Донна Гиллеспи - Несущая свет. Том 3 Страница 13

— Торгильд, Суния, оба приняты.

С полдюжины ветеранов, собравшихся возле арены, возмущенно зароптали — неужели в эти времена подлинное искусство гладиаторов ничего не стоит? Шпионы из казначейства недоуменно закрутили головами, перешептываясь.

Радость переполняла Ауриану. Ей хотелось выбежать на арену и обнять Сунию. Затем она успокоилась и, трезво поразмыслив, решила, что, скорее всего, Кораксу приказали оставить пока несколько женщин. Когда Суния проходила мимо Коракса, он жадным взглядом окинул ее тонкую, стройную фигурку, которую плотно облегала намокшая от пота туника. Коракс плотоядно облизнул свои губы и рукой обрисовал в воздухе очертания бедер Сунии.

Ауриана почувствовала прилив ярости. Так вот почему он оставил ее в Третьем ярусе. Ауриане было известно, что Коракс уже, по меньшей мере, дважды вынуждал Сунию уступать его сексуальным домогательствам, выбирая самые извращенные формы. Он заставлял ее под разными предлогами приходить в помещение, где хранились различные припасы, когда там никого не было. Суния стыдилась говорить об этом. «Значит, он еще не насытился», — подумала Ауриана.

На арену выходили все новые и новые пары. Коньярик, когда настала его очередь, выступил блестяще и легко прошел испытания. Он был в превосходной форме и значительно усовершенствовал свои навыки владения мечом. Когда схватка была остановлена, зрители единодушно разразились аплодисментами. Ветераны же просто обменялись одобрительными кивками. Коракс ухмыльнулся и тоже кивнул с таким видом, словно все эти аплодисменты были знаком признания его заслуг.

Ближе к середине дня Коракс, наконец, выкрикнул и ее имя.

— Целадон — Ауриана!

Количество зрителей к тому времени значительно увеличилось. Около дюжины наставников и гладиаторов верхних ярусов собрались возле арены. Таверны были закрыты, и других развлечений у них просто не было. Коракса охватила тревога, когда он узнал в этой группе Эрато, влиятельного тренера Первого яруса, который прохаживался взад-вперед, ощупывая новичков опытным хищным взглядом. Во всем мире не было человека, к которому Коракс испытывал бы большее презрение. На деньги, накопленные в былые дни, когда он честно выступал на арене, Эрато купил большой жилой дом, в котором Коракс снимал комнату, и почти сразу же повысил плату за жилье вдвое. Уже одно это было оскорблением. Но Эрато не успокоился, он дважды отнимал у него с попустительства префекта многообещающих учеников, нахально обвинив Коракса в том, что тот не способен обучить их всем правилам гладиаторского мастерства. Чтоб он провалился! И надо же было этому пирату появиться именно перед выходом Аурианы! Вечное невезение!

Ауриана быстро встала, почувствовав невероятное, почти животное возбуждение. В этот момент ее мысли были заняты Сунией. Это большая удача, что жизнь ее подруги пока вне опасности. Это придало Ауриане новые силы, наполнило ее вдохновением. Целадон взял себе первый попавшийся деревянный меч. Ауриана не спешила, проверяя мечи один за другим, пока не нашла то, что ей нужно.

Коракс подтолкнул ее рукояткой плети.

— Ты что букет цветов выбираешь на празднике весны? А ну двигайся быстрее, наглое отродье Мегеры, не то отведаешь плети.

Два служителя поспешно надели на обоих наколенники и налокотники. Целадон бросил взгляд на Коракса, в угодливой позе стоявшего перед наставниками Первого и Второго ярусов, затем перевел глаза на Ауриану, словно говоря ей: «Доводилось ли тебе видеть когда-нибудь такого идиота?» Этим он еще больше понравился ей. Целадон не был взят в плен на войне, не был он и преступником, которого отдали сюда в наказание. Он однажды рассказал Ауриане, что его прежний хозяин продал его школе, чтобы уплатить кредиторам, которые могли окончательно погубить этого работорговца, описав его имущество. К несчастью для себя Целадон обладал внушительной фигурой и мощными мускулами. Эти данные считались идеальными для ремесла гладиаторов, и за него дали неплохую цену. По лицу его можно было принять за палача, таким свирепым и жестоким оно казалось всем, кто видел Целадона в первый раз, но на самом деле он был совершенно другим. Ауриана всегда заставала его в добром расположении духа, ей он казался огромным, дружелюбным, неуклюжим медведем.

Бой начался спокойно. Поначалу Ауриана придерживалась осторожной выжидательной тактики, стараясь поймать своего противника на контратаках. Иногда нарочно открывалась, провоцируя противника броситься в атаку и забыть о защите. Взгляды толпы нервировали ее, мешали сосредоточиться. Ей очень не хотелось, чтобы эти невежественные чужаки пялили на нее глаза, когда она во время боя мысленно совершала ритуал Огня.

Вежливый обмен ударами продолжался с минуту. Прощупав возможности друг друга, противники перешли к более решительным действиям. Целадон предпринял глубокую атаку, чуть было не задев бок Аурианы. Та провела ответный выпад, после чего оба, разгорячившись, забыли об осторожности. Выпады, атаки, контратаки, обманные движения — все это следовало друг за другом с головокружительной быстротой.

Ауриане показалось, что за плечами у нее выросли крылья. На какое-то время она оказалась в совершенно другом мире. Зрители, арена, наставники, мрачные стены — все отодвинулось, исчезло в какой-то дымке. Она снова была в своей родной деревне и ступала по земле, плотно утоптанной ногами ее соотечественников, круживших в хороводе вокруг костра ночью в середине лета. Меч Целадона воспринимался ею как ритуальный предмет, вокруг которого она танцует. В следующий момент в своих мечтах она уже уносилась на коне, резво перебиравшем копытами. Встречные потоки ударяли ей в крылья, которыми все труднее становилось махать, а из-под копыт поднимались тучи пыли и песка. Ауриана принялась кружить вокруг Целадона, словно тот был столбом, вкопанным в землю ради хоровода, и сплетать тенета атак. В один краткий миг она растворилась во всех вещах, близких и далеких, а давние слова Рамис опять всплыли и ясно зазвучали у нее в голове, но она их скорее почувствовала, чем услышала: «Знай, слепая, что когда ты наносишь удар по своему противнику, ты бьешь и по себе».

Ауриана изо всех сил старалась сбросить с себя наваждение этих слов, потому что не хотела понимать их. Но вот все прошло, грезы рассеялись, и она вернулась в реальность. Но путешествие, которое Ауриана совершила в мечтах, не пропало даром. Она стала творить, перешла целиком к импровизации на всех стадиях схватки. Ветераны даже затруднялись правильно квалифицировать приемы, которые она применяла, а сама Ауриана почувствовала себя мощным, сильным животным, которое выслеживают охотники. Тихий, но настойчивый голос, зазвучавший в ее сознании, предупреждал, чтобы она не открывала всего, чем владела. Нельзя, чтобы эти люди видели радость на ее лице.