Забытые письма - Валентина Андреевна Степанова Страница 12

С приветом Лидия.

P.S. Получили ли поздравительное письмо с Днем Победы?»

Восьмое письмо Ивану Михайловичу Лида написала уже через два дня.

«17 мая 1945 г. г. Мары

Дорогой Иван Михайлович!

Как хочется видеть Вас, быть вместе, говорить с Вами, но Вы далёк… Поэтому мне хочется говорить с Вами письменно. Только второй день, как отправила Вам письмо, а сегодня тянет еще немного поделиться с Вами.

Жизнь моя идет как бы строго по расписанию, а оттого становится еще более неинтересной. Некоторое оживление приносят Ваши письма. Я читаю и перечитываю их; до чего же они милы и дороги для меня!

Я пишу Вам и отчего-то с замиранием в сердце боюсь писать о своих чувствах к Вам. Но это я откидываю и стараюсь убедить себя, что в этом нет ничего неприятного для меня. Что же здесь может быть нехорошего?!

Иван Михайлович, милый, хороший, дорогой, только в Вас одном я ясно увидела, нашла чудное и доброе сердце, богатую душу, глубокие чувства, чуткость, цельную натуру. Благородство Ваше, которым одарен редкий человек, и которое, конечно, не могло не взволновать мое сердце. Только в Вас я нашла идеал, о котором мечтала. Если раньше я очень боялась, и страшно было даже слышать слово «люблю», то теперь сама, не зная даже, любите ли Вы меня, сама первая произнесла его! Как изменилась я! Но я верю в Ваше благородство, и Вы должны понять душу живой девушки, и не осудить!

Я люблю Вас, люблю Вас безгранично, как только способно любить мое сердце! Могу повторить еще! Это же моя первая любовь!!! Если бы Вы могли меня видеть сейчас, то поняли бы без всяких слов по глазам моим, полным слез. Встретимся ли мы – не знаю, но любовь моя долго не угаснет, долго буду помнить, и любить Вас!

Я горжусь этим красивым чувством, т. к. Вы достойны моей чистой искренней любви!

Никому не могу открыться в этом. Кроме Вас одного, никому не известна эта сердечная девичья тайна. Мне хочется кому-нибудь излить свою душу, как бы мне стало легко! Но некому, нет настоящей подруги, которая поняла бы меня. Единственный мой друг, с которым я делю печаль и радость, – мама. Я не могу не поделиться с мамой чем-либо, иначе я просто не нахожу себе места и чувствую, что могу заболеть. Но сейчас, когда для меня это более серьезное, я не могу…

Мои родители вспоминают Вас крайне дружелюбно, лестно для меня, но, все равно не могу потому, что написала Вам о своей любви первая, чего никогда нельзя делать!

Знаю, каждый бы в таком случае в душе определенно осудил это признание, первое признание со стороны девушки, и это вполне справедливо, но в то же время обидно до слез… А возможно, такие мысли и у Вас промелькнули?! Как бы я хотела знать… Ни с кем и никогда в жизни я не могла бы быть так искренна, откровенна, правдива, как с Вами. Скрывать свои чувства даже необходимо, прекрасно знаю, но только не от Вас!

Всю молодость свою, всю свою жизнь я готова посвятить Вам, горячо любя!

С приветом Лида.»

Девятое письмо было написано еще через два дня.

«19.05.1945 г. г. Мары

Дорогой Иван Михайлович!

С каким волнением перечитываю Ваше письмо, полученное сегодня, но оно только от «24» апреля 1945 года. Да, падение Берлина было с жуткими боями, бои были жесточайшие…

Мысль о Вас не покидает меня. Где бы я ни была, чем бы ни была занята, с кем бы я не разговаривала, – в мыслях Вы один. Только Вы, Вы, Вы…

Всякие мрачные и нехорошие мысли стараюсь отбрасывать в сторону. С Вами же все благополучно, Вы остались живы, мой милый, мой любимый, иначе я не представляю.

Дорогой Иван Михайлович! Я глубоко понимаю, как тяжела для Вас смерть мамы. Нет слов, как тяжела эта утрата… Сколько Вам пришлось пережить?…

Как бы я хотела успокоить Вас, любимый мой, облегчить Ваше горе… Но разве я в силах это сделать? Вы не одинок, я с Вами всей душой! С Вами радуюсь, с Вами переживаю, лью слезы. Я буду часто писать Вам. Но этим разве я могу облегчить Ваши переживания?!

Не пишите мне: «Не забывайте». Этого никогда с моей стороны не может быть. Вас помнить буду всю жизнь.

Жду Ваших писем. Целую Вас.

Лида.»

Некоторая театральность писем немного напрягала чувства Оли. Но и во многом она готова была согласиться с неизвестной Лидией. Не любить ее дедушку Ивана Михайловича было просто невозможно! Он поддерживал мать и сестру с фронта не только советами, где купить сено для коровы, но и к кому обратиться о продаже его личных вещей, чтобы купить еды. Мать Ивана Михайловича умерла в последние недели войны, в апреле 1945 года. Война забрала у нее воевать четверых сыновей из шести. На фронте оставались двое старших детей, а на двоих младших она успела получить похоронки.

Свежий воздух и неторопливые мысли располагали ко сну. Но тут Оля вспомнила про бабушкин дневник. Она торопливо открыла сначала один, потом другой ящики своего стола. Перебирая бумаги и рисунки, сердце дрогнуло – вдруг не найдет. Но блокнот величиной чуть больше ладони был здесь! Пожелтевшие странички, исписанные синими и фиолетовыми чернилами, датировались на верхнем листке апрелем 1944 года.

– Бабушка, дорогая! Завтра обязательно все прочитаю, – пообещала Оля.

Тишина, наполненная только звуками природы, действовала как снотворное. Не выходя больше из своей комнаты, Оля перебралась на кровать. Уже через несколько минут она крепко спала под своим пологом от комаров, с открытым настежь окном, в июньскую теплую ночь, до самого утра.

Глава VIII. ТАЙНЫ, ТАЙНЫ…

Утро обещало интересный день: писем оставалось совсем немного. Проснувшись в десять часов утра и почувствовав себя вдруг в отпуске, Оля бодро приступила к выполнению обещанного себе интересного отдыха. Солнце в эти часы было на кухне в окнах для «ранних» пташек. Накрытый на столе легкий завтрак Оли в солнечных лучах еще приятно прохладного утра (но обещающего безоблачный и теплый день) просился на просторы Instagram. В саду «в зоне отдыха» еще глубокая тень от дома, и самым приятным местом показалась ей комнатка на первом этаже со славной историей. В разные годы существования этого дома она принадлежала многим членам семьи: дяде Александру, маме, дедушке Ивану, Оле и ее сестре Тане, а потом и бабушке в ее последние годы жизни.