Если я король, ты будешь королевой - Ирма Гринёва Страница 13

На каждый свой вопрос Шейла находила аргумент, чтобы его не задавать. Еле выдавила из себя «Спасибо» за себя и за маму, на что мистер Гамильтон лишь мельком скользнул по Шейле взглядом. Ничего не сказал, но и неудовольствия не выказал, и Шейла отважилась, всё-таки, задать ему вопрос о друге. Даже не вопрос, а так, высказывание вслух: «Я очень беспокоюсь о мистере Олистере. Давно не получала от него вестей». Мистер Гамильтон ответил: «Он занят». Стало понятно, что дядя Астор жив и, как надеялась Шейла, здоров, и успокоилась.

14

Он обманул, обманул её! Вчера, когда поздно вечером они заселялись в придорожную гостиницу, она была такая уставшая, что не поняла, сообразила только утром. До Лондона ехать не больше четырёх часов, а они провели в дороге не меньше шести! И вид за окном совсем не напоминал пригород Лондона.

Шейла так разнервничалась, что, отбросив все свои страхи, спросила у него напрямую:

– Мистер Гамильтон! Куда мы едем?

– В «Убежище Хеллингли»17, – спокойно ответил он.

– Но это же так далеко от дома!

– Так будет лучше, – холодно сказал мистер Гамильтон.

Они тряслись в дилижансе ещё 2 часа, прежде чем попали в лечебницу. Мама, как будто поняв, куда её привезли, вдруг, сникла, замолчала, даже постарела. Уходя, посмотрела на Шейлу таким разумным взглядом, будто прощалась навсегда. Как нормальный, здоровый человек. Этот взгляд резанул по сердцу Шейлы острым ножом. Всё то хорошее, что шевельнулось у неё в душе по отношению к мистеру Гамильтону в дороге, вмиг улетучилось. Переплавилось в ненависть.

17 – другое название этого сумасшедшего дома в Восточном Суссексе «Адское убежище». Его построили в сельской глуши, чтобы кошмары внешнего мира не могли навредить пациентам. Там была собственная железнодорожная станция, ферма, водонапорная башня, морг, стоматологический салон, парикмахерская и многое другое.

15

В отсутствии мамы в доме поселилась пустота. Такая же пустота царила и в душе Шейлы. Темзы рядом не было, но был сад, в котором можно было прогуливаться. Но не гулялось. Закрыв глаза, в саду можно было представить себя в Гайд-парке сидящей на лавочке. Но ничем не хуже было сидеть на стуле перед открытым настежь окном. Так зачем утруждать себя одеванием, чтобы выйти в сад, если можно было оставаться дома? Вся библиотека была в распоряжении Шейлы, но прочитанное не шло на ум. Глаза скользили по строчкам, не улавливая смысла.

Готовить для себя одной не хотелось, и Шейла питалась, как птичка, хлебом и водой. Очень удивилась, когда дилижанс привёз продукты. Что, уже неделя прошла? А она и не заметила. Также как не замечала пыль, которая клубилась по углам комнат, осела тонким слоем на мебели, чётче выделила на полу дорожку шагов Шейлы из спальни в уборную, из уборной на кухню, из кухни к стулу около окна, от окна в спальню.

Ещё через неделю кучер дилижанса, помимо продуктов, передал Шейле два письма. Одно было от дяди Астора. Его Шейла вскрыла первым. Письмо было сухим, деловым. Дядя сообщал, что на основании Заключения, полученного из «Убежища Хеллингли», где графиня Мисти Беркерри официально признана недееспособной, все права на имущество и титул графини перешли к Шейле.

Второе письмо было от мистера Гамильтона. Не менее сухо и по-деловому он сообщал, что в ближайшую субботу состоится их венчание. А накануне к ней приедут портнихи со свадебным нарядом. «Накануне» это значит уже завтра.

Но, ни эта новость, ни новости из письма Олистера Астора, не взволновали Шейлу. Она уже разгадала коварный план мистера Гамильтона – он лишил её матери, он лишил её друга, ему осталось лишить её наследства и завладеть её титулом, а потом он дождётся, когда она сойдёт с ума в этом доме, и избавится от неё, безжалостно отправив в сумасшедший дом, как сделал это с её мамой. И она с этим смирилась.

16

Торжественная музыка, потрескивание множества свечей, назойливый запах еловых гирлянд, украшенных разноцветными лентами, в церкви святого Николая. Оно, всё-таки, состоялось здесь, её венчание. Но не тогда. И не с тем. Но не всё ли равно?

Шейла ничего не слышит. На все вопросы отвечает: «Да!» «Согласна ли она выйти замуж за мистера Кемпа Гамильтона?» – «Да!» «Согласен ли мистер Кемп Гамильтон взять её в жёны?» – «Да!» И на клятвы: «В болезни и в здравии, в богатстве и в бедности…» тоже отвечает – «Да!» И на слова священника: «Объявляю вас мужем и женой» тоже говорит – «Да!» И оседает на пол в обмороке.

Кемп успевает подхватить её, не даёт удариться об пол. Поднимает на руки и выносит из церкви, думая о том, что первый пункт мести графу Беркерри осуществлён. Он женился на его дочери, ведь она успела сказать «Да» до того, как отключилась. А ещё он думает о том, почему она такая лёгкая? Как пушинка. В подвенечном платье весит не больше, чем коробка с этим самым подвенечным платьем…

17

После свадьбы жизнь Шейлы резко изменилась. Дом наполнился людьми. В него переехал мистер Гамильтон и его помощник Экчери. Появились Веста и Калин. Мать и дочь. Веста отвечала за кухню и уборку. Калин была приставлена к Шейле в качестве горничной.

А ещё в доме поселились портнихи, так что дни Шейлы наполнились примерками. Она искренне не понимала, зачем ей нужен такой ворох одежды. Хватило бы и двух новых платьев на смену друг другу. Эта суета напоминала ей о тех днях… О тех счастливых днях, когда они были вместе – мама, папа и она, Шейла. В её воспоминаниях остались только эти, счастливые моменты, исчезли ссоры родителей, суровость отца, эгоизм матери.

Мама… Шейла так скучала по ней… Среди всех этих, неожиданно свалившихся ей на голову, людей она чувствовала себя очень одинокой, несчастной, потерявшейся. Исчез смысл её существования. Веста взяла на себя то, немногое, что ещё держало Шейлу на плаву, те привычные, бытовые мелочи, механически делая которые, можно было немного заглушить боль внутри от отсутствия мамы.

Те проблемы, которые исчезли с её отсутствием – боязнь лишиться крыши над головой, переживания по поводу её здоровья, тяжкие размышления будет ли у них на следующей неделе кусок хлеба и деньги на лекарства, всё это взял на себя мистер Гамильтон. Как и обещал. Но это не придавало Шейле уверенности в завтрашнем дне,