Маргарет Мур - Распутник и чопорная красавица Страница 14

— Не при слугах же, утеночек! — прошептала она, отстраняясь и садясь на место.

Хвала небесам, ужин был почти закончен — хотя что будет потом?

Вскоре все выяснилось. Маклохлан допил вино, отодвинул стул от стола и встал.

— Спокойной ночи, дорогая, — отрывисто произнес он. — Увидимся за завтраком.

Такого она не ожидала:

— Вы уже ложитесь?

Он покачал головой:

— Я еду в клуб. Не знаю, когда вернусь. Сладких снов, пышечка моя!

— Постараюсь, — ответила она, стараясь скрыть раздражение оттого, что он не сообщил ей о своих планах. — И все же, утеночек, не слишком задерживайтесь. День сегодня выдался долгим и утомительным.

— Ну разве что ради вас.

Он насмешливо осклабился и широким шагом вышел из столовой.

Утром на следующий день Эзме беспокойно бродила по малой гостиной графини. От волнения она не обращала внимания на обои с павлинами и соловьями, на резную лепнину. Она едва заметила резные позолоченные стулья и конторку с крышкой черного дерева. Почти всю ночь она провела без сна, ожидая, когда вернется Маклохлан, Наконец, ближе к рассвету, она задремала, и ей приснился Куинн Маклохлан в виде сатира, с рожками, шерстью на ногах и козлиной бородкой. Смеясь, он гонялся за ней, а потом схватил, повалил на землю и… Хуже всего то, что во сне она испытывала сильное возбуждение в его страстных объятиях!

Эзме надавила кончиками пальцев на закрытые, глаза, стараясь прогнать сон. Наверное, ей приснилось такое из-за вина. Обычно она почти не пьет, а накануне вечером выпила целых три бокала.

Время завтрака давно прошло, а Маклохлан все не возвращался. Эзме спрашивала себя: в самом ли деле он поехал в клуб? Может, он решил наведаться в какой-нибудь притон? А если так… скоро ли кто-нибудь сообразит, что в Эдинбург вернулся не граф Дубхейген, а его брат?

— Боже, ну и ночка!

Круто развернувшись, Эзме вздрогнула, увидев, что Маклохлан стоит, прислонившись к дверному косяку. Небритый, волосы растрепаны, галстук съехал набок, рубашка полурасстегнута! Лицо у него усталое, и все же он выглядит красивее, чем все знакомые ей мужчины. Что ж, в усталости и неряшливом виде ему нужно винить только себя. Если бы он не ушел, мог бы спать на чистой постели, в красивой комнате рядом с ее спальней… Да, совсем рядом…

Маклохлан без сил рухнул на стул и закрыл глаза.

— Никогда в жизни так не скучал! — произнес он с тяжелым вздохом. — Они болтали только о собаках и лошадях — и даже не о скаковых лошадях, а верховых для охоты… Мне казалось, я вот-вот сойду с ума!

Похоже, он в самом деле всю ночь просидел в клубе. Эзме испытала невероятное облегчение. И все же…

— Если там было так скучно, почему же вы не ушли?

Он приоткрыл глаза:

— Потому что я рассчитывал услышать там что-нибудь полезное. Так и случилось. Если у графа Данкоума финансовые трудности, то к большинству здешней знати это не относится. Если бы дело обстояло так, вряд ли они бы тратили столько денег на гончих и гунтеров! — Глаза у него снова закрылись. — Кроме того, я нашел покупателя на кобылу; он дает мне очень хорошую цену. Ему же я продам и мерина перед нашим возвращением в Лондон.

Эзме присела на краешек резного позолоченного стула у письменного стола и рассеянно открыла крышку чернильницы. В ней не было ни капли чернил.

— Надеюсь, в вашей подлинности никто не усомнился?

— Я и сам почти никого не узнал, так что… нет, никто не усомнился в моей подлинности, пышечка.

Она скрестила руки на груди:

— Пожалуйста, не называйте меня, пышечкой!

Он встал и подошел к ней, скрестив руки на груди:

— А вы меня — утеночком!

Если он думает, что она испугалась, он заблуждается!

— Я перестану звать вас утеночком, если вы перестанете звать меня пышечкой!

Он кивнул:

— Отлично! Значит, договорились. А теперь я иду спать. — Он направился к двери, потом остановился и с ухмылкой обернулся. — Неужели не пожелаете мне спокойной ночи?

Эзме едва не задохнулась от негодования:

— Мы сейчас одни и почти полдень, так что… нет, не пожелаю!

— Очень жаль! Вы замечательно целуетесь — для неопытной девственницы, — с невинным видом заметил он, открывая дверь.

Несколько дней назад ей бы захотелось швырнуть ему в голову пустой чернильницей за такое дерзкое замечание… А что сейчас? Сейчас она не знала, что и думать о Куинне Маклохлане.

Через два часа Эзме сидела за конторкой. Перед ней лежали несколько листков чистой писчей бумаги, перья и перочинный нож. Чернильницу наполнили самой лучшей индийской тушью; рядом стояла наготове песочница. Эзме дала дворецкому немного своих собственных денег и велела закупить необходимые письменные принадлежности.

Правда, об этом в письме брату она умолчала, только написала, что они прибыли, пока все идет хорошо и Маклохлан уже собрал кое-какие полезные сведения в клубе своего брата. В дверь постучали. Максуини протянул ей карточку на серебряном подносе:

— Миледи, вы дома?

Эзме взяла карточку и нахмурилась, прочитав, кто к ней пришел.

— Да.

Когда дворецкий вышел, Эзме закрыла крышку конторки и, подойдя к зеркалу, разгладила красивое платье из бледно-зеленого муслина в мелкий цветочек. В таком наряде она может чувствовать себя на равной ноге с леди Катрионой Макнэр, хозяйкой Данкоума, которая разбила сердце ее брата.

Глава 6

Когда Катриона вошла, Эзме постаралась скрыть изумление. Конечно, она понимала, что с их последней встречи прошло пять лет и люди не становятся моложе. Одета она была, как всегда, роскошно и стильно: в чудесную светло-серую ротонду с черной оторочкой и такой же серый чепец с черными бархатными лентами. Изменилась не манера, одеваться, а лицо Катрионы. Эзме видела Катриону лишь однажды, в тот роковой вечер, когда Катриона отказала Джейми, но она ни на день не забывала юную красавицу, околдовавшую ее брата.

Лицо Катрионы тогда было мягким, округлым; щеки — полными, розовыми. Сейчас она побледнела и исхудала. В ее зеленых глазах появилось затравленное выражение, похожее на то, что мелькало на лице Джейми, когда он думал, что Эзме на него не смотрит, а сам он глядел в окно в дождливый воскресный день.

— Здравствуйте, мисс Маккалан, — произнесла, хозяйка Данкоума, быстро оглядевшись по сторонам и убедившись, что они одни. — Не знаю, как и благодарить вас за то, что вы приехали в Эдинбург, чтобы помочь мне, — а особенно вашего брата, который это устроил.

Несмотря на то что она сильно изменилась и благодарила ее, Эзме не могла забыть, что Катриона бросила ее брата потому, что тот был слишком беден и незнатен и не мог стать подходящей парой для дочери графа.