мистер Треверс растерялся, но женщина так страстно впилась ему в губы, что… он и вовсе забыл, зачем забрался в амбар.

Дуняша, прислуга Анны Петровны, шла по двору, она торопилась занести в дом небольшой бочонок грибов, что хранился в отдельном погребе. Дождь уже заканчивался, но утоптанная лошадьми и домочадцами земля все равно была сырой. Девушка только сегодня надела новое ситцевое платье и теперь сокрушалась: подол точно испачкается — какая досада!

Неожиданно она услышала странные звуки, доносящиеся из амбара. Она подошла ближе и прислушалась.

— Господи помилуй! Убивают жертву невинную! Ой как кричит! — Она опрометью бросилась в дом, едва не выронив бочонок. — Василий Иванович! — позвала она дворецкого.

Тот услышал и недовольно откликнулся:

— Чего тебе, девка? Зачем шумишь? Барский покой нарушаешь!

— Скорее — убивают в амбаре! А то и наш покой будет нарушен, вот нагрянут полицейские с урядником!

— Чего ты болтаешь, дуреха?!

— Вот тебе крест? — Дуняша перекрестилась. — Женщину то ли душат, то ли режут!

От таких слов у дворецкого все похолодело в груди. Он кликнул мужиков, чтобы вооружились топорами да вилами, сам же взял пистолет и велел окружить амбар, откуда доносились странные звуки:

— Ох! Ах! Не могу больше! Растерзай меня! — восклицал женский голос. — Сделай мне больно! Это мне нравится!

У дворецкого округлились глаза, голос женщины был ему явно незнаком.